Засекреченная личность. Служит в армии, наш тамошний связной. Мой старый друг. Я нашла его в госпитале несколько лет назад.
– Иногда я думаю, нужно было меня там и оставить, – поддразнил он и протянул Али руку: – Просто Элиас.
Он состроил странную гримасу, и Али поняла, что это улыбка – без участия губ. Рука была словно камень. Мускулы как у быка, но сколько ему лет – понять невозможно. Огонь и шрамы уничтожили признаки возраста.
Кроме Томаса и Дженьюэри Али насчитала одиннадцать человек, включая и молодого протеже де л'Орме. За исключением Сантоса, самой Али и таинственной личности рядом с ней, присутствующие были стары. Вместе они представляли семьсот лет жизненного опыта и памяти – если не говорить о документированной человеческой истории. Почтенные старики. Многие оставили университеты, компании или правительства, где занимали важные посты. Их награды и репутация стали им не нужны. Теперь эти люди жили жизнью разума, изо дня в день поддерживаемые лекарствами. Старики с тонкими костями.
«Братство Беовульфа» оказалось удивительным сборищем энтузиастов.
Али обозревала немощную компанию, разглядывала лица, запоминала имена. Собравшиеся представляли больше наук, чем существует колледжей в иных университетах.
Монахиня опять пожалела о своем легком наряде. Он висел на ней, словно тяжкая ноша. Длинные волосы щекотали спину. Она чувствовала свое тело под одеждой.
– Могли бы предупредить, что забираете нас от семей, – проворчал человек, чье лицо Али знала по старым журналам «Таймс».
Десмонд Линч, специалист по Средневековью и убежденный пацифист. В тысяча девятьсот пятьдесят втором году получил Нобелевскую премию за биографию Дунса Скота, философа тринадцатого века. Он использовал ее как финансовые подмостки для борьбы буквально со всем – от «охоты на ведьм», которую устроил генерал Маккарти в отношении коммунистов, до ядерной бомбы и, позже, войны во Вьетнаме. Это уже история!
– Так далеко от дома, – пожаловался он, – и в такую погоду. Да еще в Рождество!
Томас улыбнулся:
– Что, так плохо?
Линч убийственно взглянул на иезуита из-за набалдашника трости.
– Не будь так уверен, что мы в твоем распоряжении, – предостерег он.
– Об этом можешь не беспокоиться, – серьезно заверил Томас. – Я слишком стар и не уверен даже в следующем дне.
Все слушали. Томас обвел взглядом лица.
– Если бы ситуация не была критической, – сказал он, – я никогда бы не злоупотребил вашей помощью для столь опасной миссии. Но – ситуация именно такова. И потому вы здесь.
– Но почему именно здесь? – спросила крошечная женщина в детском инвалидном кресле. – И именно теперь – это как-то… не по-христиански, отец.
Вера Уоллах, вспомнила Али. Врач из Новой Зеландии. Она в одиночку противостояла и Церкви, и никарагуанским властям, настояв на введении контроля над рождаемостью. Против нее были штыки и распятия, и все же Вера принесла беднякам спасение – презервативы.
– Да, – проворчал худой мужчина, – время унылое. Почему сейчас?
Хоук, математик. Али видела, как он развлекался с картой, на которой материки были как бы вывернуты наизнанку и видны изнутри.
– И всегда-то так, – сказала Дженьюэри, недовольная его сарказмом, – Томас вечно нам навязывает таким манером свои тайны.
– Могло быть и хуже, – прокомментировал Pay, другой нобелевский лауреат.
Родился в Индии, в штате Уттар Прадеш, в семье неприкасаемых и ухитрился попасть в нижнюю палату индийского парламента. Там он много лет был спикером от своей партии.
Позже Pay почти решил уйти от мира, отказаться от своего имени – и одежды – и встать на путь садху, отшельника, живущего подаянием: горстка риса в день.
Томас дал им еще несколько минут – поприветствовать друг друга и побранить его самого. Дженьюэри продолжала шепотом рассказывать Али о присутствующих. Вот Мустафа, александриец из древнего коптского рода; его мать ведет род от самого Цезаря. Христианин по вероисповеданию, он отлично разбирался в шариате – мусульманском законодательстве – и один из немногих умел объяснить его людям Запада. Мустафа страдал от эмфиземы и мог говорить только обрывочными фразами.
На противоположном конце стола сидел промышленник Фоули, сколотивший помимо основного состояния несколько побочных: одно – на пенициллине во время корейской войны, другое – на плазме и крови; потом он увлекся борьбой за гражданские права и облагодетельствовал нескольких страдальцев. Сейчас он спорил о чем-то с астронавтом Бадом Персивелом. Али вспомнила и его историю: сделав свой первый шаг по Луне, Персивел отправился на Арарат искать Ноев ковчег, обнаружил геологические свидетельства того, что много веков назад воды Красного моря действительно расступились, а потом изучал прочие бредовые идеи.
