Катринка активно поддерживала реформы. Благодаря счастливому детству, покою в семье, она была уверена, что жизнь сложится для нее удачно, и искренне верила, что Томаш и другие борцы за свободу Чехословакии добьются победы. Теперь она поняла, что ошибалась, была глупой и наивной.
Мирек Бартош отнял у нее девственность, но не невинность. Она оставалась чистым и бесхитростным ребенком, пока не потеряла родителей. Вторжение в Чехословакию разрушило ее иллюзии окончательно. Только тогда беззаботная и чистосердечная девочка, верившая, что она будет вознаграждена за трудолюбие и смелость, превратилась в женщину, которая поняла, что жизнь изменчива и вероломна.
Катринка не стала злее, только тверже. Несчастьям не удастся ее сломить, пообещала она себе.
Она отбросила все сожаления о прошлом. Она старалась не думать, как сложилась бы ее жизнь, останься она на Западе с ребенком. Это было бесполезно. Нужно было думать о будущем, которого хотели для нее родители, Иржка по крайней мере. Из-за беременности она не могла участвовать в Олимпийских играх в Гренобле в 1968 году, но она решила, что в 1972 году она не только будет в составе команды, но и выиграет золотую медаль.
К ней вернулись энергия и энтузиазм. Илона Лукански с тревогой и завистью наблюдала за упорной работой и достижениями Катринки. Катринка знала, что никто не даст ей того, чего ей хочется. Любовь, счастье, успех, свободу – все это она должна своими руками вырвать у жизни.
Глава 17
– Посмотри, какой он красивый! Какой милый!
– Вот так все время, – усмехаясь, сказал Томаш. – Мне теперь никакого внимания. – Но раздражение его было притворным. Он с любовью и гордостью смотрел на жену и сына, как будто рождение ребенка было редким и чудесным явлением.
– Это неправда, – защищалась Жужка. – Хотя бы потому, что он целый день спит. – Ее глаза встретились с глазами Томаша, она улыбнулась.
Катринка, наблюдая за ними, вдруг почувствовала себя одинокой.
– Можно я подержу его? – спросила она.
– Да, конечно, – ответила Жужка. Она повернулась к Катринке и положила ей на руки аккуратный сверток.
– Вот так, – сказала она, – поддерживай ему головку.
Катринка покачала ребенка, рассматривая его личико. Несмотря на прямые темные волосы и водянистые голубые глаза ребенка, Катринка сразу же уловила его сходство с отцом.
– Он похож на тебя, – сказала она Томашу.
– Ты думаешь? – переспросил он довольный.
Катринка кивнула, глядя на вытянутое личико ребенка, разрез его глаз, миниатюрную копию полного рта Томаша.
– Твой сын, – повторила она, – без сомнений.
– Я надеюсь, – смеясь, сказала Жужка. – Мы назовем его Мартин, в честь моего отца.
«А на кого похож мой сын», – думала Катринка. Она совсем не помнила его лица, которое она видела как в тумане после принятого лекарства. Сейчас, когда она держала на руках Мартина, она как бы вновь почувствовала своего собственного ребенка, его вес и рост. Она вспомнила, что при рождении его рост был восемнадцать дюймов, а вес – шесть фунтов и девять унций. Она провела пальцем по мягкой щечке Мартина, и тут же у нее на глазах навернулись слезы. Что подумают Жужка и Томаш, если она заплачет? Как она сможет объяснить им свои слезы? Она не поделилась с ними своим секретом и не собиралась делать это сейчас.
– Возьми, – сказала она, протягивая ребенка Жужке. – По-моему, он мокрый.
Жужка поразилась:
– Я только что перепеленала его. Томаш засмеялся:
– А когда у тебя появится собственный ребенок? Был июнь 1972 года, несколько дней назад ее сыну исполнилось три года. Ее сын. Где он теперь, часто думала она, хотя старалась избегать этих мыслей. Хорошо ли относятся к нему родители? Счастлив ли он? Мартин на ее руках всколыхнул эти вопросы.
– Это будет нескоро, – ответила Катринка, грустно улыбаясь Томашу. – Зачем говорить об этом?
Когда Жужка обнаружила, что беременна, первой ее реакцией была паника. Она и Томаш решили пожениться, когда Томаш начнет работать. Но, закончив обучение в академии, он никак не мог устроиться по специальности, несмотря на свой несомненный талант и рекомендации его бывших преподавателей, которые продолжали еще работать в академии.
Томаш знал, что причиной тому является его участие в движении протеста в 1968 году. Вскоре после вторжения Алоиз Плценак был снят со своего поста на студии «Баррандов», из академии были изгнаны профессора: Милош Форман, Ян Кадар и Иван Пассар уехали на Запад, Иржи Менцелю не разрешали снимать. Цензура действовала в полную силу. Студенты вроде Томаша отделались лишь несколькими сломанными на допросах ребрами, но остались на подозрении. Путь к успеху им был закрыт.
Томаш был вынужден принять предложение Мирека Бартоша и стал работать его ассистентом на студии «Баррандов». От него требовалось докладывать режиссеру все новости. Было понятно, что Бартошу хотелось, чтобы Томаш помог ему встретиться с Катринкой. Этого Томаш делать не стал, хотя часто себя спрашивал, пошел бы он на это, если бы Бартош настаивал и если бы от этого зависела возможность продолжать работу.
Жужка, не понимая до конца страсть Томаша к работе, считала, что он вряд ли обрадуется еще одному препятствию на пути к успеху. Она была уверена, что ребенка он сочтет препятствием. Она также подозревала, что прежде всего Томаш любит ее здоровое тело, ее готовность заниматься любовью, ее преданность. Она знала его невнимание, когда он бывал занят, и страсть – когда нет.
Жужка боялась сказать Томашу, что она ждет ребенка, и в равной степени боялась Спорткомитета, который должен был решить ее судьбу. Как и Катринка, она понимала, что неизбежно что-то теряет: любимого человека, ребенка, привилегии спортсменки, гарантии спокойного будущего, и боялась, что может потерять все сразу. Не зная, на что решиться, она во всем созналась Катринке.
– Расскажи Томашу, – тут же посоветовала Катринка, не желая, чтобы Жужка пополнила список женщин, потерявших ребенка.
– Я не хочу быть ему в тягость.
– Но если он хочет жениться на тебе?
– Ты думаешь, он хочет? – с надеждой спросила Жужка.
– Почему же нет? Он говорит, что любит тебя. Похоже, что Жужку не убедило, и Катринка продолжала:
– Ты неразумна, Жужка, ты просто сумасшедшая. Ангел мой, об аборте надо думать, если совершенно нет другого выхода.
– Я никогда не прощу себе, если это помешает Томашу стать режиссером.
– Какая чепуха, – засмеялась Катринка. – Поверь, Томаша ничто не остановит. Ни ты, ни ребенок. Никто и ничто.
Но даже Катринка не ожидала, что Томаш так обрадуется этой новости. Мысль, что он станет отцом, восхищала его. Не помня собственного отца, он загорелся желанием дать своему ребенку все, чего был лишен сам. Он и Жужка немедленно поженились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171