- Не надо, - сказала она, быстро отдернув голову. - Ты испортишь мне
прическу.
Он медленно убрал руку. Ничего здесь не меняется, подумал он. Вас так
или иначе заманивают сюда, а потом уничтожают все ваши чувства, давят их,
как клопов. Он покачал головой, прошел мимо нее и вышел из гостиной,
направляясь через холл к главной лестнице. Она вела наверх, где
располагались спальни и приемные. В них в свое время жили Тедди Рузвельт,
Вудро Вильсон, Герберт Гувер и многие другие правительственные и
пентагоновские звезды первой величины, как известные, так и нет.
Поднимаясь по лестнице, он чувствовал, как страх встречи с отцом
гложет его изнутри. Почему Уолен Эшер захотел его увидеть, недоумевал он.
Старик ненавидел Рикса за то, что он покинул Эшерленд, а Рикс презирал
идеалы "Эшер армаментс". О чем они вообще могли теперь говорить?
На втором этаже запах гниения был сильнее. Он прошел мимо своей
бывшей комнаты, не заглянув туда. Вдоль всего коридора в тщетной попытке
заглушить вонь были поставлены прозрачные вазы с яркими цветами и зеленью.
Унылые масляные полотна, в том числе "Облака войны" Виктора Холмарка,
"После битвы" Рутлиджа Тэйлорсона и "Кровь на снегу" Джорджа Г.Нивенса,
висели на стенах, доказывая, как скверно Уолен Эшер разбирался в живописи.
В конце коридора еще одна лестница вела к единственной белой двери - в
Тихую Комнату Гейтхауза.
Рикс остановился у подножия лестницы, собираясь с духом. Запах
разложения, его отвратительные миазмы витали вокруг. Ничто живое не может
так пахнуть, думал Рикс.
В последний раз, когда Рикс видел отца, Уолен Эшер был рослым
мужчиной с властной, типично армейской внешностью, знакомой Риксу с
детства. Возраст нисколько не уменьшил ни властность его взгляда, ни силу
голоса, и его грубое лицо вполне могло принадлежать сорокалетнему
человеку, только на висках проступала седина, а высокий аристократический
лоб прорезали несколько глубоких морщин. Челюсти Уолена Эшера выступали
вперед, как нос боевого корабля, а тонкая мрачная линия рта редко
изламывалась улыбкой.
Рикс никогда не мог понять, как работает мозг отца. У них не было ни
общих интересов, ни общих тем для разговора. Уолен управлял делами и
поместьем, как диктатор. Все свои разнообразные деловые планы он всегда
держал в секрете от семьи. Когда Рикс был ребенком, Уолен часто запирался
в кабинете и подолгу не выходил. Рикс знал только, что к отцу приходило
много военных.
Когда Уолен был рядом, он обращался с детьми, как с солдатами своей
личной армии. Утренние поверки, строгие правила, регламентирующие, как
вести себя, как одеваться, и грубая брань, если они что-то нарушали.
Особенно доставалось Риксу. Он считался ленивым и бездеятельным.
Если Рикс "перечил", не надраивал ботинки до блеска, опаздывал к
столу или еще как-нибудь нарушал неписаные правила, то широкий кожаный
ремень отца, названный им Миротворцем, опускался на его ноги и ягодицы,
оставляя красные полосы, обычно в присутствии Буна, хихикающего за спиной
отца. Бун, напротив, был мастер разыгрывать примерного сына. Он был всегда
безукоризненно одет, всегда чист и опрятен и всегда заискивал перед отцом.
Кэтрин тоже научилась искусству всегда держать нос по ветру и в основном
избегала оскорблений. Маргарет, всегда занятая приемами и
благотворительностью, знала, что лучше не стоять на дороге у Уолена, и
никогда не принимала сторону Рикса. Правила, говорила она, есть правила.
Рикс однажды видел, как Уолен сбил с ног слугу и бил его ногами по
ребрам за какое-то мнимое нарушение обязанностей. Если бы не вмешался
Эдвин, Уолен мог бы и убить несчастного. Иногда поздно ночью, когда все в
доме уже спали, Рикс, лежа в постели, слышал, как отец выходил из своей
комнаты в коридор и расхаживал взад и вперед, давая выход нервной энергии.
В такие ночи Рикс боялся, что отец ворвется к нему с горящими от гнева
глазами и набросится на него с такой же яростью, с какой крушил ребра
слуги.
Но в благодушном настроении Уолен мог вызвать Рикса в свою огромную
спальню с темно-красными стенами и тяжелой черной викторианской мебелью,
принесенной из Лоджии, и велеть ему читать вслух Библию. То, что обычно
Уолен желал слушать, было не главы с духовным содержанием, а длинные
перечни кто за кем родился. Он требовал читать их снова и снова, и, когда
Рикс запинался на каком-нибудь имени, черная трость нетерпеливо стучала по
полу.
Когда Риксу было десять лет, он после одной особенно неприятной
встречи с Миротворцем сбежал из дома. Эдвин нашел его на автобусной
остановке в Фокстоне. Они долго беседовали, и когда Рикс разразился
слезами, Эдвин дал ему слово, что, пока он жив, Уолен больше никогда не
будет пороть его. Обещание выполнялось все эти годы, хотя насмешки Уолена
стали более язвительными. Рикс оставался неудачником, белой вороной,
малодушным слабаком, скулящим при виде того, благодаря чему Эшеры
процветали и жирели в течение поколений.
Рикс заставил себя пойти наверх, и его сердце забилось сильней. На
двери от руки было написано: "НЕ ХЛОПАТЬ". Рядом стоял стол, а на нем -
коробка с зелеными хирургическими масками.
Он взялся за дверную ручку и резко отдернул руку. Запах разложения
сочился из этой комнаты, Рикс чувствовал его, как жар от печи. Он не знал,
сможет ли он вынести то, что ждет его там, и внезапно его решимость
улетучилась. Он начал пятиться вниз по лестнице.
Но в следующее мгновение решение пришло само.
Ручку повернули изнутри, и дверь открылась.

3
Одетая в униформу сиделка в хирургических перчатках и маске,
закрывавшей нижнюю часть лица, уставилась из Тихой Комнаты на Рикса. На ее
руках были хирургические перчатки. У нее были темно-карие глаза,
окруженные паутиной морщинок.
Запах гниения волной выкатился из Тихой Комнаты и ударил в Рикса с
почти осязаемой силой. Он крепко вцепился в перила и стиснул зубы.
Миссис Рейнольдс прошептала:
- Маска, должно быть, вам поможет, - и показала в сторону коробки.
Он взял одну и надел. Внутри маска была проложена ватой, но особого
толка от нее не было.
- Вы Рикс? - Сиделка была крепкой женщиной примерно пятидесяти пяти
лет с коротко подстриженными вьющимися волосами стального серого цвета.
Рикс заметил, что глаза у нее покрасневшие.
- Конечно, это Рикс, дура чертова! - донесся из темноты грубый, едва
ли человеческий голос, похожий скорее на скрежет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130