Маска
принадлежала ей.
Я вспомнил, что Котта говорила об этом накануне Обряда для мальчиков,
и как Тафра вся съежилась тогда.
- Она причинила тебе вред, эта женщина из Эшкира?
- Hет, - сказала Тафра, - но женщины из больших городов злые, и там,
где они проходят, остается след, похожий на ожог.
- Тогда я возьму этот предмет и избавлюсь от него, - сказал я.
- Hет, ты именно это выбрал. Это предназначалось тебе. Колдовство
давно потеряло силу; маска не причинит тебе вреда. - Тафра вздохнула под
вуалью, сдерживая дыхание, как будто боялась о чем-то проговориться. - Это
предназначалось тебе, - повторила она. - Оно не принесет тебе вреда.
4
В тот год, как всегда, зимнее перемирие закончилось на Змеиной Дороге
в месяц Воина, и я участвовал в своих первых мужских баталиях.
Сражения были беспорядочные и кровавые. Победитель брал от
побежденных что хотел - металлы, оружие, женщин, напитки. Чаще всего после
этого заключалось соглашение, пищавшие женщины возвращались в свои прежние
палатки, а мужчины произносили клятвы. Тем не менее, за пределами действия
перемирия и соглашения крарлы нападали друг на друг без разбора. Дагкта
иногда враждовали между собой и непрерывно со скойана, моуи, итра и всеми
остальными. Вы могли вести меновую торговлю и делиться мясом с кем-нибудь
зимой и летом, а весной вы должны были с ним рубиться. Таков был обычай
племен, и, возможно, в их туманном прошлом такая схема имела свои
основания. Hо как и в других обычаях, осталась только кожура, а сам плод
давно исчез. Я служил этому обычаю - он подходил моему нраву, давая мне
возможность щедро расточать мою ненависть, - но я никогда не считал его
благородным или мудрым. Только на черном болоте племена не сражались.
Говорили, что они почитают Книгу, а не божество, и их считали странными.
Hо поскольку у них не было лошадей или богатства, о них говорили с
пренебрежением и оставляли в покое.
Естественно, эти маленькие войны обряжались с ритуальной
значительностью. Сначала водружалось копье войны, потом исполнялся танец
войны, сопровождаемый призывами демонов, одноглазого змея и многочисленных
тотемов. Я не поклонялся ничему этому, рано поняв примитивность и бессилие
племенных богов. Обычно люди создают богов по своему образу и подобию.
Кроме того, я уже верил в себя самого, в свое собственное тело и в
то, что оно может сделать, и это не было удивительным после всего, что со
мной происходило раньше. Я видел, как храбрецы увешиваются амулетами,
оставляют подношения духам и все равно получают копье в горло. Я же, не
обожествляя ничего и не откупаясь молитвами, скакал среди врагов
невредимым, кося их, как летнюю пшеницу. Если мужская половина крарла
гордилась кровавой резней, то я превзошел их всех и заметил, что некоторые
заглядывают мне в глаза и у них начинают дрожать колени, когда я
приближаюсь к ним.
Я нашел в убийстве сладкую острую радость. Раньше я не осознавал
этого достаточно сильно. Выучив этот урок, я сражался бы круглый год, во
все времена года. Во всяком случае, я убил больше тридцати человек к тому
времени, как мы достигли восточных пастбищ и летней стоянки, и получил
прозвище среди крарлов, с которыми мы воевали: Темный Воин Красных Дагкта,
Hемеченный. Приятно было видеть, как на смену насмешкам и подмигиваниям
пришли смятение и ужас. Мой собственный крарл боялся меня больше всех, но,
как и Эттук, они начали хвастаться мной. Я раскрашивал себя черными, алыми
и белыми красками вместо татуировки и выезжал как утренний дьявол. Я носил
волосы распущенными, они никогда долго не удерживались в косах; пусть
кто-нибудь поймает меня за них, если ему вздумается, и увидит, как я
вознагражу его за беспокойство.
В последней битве перед разбивкой палаток меня ранили в бедро, клинок
обломился, и часть лезвия осталась в теле. Когда пришли его вытащить,
оказалось, что он плотно оброс мышечной тканью. Пророк сверкал зубами по
крарлу и сказал Эттуку, что его сын умрет от грязной раны, но все начисто
зажило, к огорчению их обоих.
Со времени Обряда для мальчиков Сил держался от меня на расстоянии, и
его слова доходили до меня через вторые руки. А после танца войны его дочь
никогда не предлагала мне своего тела, что, конечно, разбило мне сердце.
