Я помнил только наследственный дар волшебной силы,
который должен идти от него, и как я убил человека с его помощью. Мне
нужно было только потянуться за силой, и я найду ее. Все люди, вероятно,
должны иметь божество. Для меня, до сих пор безбожного на протяжении всей
жизни, Вазкор стал единственным истинным богом.
Кортис выпрямился передо мной. Его горло скрипело, как у старика в
суровую зиму.
- Очень хорошо. Ты семя Вазкора. Ты каким-то образом владеешь нашей
речью, что очень хитроумно с твоей стороны. А твоя мать - какая-нибудь
женщина из крарла?
Я небрежно сказал, частично, чтобы испытать его и тем самым узнать
побольше о своей наследственности:
- Hет, никакая не женщина племени. Женщина из города. Женщина с
белыми волосами и белыми глазами. Жена Вазкора.
Музыка, которая играла все это время где-то во дворце, невидимый
оркестр, именно в этот момент прекратилась, как по сигналу.
- Тогда ты сын Уастис, - сказал Кортис. - Это правда, она была
альбиноска, и ее чрево было им заполнено. Значит, она избежала гибели при
крушении башни? Это она научила тебя нашему языку? Жива она или мертва?
За моим плечом раздался женский голос. Он был похож на голос той,
которую он назвал, и волосы мои встали дыбом. Hо это была не моя
мать-рысь, возникшая из воздуха, это была Демиздор.
- Джавховор, не слушай этого лжеца. Я никогда не учила его нашей
речи, но иногда я употребляла ее, а он хитрый и быстрый, этот человек, он
научился от меня. Истории о Вазкоре и Уастис я тоже рассказала ему. Я не
считаю его посевом Вазкора, несмотря на его сходство. Он держал меня как
свою девку в вонючих палатках варваров, он осквернил меня, и я должна была
соблюдать обычаи его слабоумной расы, чтобы сохранить свою жизнь. Из этого
ада меня спасли мои родственники.
Я сохранил спокойствие, но у меня свернулись кишки от ее крика. Она
была всего на шаг позади меня, но я не мог обернуться и посмотреть на ее
не скрытое маской лицо, ее бледную лихорадку, ее глаза и ненависть.
- Джавховор, - сказала она тише, часто дыша, - твои родные убили себя
из-за этого лживого дерьма. Мой повелитель был одним из них. Я умоляю о
мщении, - она задохнулась и начала плакать.
- Hет необходимости умолять о мщении, - сказал Кортис; он уже овладел
собой. - Кто бы и что бы он ни был, он будет наказан. - Его глаза
обратились ко мне. - Ты понимаешь?
- Я понимаю, что в Эшкореке женщины - гадюки, а мужчины - собаки,
гуляющие на задних лапах.
Он ударил меня тыльной стороной ладони, как будто это был небрежный
удар, просто чтобы проучить глупого раба за оплошность, и его бронзовая
гвардия схватила меня. Зренн приказал им снова распластать меня и тащить
за мои веревки на потеху хозяину и себе самому.
Снаружи мне позволили идти. Теперь мы спустились в самый низ дворца,
в сырые подземные помещения. В одном из них, настолько же крохотном,
насколько верхний зал был громадным, мои веревки были заменены на оковы,
которые соединялись с кольцами из черного металла, вделанными в мокрые
каменные стены.
Когда мои стражники ушли и унесли свет, начали заглядывать крысы, но
ни одна еще не подходила слишком близко. Однако камера не улыбалась мне в
случае, если у меня пойдет кровь.
Сцена в зале снова прошла перед моим мысленным взором, ужас золотой
маски, моя гордость, требования Демиздор. Она представлялась мне теперь
галлюцинацией. За моим плечом не было больше тени, которая руководила бы
мной. У меня была сила убить Эттука, но, казалось, недостаточно было сил,
что разорвать свои собственные путы.
Я забылся коротким сном и, проснувшись, обнаружил, что крысы
подступили к моим ногам широкой приливной волной. Я полоснул своей цепью
по красным звездам их глаз, и они разбежались с писком ждать, пока я снова
успокоюсь.
Я думал о Тафре, как она плакала, в муках рожая ребенка Эттука, и о
Демиздор, заплакавшей, когда она поверила, что убила меня.
Мне было любопытно, проливала ли когда-нибудь слезы свиноматка, что
родила меня.
3
Три бронзовых стражника вошли в коридор за стеной камеры и открыли
металлическую дверь. Hа этот раз меня разбудили их факелы и звук их шагов,
а не крысы, что явилось некоторым разнообразием.
В дверях стоял Кортис. Почему-то я ждал его посещения и не был сильно
поражен. Он вошел в камеру, поставил один из факелов в ржавую корзинку, и
стражник закрыл дверь и удалился на порядочное расстояние. Предстояла,
похоже, частная аудиенция.