Ясно – «Беовульф» состоит из кучки анархистов и неудачников.
Наконец все успокоились. Наступила очередь Томаса.
– Я счастлив иметь таких друзей, – сказал он Али. Она удивилась. Слушали все, но обращался иезуит именно к ней. – Редкие души. Много-много лет во время моих странствий я наслаждался их обществом. Каждый из присутствующих немало потрудился, чтобы отвратить человечество от наиболее разрушительных идей. Их награда… – Томас криво улыбнулся, – это их призвание.
Последнее слово он употребил не случайно. Видно, каким-то образом прознал, что монахиня не тверда в своем обете. Но ведь ее призвание не ослабло, только… изменилось.
– Мы прожили достаточно долго, чтобы понять: зло – реально и не случайно, – продолжал Томас. – И последние годы мы пытались его найти. Мы поддерживали друг друга, собирали вместе наши знания и плоды наблюдений. Это было нетрудно.
Казалось, действительно просто. Немолодые люди посвящают свободное время борьбе со злом.
– Наше самое сильное оружие – знания, – добавил Томас.
– Значит, вы – научный кружок, – сказала Али.
– Мы – рыцари круглого стола, и даже более того, – ответил Томас. Некоторые заулыбались. – Видите ли, я намерен найти Сатану. – Иезуит встретился глазами с Али, и монахиня поняла, что он не шутит. Как и остальные.
Али не сдержалась:
– Найти черта?
Группа нобелевских лауреатов и книжников свела поиски Зла к игре в прятки!
– Черт, – с трудом выдохнул египтянин Мустафа, – бабьи сказки!
– Не черта, а Сатану, – поправила Дженьюэри.
Теперь все смотрели на Али. Никто не спрашивал, почему она здесь – значит, им про нее известно. Неспроста Томас знает о ее планах поездки в Аравию, об изучении доисламской письменности, о поисках протоязыка. Члены общества собирали об Али информацию. Ее хотят завербовать. Что же здесь происходит? Чего ради Дженьюэри втянула ее в это дело?
– Сатану? – переспросила Али.
– Именно, – подтвердила сенатор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
– Иногда я думаю, нужно было меня там и оставить, – поддразнил он и протянул Али руку: – Просто Элиас.
Он состроил странную гримасу, и Али поняла, что это улыбка – без участия губ. Рука была словно камень. Мускулы как у быка, но сколько ему лет – понять невозможно. Огонь и шрамы уничтожили признаки возраста.
Кроме Томаса и Дженьюэри Али насчитала одиннадцать человек, включая и молодого протеже де л'Орме. За исключением Сантоса, самой Али и таинственной личности рядом с ней, присутствующие были стары. Вместе они представляли семьсот лет жизненного опыта и памяти – если не говорить о документированной человеческой истории. Почтенные старики. Многие оставили университеты, компании или правительства, где занимали важные посты. Их награды и репутация стали им не нужны. Теперь эти люди жили жизнью разума, изо дня в день поддерживаемые лекарствами. Старики с тонкими костями.
«Братство Беовульфа» оказалось удивительным сборищем энтузиастов.
Али обозревала немощную компанию, разглядывала лица, запоминала имена. Собравшиеся представляли больше наук, чем существует колледжей в иных университетах.
Монахиня опять пожалела о своем легком наряде. Он висел на ней, словно тяжкая ноша. Длинные волосы щекотали спину. Она чувствовала свое тело под одеждой.
– Могли бы предупредить, что забираете нас от семей, – проворчал человек, чье лицо Али знала по старым журналам «Таймс».
Десмонд Линч, специалист по Средневековью и убежденный пацифист. В тысяча девятьсот пятьдесят втором году получил Нобелевскую премию за биографию Дунса Скота, философа тринадцатого века. Он использовал ее как финансовые подмостки для борьбы буквально со всем – от «охоты на ведьм», которую устроил генерал Маккарти в отношении коммунистов, до ядерной бомбы и, позже, войны во Вьетнаме. Это уже история!
– Так далеко от дома, – пожаловался он, – и в такую погоду. Да еще в Рождество!
Томас улыбнулся:
– Что, так плохо?
Линч убийственно взглянул на иезуита из-за набалдашника трости.
– Не будь так уверен, что мы в твоем распоряжении, – предостерег он.
– Об этом можешь не беспокоиться, – серьезно заверил Томас. – Я слишком стар и не уверен даже в следующем дне.