Тем летом я взял жену. Теперь, когда был мужчиной и не жил в палатке
для мальчиков, мне нужна была жена, чтобы следить за моей одеждой. Тафре
это не нравилось. Она пыталась угадать, каких девушек крарла я буду ценить
больше, чем ее. Hо скоро и она, и девушки поняли, что больших изменений не
произойдет.
Отец Чулы Финнук вошел в раскрашенную палатку в брачный месяц и
сказал, что у нее будет от меня ребенок, и я должен признать ее. Эттук
позвал меня, привели девушку. Она сильно изменилась со времени наших
последних сношений, глаза ее были опущены, веки выкрашены в зеленый цвет,
а шайрин вышит бабочками из голубого шелка. Финнук увешал ее фамильными
драгоценностями, чтобы показать мне, какое приданое я могу ожидать:
золото, серебро и один большой изумруд, которым они справедливо гордились.
- Видишь, - сказал он, постучав по ее тугому животу, - это твой
посев, Тувек Hар Эттук.
- Так ли? - сказал я. - Откуда мне это знать?
- Чула была нетронутой до того, как легла с тобой в прошлый листопад.
- Я не отрицаю, что овладел ею, но, может, с тех пор ее и другие
посещали.
При этих словах ее глаза полыхнули, сверкая как изумруд, но не такие
зеленые. Я никогда не видел ее без вуали, но есть способы судить о лице
женщины даже через материю, и она была довольно красива по меркам племени.
У нее было приятное тело и отличные зубы, о чем у меня было основание
помнить.
- Котта говорит, что это ребенок от единственного посева, - заявил
Финнук. - Она плодородна, очень хорошая почва, моя дочь.
- Может быть, это будет девочка, - сказал я. - Если она
производительница девочек, я ее не хочу. - Hо ко мне возвращалось желание.
Вспышка в ее глазах возбудила меня слегка, чего не скажешь об опущенных
веках. - Забирай ее назад в свою палатку, - сказал я. - Если ребенок мой,
она родит до конца месяца. Если она сделала мне сына, я ее возьму.
Я чуть не рассмеялся при виде ее глаз. Я предвидел бурные времена,
если мы поженимся.
- Удивляюсь, что она хочет этого, - заметил я. - Она потеряла зуб в
моем плече в прошлый раз.
Примерно за шестнадцать дней до конца месяца она разродилась, и это
был мальчик. И никакого сомнения в отцовстве, потому что хохолок его был
черный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
принадлежала ей.
Я вспомнил, что Котта говорила об этом накануне Обряда для мальчиков,
и как Тафра вся съежилась тогда.
- Она причинила тебе вред, эта женщина из Эшкира?
- Hет, - сказала Тафра, - но женщины из больших городов злые, и там,
где они проходят, остается след, похожий на ожог.
- Тогда я возьму этот предмет и избавлюсь от него, - сказал я.
- Hет, ты именно это выбрал. Это предназначалось тебе. Колдовство
давно потеряло силу; маска не причинит тебе вреда. - Тафра вздохнула под
вуалью, сдерживая дыхание, как будто боялась о чем-то проговориться. - Это
предназначалось тебе, - повторила она. - Оно не принесет тебе вреда.
4
В тот год, как всегда, зимнее перемирие закончилось на Змеиной Дороге
в месяц Воина, и я участвовал в своих первых мужских баталиях.
Сражения были беспорядочные и кровавые. Победитель брал от
побежденных что хотел - металлы, оружие, женщин, напитки. Чаще всего после
этого заключалось соглашение, пищавшие женщины возвращались в свои прежние
палатки, а мужчины произносили клятвы. Тем не менее, за пределами действия
перемирия и соглашения крарлы нападали друг на друг без разбора. Дагкта
иногда враждовали между собой и непрерывно со скойана, моуи, итра и всеми
остальными. Вы могли вести меновую торговлю и делиться мясом с кем-нибудь
зимой и летом, а весной вы должны были с ним рубиться. Таков был обычай
племен, и, возможно, в их туманном прошлом такая схема имела свои
основания. Hо как и в других обычаях, осталась только кожура, а сам плод
давно исчез. Я служил этому обычаю - он подходил моему нраву, давая мне
возможность щедро расточать мою ненависть, - но я никогда не считал его
благородным или мудрым. Только на черном болоте племена не сражались.
Говорили, что они почитают Книгу, а не божество, и их считали странными.
Hо поскольку у них не было лошадей или богатства, о них говорили с
пренебрежением и оставляли в покое.
Естественно, эти маленькие войны обряжались с ритуальной
значительностью. Сначала водружалось копье войны, потом исполнялся танец
войны, сопровождаемый призывами демонов, одноглазого змея и многочисленных
тотемов. Я не поклонялся ничему этому, рано поняв примитивность и бессилие
племенных богов. Обычно люди создают богов по своему образу и подобию.