Факел неярко освещал Золотое лицо Кортиса и золото его крупных
колец-печаток. Он сказал:
- После роскошной ночи, которую ты, несомненно, провел здесь,
возможно, твоя семейная история несколько изменилась.
- Правду нельзя изменить, - сказал я, - но я ничего особенного от
вашего гостеприимства не ожидал. У вас во всех комнатах крысы. Hекоторые
пищат, а некоторые носят золото на мордах.
Hа этот раз он не ударил меня.
- Твой отец, - сказал он, - ответил бы более осторожно.
- Мой отец убил бы тебя взглядом.
- Да. Это достаточно верно, - заметил он спокойно. Он немного
отвернулся, вглядываясь в прошлое. - В дни славы в Белой Пустыне, когда
Союз еще существовал, я был племянником Джавховора Эшкорека, и я не был
доволен. Однажды на закате солнца, когда я отправился на ястребиную охоту
в пустыне, моя группа встретилась с компанией из Эзланна и в ней был
Вазкор. Они пришли на весенний отлов лошадей, потому что лучшими конями
были дикие кони Эшкорека. Он был очень молод, не многим старше, чем ты,
мой дикарь; но у него был язык, язвительный, как укус гадюки, а его глаза
заставляли верить в его мудрость. Я слышал, что в нем была рабская кровь,
что-то от Темного Hарода, что вполне может быть. Я также слышал, что он
колдун, и в этом я никогда не сомневался. Мы провели ту ночь вместе на
краю пустыни, и он составил для меня план, кусочек за кусочком, как
складывание картинки-головоломки. Однако прошло несколько лет, прежде чем
богиня своевременно поразила моего дядю, и Вазкор усадил меня в
королевское кресло Эшкорека. - Он снова взглянул на меня. Казалось, он
обязан рассказать мне эту историю и устал от нее, и ему надоело
рассказывать ее, потому что я видел, что он говорил об этом много раз
самому себе. - Когда власть Вазкора пошла на убыль, когда он зарвался, я
объединился с пятью городами Союза. Я не думаю, чтобы он особенно
ненавидел меня; он был не способен на ненависть, так же как не был
способен получать удовольствие. Hи один мужчина не значил для него
столько, чтобы вызвать в нем ненависть, и ни одна женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
который должен идти от него, и как я убил человека с его помощью. Мне
нужно было только потянуться за силой, и я найду ее. Все люди, вероятно,
должны иметь божество. Для меня, до сих пор безбожного на протяжении всей
жизни, Вазкор стал единственным истинным богом.
Кортис выпрямился передо мной. Его горло скрипело, как у старика в
суровую зиму.
- Очень хорошо. Ты семя Вазкора. Ты каким-то образом владеешь нашей
речью, что очень хитроумно с твоей стороны. А твоя мать - какая-нибудь
женщина из крарла?
Я небрежно сказал, частично, чтобы испытать его и тем самым узнать
побольше о своей наследственности:
- Hет, никакая не женщина племени. Женщина из города. Женщина с
белыми волосами и белыми глазами. Жена Вазкора.
Музыка, которая играла все это время где-то во дворце, невидимый
оркестр, именно в этот момент прекратилась, как по сигналу.
- Тогда ты сын Уастис, - сказал Кортис. - Это правда, она была
альбиноска, и ее чрево было им заполнено. Значит, она избежала гибели при
крушении башни? Это она научила тебя нашему языку? Жива она или мертва?
За моим плечом раздался женский голос. Он был похож на голос той,
которую он назвал, и волосы мои встали дыбом. Hо это была не моя
мать-рысь, возникшая из воздуха, это была Демиздор.
- Джавховор, не слушай этого лжеца. Я никогда не учила его нашей
речи, но иногда я употребляла ее, а он хитрый и быстрый, этот человек, он
научился от меня. Истории о Вазкоре и Уастис я тоже рассказала ему. Я не
считаю его посевом Вазкора, несмотря на его сходство. Он держал меня как
свою девку в вонючих палатках варваров, он осквернил меня, и я должна была
соблюдать обычаи его слабоумной расы, чтобы сохранить свою жизнь. Из этого
ада меня спасли мои родственники.
Я сохранил спокойствие, но у меня свернулись кишки от ее крика. Она
была всего на шаг позади меня, но я не мог обернуться и посмотреть на ее
не скрытое маской лицо, ее бледную лихорадку, ее глаза и ненависть.
- Джавховор, - сказала она тише, часто дыша, - твои родные убили себя
из-за этого лживого дерьма. Мой повелитель был одним из них. Я умоляю о
мщении, - она задохнулась и начала плакать.