Все слушали. Томас обвел взглядом лица.
– Если бы ситуация не была критической, – сказал он, – я никогда бы не злоупотребил вашей помощью для столь опасной миссии. Но – ситуация именно такова. И потому вы здесь.
– Но почему именно здесь? – спросила крошечная женщина в детском инвалидном кресле. – И именно теперь – это как-то… не по-христиански, отец.
Вера Уоллах, вспомнила Али. Врач из Новой Зеландии. Она в одиночку противостояла и Церкви, и никарагуанским властям, настояв на введении контроля над рождаемостью. Против нее были штыки и распятия, и все же Вера принесла беднякам спасение – презервативы.
– Да, – проворчал худой мужчина, – время унылое. Почему сейчас?
Хоук, математик. Али видела, как он развлекался с картой, на которой материки были как бы вывернуты наизнанку и видны изнутри.
– И всегда-то так, – сказала Дженьюэри, недовольная его сарказмом, – Томас вечно нам навязывает таким манером свои тайны.
– Могло быть и хуже, – прокомментировал Pay, другой нобелевский лауреат.
Родился в Индии, в штате Уттар Прадеш, в семье неприкасаемых и ухитрился попасть в нижнюю палату индийского парламента. Там он много лет был спикером от своей партии.
Позже Pay почти решил уйти от мира, отказаться от своего имени – и одежды – и встать на путь садху, отшельника, живущего подаянием: горстка риса в день.
Томас дал им еще несколько минут – поприветствовать друг друга и побранить его самого. Дженьюэри продолжала шепотом рассказывать Али о присутствующих. Вот Мустафа, александриец из древнего коптского рода; его мать ведет род от самого Цезаря. Христианин по вероисповеданию, он отлично разбирался в шариате – мусульманском законодательстве – и один из немногих умел объяснить его людям Запада. Мустафа страдал от эмфиземы и мог говорить только обрывочными фразами.
На противоположном конце стола сидел промышленник Фоули, сколотивший помимо основного состояния несколько побочных: одно – на пенициллине во время корейской войны, другое – на плазме и крови; потом он увлекся борьбой за гражданские права и облагодетельствовал нескольких страдальцев. Сейчас он спорил о чем-то с астронавтом Бадом Персивелом. Али вспомнила и его историю: сделав свой первый шаг по Луне, Персивел отправился на Арарат искать Ноев ковчег, обнаружил геологические свидетельства того, что много веков назад воды Красного моря действительно расступились, а потом изучал прочие бредовые идеи.
Ясно – «Беовульф» состоит из кучки анархистов и неудачников.
Наконец все успокоились. Наступила очередь Томаса.
– Я счастлив иметь таких друзей, – сказал он Али. Она удивилась. Слушали все, но обращался иезуит именно к ней. – Редкие души. Много-много лет во время моих странствий я наслаждался их обществом. Каждый из присутствующих немало потрудился, чтобы отвратить человечество от наиболее разрушительных идей. Их награда… – Томас криво улыбнулся, – это их призвание.
Последнее слово он употребил не случайно. Видно, каким-то образом прознал, что монахиня не тверда в своем обете. Но ведь ее призвание не ослабло, только… изменилось.
– Мы прожили достаточно долго, чтобы понять: зло – реально и не случайно, – продолжал Томас. – И последние годы мы пытались его найти. Мы поддерживали друг друга, собирали вместе наши знания и плоды наблюдений. Это было нетрудно.
Казалось, действительно просто. Немолодые люди посвящают свободное время борьбе со злом.
– Наше самое сильное оружие – знания, – добавил Томас.
– Значит, вы – научный кружок, – сказала Али.
– Мы – рыцари круглого стола, и даже более того, – ответил Томас. Некоторые заулыбались. – Видите ли, я намерен найти Сатану. – Иезуит встретился глазами с Али, и монахиня поняла, что он не шутит. Как и остальные.
Али не сдержалась:
– Найти черта?
Группа нобелевских лауреатов и книжников свела поиски Зла к игре в прятки!
– Черт, – с трудом выдохнул египтянин Мустафа, – бабьи сказки!
– Не черта, а Сатану, – поправила Дженьюэри.
Теперь все смотрели на Али. Никто не спрашивал, почему она здесь – значит, им про нее известно. Неспроста Томас знает о ее планах поездки в Аравию, об изучении доисламской письменности, о поисках протоязыка. Члены общества собирали об Али информацию. Ее хотят завербовать. Что же здесь происходит? Чего ради Дженьюэри втянула ее в это дело?
– Сатану? – переспросила Али.
– Именно, – подтвердила сенатор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145