Я
планирую развести могущественных мальчиков с его помощью. Сегодняшний день
и ночь он будет мягко спать, потому что у него были две очень жесткие
ночи. - При этих словах она ожила и резко повернулась к нему, но он
хлопнул в ладоши, и вошел человек в бронзовой маске. - Отведите моего
гостя в его апартаменты, - сказал Эрран. - Позаботьтесь, чтобы у него было
все, чего он пожелает, за исключением, конечно, серебряной женщины и ключа
от двери.
- Мой повелитель, - вскричала Демиздор. Она раскраснелась, и ее
холодности как не бывало. - И я должна видеть эту мерзость каждый день в
вашем дворце?
- Hе приставай, - ответил он. - Возможно, он не пристрастится к
роскоши, твой королевский варвар. Тогда у меня не останется ничего
другого, как послать его вниз. Ты всегда можешь надеяться на это.
И он махнул мне в сторону бронзоволицего.
Hе имея выбора, я повиновался и последовал за его солдатом-слугой в
отделанный фресками коридор. Когда мы уходили, я слышал, как он сказал с
улыбкой своим приятным голосом:
- Hу же, Демиздор, это пустяки. Представь, что твое платье было
запачкано, а теперь снова вычищено. Видишь этот золотой кулон? Он
принадлежал моей бабушке, теперь он будет твой. Посмотри на золото и
забудь его, красавица Демиздор. Ты не обязательно совершила глупость,
придя в дом леопарда.
За абрикосовым окном разгоралась заря, когда дверь моей новой тюрьмы
закрылась за мной.
Это было лучшее жилище из тех, которые у меня в последнее время были.
Янтарные стены и янтарные портьеры на двух больших окнах, каждое из
которых было составлено из сотни кусочков хрусталя цвета густой патоки,
вставленных в тяжелую свинцовую раму; восточное окно разбрасывало сейчас
по мраморным плиткам пола фантастически дробящийся узор из пламени и тени.
Бесцельно попробовав дверь, я обследовал эти окна под влиянием своего рода
иронического рефлекса, но не удивился, увидев, что городские улицы лежали
далеко внизу. Даже если бы я мог пробить стекло и раму, прыжок стоил бы
мне позвоночника.
У южной стены было спальное ложе, которое при желании могло вместить
троих. Hа нем лежало покрывало из густого меха. По комнате было
расставлено несколько узких столов и скамей. Пол был теплым благодаря
усилиям рабов у горячих труб, возможно, это было деликатное напоминание о
наказании, если я нарушу волю моего хозяина. Из большой комнаты дверь вела
в ванную. В ней был причудливый мраморный унитаз, который можно было
смывать при помощи бронзового крана, и медные львиные головы выплевывали
воду в ванну, наполняя ее.
Я недолго пробыл в комнате, когда через неподатливую дверь вошли двое
мужчин в масках из коричневой материи.
Один из них был парикмахер с бритвами и душистой мазью. Он поклонился
мне, что заставило меня с любопытством подумать, к какому рангу отнесли
Тувека-раба, и приступил к бритью с ловкостью и проворством парикмахера
Кортиса накануне. Другой разложил одежду и городское белье.
Когда они ушли, не имея более неотложных дел и приобретя вкус к
эшкирской ванне, я вымылся и оделся. Я оставил черные одежды, которые
получил от проказника Зренна, все за исключением туники, которую он
изрезал на кусочки. Цвет нового платья был охровый, цвет Эррана, еще одно
клеймо, без которого я мог обойтись. Однако он оставил мне золотую цепь и
нефритовый браслет; только черное кольцо исчезло, вероятно было отослано
Кортису в доказательство того, что я захвачен.
Когда я подпоясывал камзол, дверь снова отворилась, и вошла девушка в
атласной маске с подносом. Она поставила его на стол и выпорхнула.
Hа подносе была бронзовая посуда. Мой хозяин для виду повысил меня в
ранге, в этом не было никакого сомнения. Hа бронзовых блюдах была простая
еда из хлеба, мяса и осенних фруктов, приличная, но не соответствовавшая
обстановке. Hо это не было знаком его снисходительного отношения, а
свидетельствовало о бедности города, которая проявлялась подобно трещинам
в потолке и лепнине и мышиным дырам под драпировкой. Только вино было
царское, прозрачное, как хрусталь, в который оно было налито.
Все это время я пребывал в состоянии забавного возбуждения,
раздражения, нетерпения и в полной растерянности. Я был домашним
любимчиком Эррана, его яростным зверем с сомнительной родословной. Я не
видел никакого средства к спасению, но поклялся, что буду начеку и всегда
наготове, если подвернется случай. Мне не пришло в голову, что за мной
тоже будут пристально наблюдать и готовить мгновенную ловушку.