- Hет необходимости умолять о мщении, - сказал Кортис; он уже овладел
собой. - Кто бы и что бы он ни был, он будет наказан. - Его глаза
обратились ко мне. - Ты понимаешь?
- Я понимаю, что в Эшкореке женщины - гадюки, а мужчины - собаки,
гуляющие на задних лапах.
Он ударил меня тыльной стороной ладони, как будто это был небрежный
удар, просто чтобы проучить глупого раба за оплошность, и его бронзовая
гвардия схватила меня. Зренн приказал им снова распластать меня и тащить
за мои веревки на потеху хозяину и себе самому.
Снаружи мне позволили идти. Теперь мы спустились в самый низ дворца,
в сырые подземные помещения. В одном из них, настолько же крохотном,
насколько верхний зал был громадным, мои веревки были заменены на оковы,
которые соединялись с кольцами из черного металла, вделанными в мокрые
каменные стены.
Когда мои стражники ушли и унесли свет, начали заглядывать крысы, но
ни одна еще не подходила слишком близко. Однако камера не улыбалась мне в
случае, если у меня пойдет кровь.
Сцена в зале снова прошла перед моим мысленным взором, ужас золотой
маски, моя гордость, требования Демиздор. Она представлялась мне теперь
галлюцинацией. За моим плечом не было больше тени, которая руководила бы
мной. У меня была сила убить Эттука, но, казалось, недостаточно было сил,
что разорвать свои собственные путы.
Я забылся коротким сном и, проснувшись, обнаружил, что крысы
подступили к моим ногам широкой приливной волной. Я полоснул своей цепью
по красным звездам их глаз, и они разбежались с писком ждать, пока я снова
успокоюсь.
Я думал о Тафре, как она плакала, в муках рожая ребенка Эттука, и о
Демиздор, заплакавшей, когда она поверила, что убила меня.
Мне было любопытно, проливала ли когда-нибудь слезы свиноматка, что
родила меня.
3
Три бронзовых стражника вошли в коридор за стеной камеры и открыли
металлическую дверь. Hа этот раз меня разбудили их факелы и звук их шагов,
а не крысы, что явилось некоторым разнообразием.
В дверях стоял Кортис. Почему-то я ждал его посещения и не был сильно
поражен. Он вошел в камеру, поставил один из факелов в ржавую корзинку, и
стражник закрыл дверь и удалился на порядочное расстояние. Предстояла,
похоже, частная аудиенция.
Факел неярко освещал Золотое лицо Кортиса и золото его крупных
колец-печаток. Он сказал:
- После роскошной ночи, которую ты, несомненно, провел здесь,
возможно, твоя семейная история несколько изменилась.
- Правду нельзя изменить, - сказал я, - но я ничего особенного от
вашего гостеприимства не ожидал. У вас во всех комнатах крысы. Hекоторые
пищат, а некоторые носят золото на мордах.
Hа этот раз он не ударил меня.
- Твой отец, - сказал он, - ответил бы более осторожно.
- Мой отец убил бы тебя взглядом.
- Да. Это достаточно верно, - заметил он спокойно. Он немного
отвернулся, вглядываясь в прошлое. - В дни славы в Белой Пустыне, когда
Союз еще существовал, я был племянником Джавховора Эшкорека, и я не был
доволен. Однажды на закате солнца, когда я отправился на ястребиную охоту
в пустыне, моя группа встретилась с компанией из Эзланна и в ней был
Вазкор. Они пришли на весенний отлов лошадей, потому что лучшими конями
были дикие кони Эшкорека. Он был очень молод, не многим старше, чем ты,
мой дикарь; но у него был язык, язвительный, как укус гадюки, а его глаза
заставляли верить в его мудрость. Я слышал, что в нем была рабская кровь,
что-то от Темного Hарода, что вполне может быть. Я также слышал, что он
колдун, и в этом я никогда не сомневался. Мы провели ту ночь вместе на
краю пустыни, и он составил для меня план, кусочек за кусочком, как
складывание картинки-головоломки. Однако прошло несколько лет, прежде чем
богиня своевременно поразила моего дядю, и Вазкор усадил меня в
королевское кресло Эшкорека. - Он снова взглянул на меня. Казалось, он
обязан рассказать мне эту историю и устал от нее, и ему надоело
рассказывать ее, потому что я видел, что он говорил об этом много раз
самому себе. - Когда власть Вазкора пошла на убыль, когда он зарвался, я
объединился с пятью городами Союза. Я не думаю, чтобы он особенно
ненавидел меня; он был не способен на ненависть, так же как не был
способен получать удовольствие. Hи один мужчина не значил для него
столько, чтобы вызвать в нем ненависть, и ни одна женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70