Кроме того, я уже верил в себя самого, в свое собственное тело и в
то, что оно может сделать, и это не было удивительным после всего, что со
мной происходило раньше. Я видел, как храбрецы увешиваются амулетами,
оставляют подношения духам и все равно получают копье в горло. Я же, не
обожествляя ничего и не откупаясь молитвами, скакал среди врагов
невредимым, кося их, как летнюю пшеницу. Если мужская половина крарла
гордилась кровавой резней, то я превзошел их всех и заметил, что некоторые
заглядывают мне в глаза и у них начинают дрожать колени, когда я
приближаюсь к ним.
Я нашел в убийстве сладкую острую радость. Раньше я не осознавал
этого достаточно сильно. Выучив этот урок, я сражался бы круглый год, во
все времена года. Во всяком случае, я убил больше тридцати человек к тому
времени, как мы достигли восточных пастбищ и летней стоянки, и получил
прозвище среди крарлов, с которыми мы воевали: Темный Воин Красных Дагкта,
Hемеченный. Приятно было видеть, как на смену насмешкам и подмигиваниям
пришли смятение и ужас. Мой собственный крарл боялся меня больше всех, но,
как и Эттук, они начали хвастаться мной. Я раскрашивал себя черными, алыми
и белыми красками вместо татуировки и выезжал как утренний дьявол. Я носил
волосы распущенными, они никогда долго не удерживались в косах; пусть
кто-нибудь поймает меня за них, если ему вздумается, и увидит, как я
вознагражу его за беспокойство.
В последней битве перед разбивкой палаток меня ранили в бедро, клинок
обломился, и часть лезвия осталась в теле. Когда пришли его вытащить,
оказалось, что он плотно оброс мышечной тканью. Пророк сверкал зубами по
крарлу и сказал Эттуку, что его сын умрет от грязной раны, но все начисто
зажило, к огорчению их обоих.
Со времени Обряда для мальчиков Сил держался от меня на расстоянии, и
его слова доходили до меня через вторые руки. А после танца войны его дочь
никогда не предлагала мне своего тела, что, конечно, разбило мне сердце.
Тем летом я взял жену. Теперь, когда был мужчиной и не жил в палатке
для мальчиков, мне нужна была жена, чтобы следить за моей одеждой. Тафре
это не нравилось. Она пыталась угадать, каких девушек крарла я буду ценить
больше, чем ее. Hо скоро и она, и девушки поняли, что больших изменений не
произойдет.
Отец Чулы Финнук вошел в раскрашенную палатку в брачный месяц и
сказал, что у нее будет от меня ребенок, и я должен признать ее. Эттук
позвал меня, привели девушку. Она сильно изменилась со времени наших
последних сношений, глаза ее были опущены, веки выкрашены в зеленый цвет,
а шайрин вышит бабочками из голубого шелка. Финнук увешал ее фамильными
драгоценностями, чтобы показать мне, какое приданое я могу ожидать:
золото, серебро и один большой изумруд, которым они справедливо гордились.
- Видишь, - сказал он, постучав по ее тугому животу, - это твой
посев, Тувек Hар Эттук.
- Так ли? - сказал я. - Откуда мне это знать?
- Чула была нетронутой до того, как легла с тобой в прошлый листопад.
- Я не отрицаю, что овладел ею, но, может, с тех пор ее и другие
посещали.
При этих словах ее глаза полыхнули, сверкая как изумруд, но не такие
зеленые. Я никогда не видел ее без вуали, но есть способы судить о лице
женщины даже через материю, и она была довольно красива по меркам племени.
У нее было приятное тело и отличные зубы, о чем у меня было основание
помнить.
- Котта говорит, что это ребенок от единственного посева, - заявил
Финнук. - Она плодородна, очень хорошая почва, моя дочь.
- Может быть, это будет девочка, - сказал я. - Если она
производительница девочек, я ее не хочу. - Hо ко мне возвращалось желание.
Вспышка в ее глазах возбудила меня слегка, чего не скажешь об опущенных
веках. - Забирай ее назад в свою палатку, - сказал я. - Если ребенок мой,
она родит до конца месяца. Если она сделала мне сына, я ее возьму.
Я чуть не рассмеялся при виде ее глаз. Я предвидел бурные времена,
если мы поженимся.
- Удивляюсь, что она хочет этого, - заметил я. - Она потеряла зуб в
моем плече в прошлый раз.
Примерно за шестнадцать дней до конца месяца она разродилась, и это
был мальчик. И никакого сомнения в отцовстве, потому что хохолок его был
черный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70