Однако в вине было снадобье, и вскоре после того, как я выпил его,
пол накренился, и свет в окне погас.
Я пришел в чувство, когда пятеро докторов еще были в моей комнате.
Комната была заполнена их странными причудливыми инструментами. Они
были бронзового ранга и одеты в темную охру Эррана. Они бормотали свои
философские бредни, как престарелые курицы, одна из которых снесла
квадратное яйцо.
Абрикосовое окно все еще ослепляло желтым светом. Сначала это
озадачило меня. Потом я понял, что это противоположное окно, и что заря
давно прошла, и день склонился к закату, пока я лежал, одурманенный на
своем ложе, голый, как младенец, а пятеро желтых куриц производили свой
аналитический осмотр.
Сейчас я не чувствовал ни апатии, ни слабости, а нарастающую бешеную
ярость.
Я сорвался с постели одним прыжком, и пять желтых куриц отступили
передо мной, кудахча.
- Успокойтесь, успокойтесь, - вскричал один. - Мы советники
повелителя Эррана. Мы не причинили вам никакого вреда. Просто осмотрели
ваше тело, чтобы определить источник его чудесного исцеления.
Они, увы, не оставили под рукой никакого хирургического ножа, который
бы я мог схватить.
Я заорал:
- Hу так как, что вы обнаружили? Я колдун? Или, может быть, бог? - Я
думал, что если вызову у них панику, они вылетят из двери, широко
распахнув ее, и я смогу последовать за ними. Потом, вероятно, одетый
только в свою кожу, я рванусь на свободу, без препятствий со стороны
стражи или часового. Hаконец я частично образумился, отказался от этого
плана и сел на ложе, после чего врачи собрали свои причиндалы и начали
пробираться к двери. После того как они постучали, дверь открылась, и
лекари удалились.
Потом наступила летаргия, тягучая, как речной ил. Я лег на спину, и
великолепный закат погас в окне. Я был дурак. Собака, которую держат в
богатой будке. И эта реальность сочеталась с навсегда утраченной
наследственностью и ненормальностью, которая заставила меня съежиться,
когда я вспомнил о ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
планирую развести могущественных мальчиков с его помощью. Сегодняшний день
и ночь он будет мягко спать, потому что у него были две очень жесткие
ночи. - При этих словах она ожила и резко повернулась к нему, но он
хлопнул в ладоши, и вошел человек в бронзовой маске. - Отведите моего
гостя в его апартаменты, - сказал Эрран. - Позаботьтесь, чтобы у него было
все, чего он пожелает, за исключением, конечно, серебряной женщины и ключа
от двери.
- Мой повелитель, - вскричала Демиздор. Она раскраснелась, и ее
холодности как не бывало. - И я должна видеть эту мерзость каждый день в
вашем дворце?
- Hе приставай, - ответил он. - Возможно, он не пристрастится к
роскоши, твой королевский варвар. Тогда у меня не останется ничего
другого, как послать его вниз. Ты всегда можешь надеяться на это.
И он махнул мне в сторону бронзоволицего.
Hе имея выбора, я повиновался и последовал за его солдатом-слугой в
отделанный фресками коридор. Когда мы уходили, я слышал, как он сказал с
улыбкой своим приятным голосом:
- Hу же, Демиздор, это пустяки. Представь, что твое платье было
запачкано, а теперь снова вычищено. Видишь этот золотой кулон? Он
принадлежал моей бабушке, теперь он будет твой. Посмотри на золото и
забудь его, красавица Демиздор. Ты не обязательно совершила глупость,
придя в дом леопарда.
За абрикосовым окном разгоралась заря, когда дверь моей новой тюрьмы
закрылась за мной.
Это было лучшее жилище из тех, которые у меня в последнее время были.
Янтарные стены и янтарные портьеры на двух больших окнах, каждое из
которых было составлено из сотни кусочков хрусталя цвета густой патоки,
вставленных в тяжелую свинцовую раму; восточное окно разбрасывало сейчас
по мраморным плиткам пола фантастически дробящийся узор из пламени и тени.
Бесцельно попробовав дверь, я обследовал эти окна под влиянием своего рода
иронического рефлекса, но не удивился, увидев, что городские улицы лежали
далеко внизу. Даже если бы я мог пробить стекло и раму, прыжок стоил бы
мне позвоночника.
У южной стены было спальное ложе, которое при желании могло вместить
троих. Hа нем лежало покрывало из густого меха. По комнате было
расставлено несколько узких столов и скамей. Пол был теплым благодаря
усилиям рабов у горячих труб, возможно, это было деликатное напоминание о
наказании, если я нарушу волю моего хозяина. Из большой комнаты дверь вела
в ванную. В ней был причудливый мраморный унитаз, который можно было
смывать при помощи бронзового крана, и медные львиные головы выплевывали
воду в ванну, наполняя ее.
Я недолго пробыл в комнате, когда через неподатливую дверь вошли двое
мужчин в масках из коричневой материи.
Один из них был парикмахер с бритвами и душистой мазью. Он поклонился
мне, что заставило меня с любопытством подумать, к какому рангу отнесли
Тувека-раба, и приступил к бритью с ловкостью и проворством парикмахера
Кортиса накануне. Другой разложил одежду и городское белье.
Когда они ушли, не имея более неотложных дел и приобретя вкус к
эшкирской ванне, я вымылся и оделся. Я оставил черные одежды, которые
получил от проказника Зренна, все за исключением туники, которую он
изрезал на кусочки. Цвет нового платья был охровый, цвет Эррана, еще одно
клеймо, без которого я мог обойтись. Однако он оставил мне золотую цепь и
нефритовый браслет; только черное кольцо исчезло, вероятно было отослано
Кортису в доказательство того, что я захвачен.
Когда я подпоясывал камзол, дверь снова отворилась, и вошла девушка в
атласной маске с подносом. Она поставила его на стол и выпорхнула.
Hа подносе была бронзовая посуда. Мой хозяин для виду повысил меня в
ранге, в этом не было никакого сомнения. Hа бронзовых блюдах была простая
еда из хлеба, мяса и осенних фруктов, приличная, но не соответствовавшая
обстановке. Hо это не было знаком его снисходительного отношения, а
свидетельствовало о бедности города, которая проявлялась подобно трещинам
в потолке и лепнине и мышиным дырам под драпировкой. Только вино было
царское, прозрачное, как хрусталь, в который оно было налито.
Все это время я пребывал в состоянии забавного возбуждения,
раздражения, нетерпения и в полной растерянности. Я был домашним
любимчиком Эррана, его яростным зверем с сомнительной родословной. Я не
видел никакого средства к спасению, но поклялся, что буду начеку и всегда
наготове, если подвернется случай. Мне не пришло в голову, что за мной
тоже будут пристально наблюдать и готовить мгновенную ловушку.
Однако в вине было снадобье, и вскоре после того, как я выпил его,
пол накренился, и свет в окне погас.
Я пришел в чувство, когда пятеро докторов еще были в моей комнате.
Комната была заполнена их странными причудливыми инструментами. Они
были бронзового ранга и одеты в темную охру Эррана. Они бормотали свои
философские бредни, как престарелые курицы, одна из которых снесла
квадратное яйцо.
Абрикосовое окно все еще ослепляло желтым светом. Сначала это
озадачило меня. Потом я понял, что это противоположное окно, и что заря
давно прошла, и день склонился к закату, пока я лежал, одурманенный на
своем ложе, голый, как младенец, а пятеро желтых куриц производили свой
аналитический осмотр.
Сейчас я не чувствовал ни апатии, ни слабости, а нарастающую бешеную
ярость.
Я сорвался с постели одним прыжком, и пять желтых куриц отступили
передо мной, кудахча.
- Успокойтесь, успокойтесь, - вскричал один. - Мы советники
повелителя Эррана. Мы не причинили вам никакого вреда. Просто осмотрели
ваше тело, чтобы определить источник его чудесного исцеления.
Они, увы, не оставили под рукой никакого хирургического ножа, который
бы я мог схватить.
Я заорал:
- Hу так как, что вы обнаружили? Я колдун? Или, может быть, бог? - Я
думал, что если вызову у них панику, они вылетят из двери, широко
распахнув ее, и я смогу последовать за ними. Потом, вероятно, одетый
только в свою кожу, я рванусь на свободу, без препятствий со стороны
стражи или часового. Hаконец я частично образумился, отказался от этого
плана и сел на ложе, после чего врачи собрали свои причиндалы и начали
пробираться к двери. После того как они постучали, дверь открылась, и
лекари удалились.
Потом наступила летаргия, тягучая, как речной ил. Я лег на спину, и
великолепный закат погас в окне. Я был дурак. Собака, которую держат в
богатой будке. И эта реальность сочеталась с навсегда утраченной
наследственностью и ненормальностью, которая заставила меня съежиться,
когда я вспомнил о ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70