– Основателем анатомии и судебной антропологии был, конечно, Леонардо. Он располагал временем – и трупами, – чтобы экспериментировать с различными способами распятия.
– Это смешно, – сказал Персивел.
– Другое объяснение: мы имеем настоящую жертву распятия, – рассказчик сделал паузу, – но еще живую в тот момент, когда изготовили плащаницу.
– Что? – удивился Мустафа.
– Да-да! – подтвердил де л'Орме. – Этот любопытный факт мне помогла установить Вера. На полотне – никаких продуктов разложения. Более того, Вера сообщила мне, что отпечатки ребер смазаны, как если бы человек дышал.
– Ересь! – прошипел младший доминиканец.
– Не ересь, – возразил де л'Орме, – если допустить, что здесь изображен не Иисус.
– Но это он!
– Тогда еретик – вы, святой отец. Ибо вы поклоняетесь какому-то титану.
Наверное, доминиканец никогда в жизни не бил слепого, но по его оскалу было видно, что он готов это исправить.
– Вера его измерила. Два раза. Рост у этого человека шесть футов и восемь дюймов.
– Глядите-ка, крупный парень, – вставил кто-то. – Как же так?
– Разумеется, – сказал де л'Орме, – евангелисты непременно упомянули бы о таком огромном росте Христа.
Старший доминиканец уже шипел.
– Теперь, думаю, самое время открыть наш секрет, – сказал де л'Орме Вере.
Он положил руку на ее кресло, и Вера подвела его к столу. В руках у нее была картонная коробка, из которой слепой вынул маленькую пластмассовую статуэтку Венеры Милосской. Он едва ее не уронил.
– Помочь? – предложил Бранч.
– Нет, спасибо. Вам лучше держаться подальше.
Де л'Орме и Вера напоминали сейчас двух школьников, ставящих научный опыт. Де л'Орме достал из коробки стеклянную банку и кисточку. Вера расстелила на столе кусок ткани и надела пару резиновых перчаток.
– Что это вы делаете? – сурово спросил доминиканец.
– Ничего опасного для вашей плащаницы, – ответил слепой.
Вера отвинтила у банки крышку и опустила туда кисточку.
– Наша «краска», – объяснила она.
В банке была тщательно просеянная пыль тускло-серого цвета. Де л'Орме взял Венеру за голову, а Вера аккуратно припудрила ее пылью.
– А теперь – улыбочку. Снимаем, – сказал де л'Орме Венере.
Вера осторожно взяла статую за талию и стала держать в горизонтальном положении над расстеленной тканью.
– Это недолго, – уверила она.
– Скажи мне, когда начнется, – попросил де л'Орме.
– Уже, – сообщил Мустафа.
На ткани начало появляться изображение Венеры. Это был негатив. Постепенно прояснились детали.
– Это опровергает все! – заявил Фоули.
Персивел не желал верить. Он стоял и тряс головой.
– Радиация попадает на одну сторону ткани и создает изображение. Если подержать статуэтку достаточно долго, ткань потемнеет. Если поднять ее повыше – изображение получится крупнее. Если я подниму ее совсем высоко – миниатюрная Венера превратится в гиганта. Вот и объяснение росту Христа на плащанице.
– Наша «краска» – редкий изотоп ньютоний, – сказала Вера. – Существует в природе.
– И чтобы изготовить вот эту подделку, вы им намазались – да еще нагишом? – спросил Фоули.
– Да, – подтвердил де л'Орме. – С помощью Веры. Должен сказать, мужскую анатомию она и так знает.
Старший доминиканец, казалось, вот-вот обсосет эмаль с зубов.
– Но она же радиоактивная! – сказал Мустафа.
– Честно говоря, благодаря изотопам мой артрит на несколько дней приунялся. Я уж думаю – может, я наткнулся на подходящее лекарство и еще задержусь на этом свете.
– Глупости! – взорвался Персивел, словно вспомнив, какой занимает пост. – Если все так обстоит, мы бы обнаружили радиацию.
– На нашей ткани вы ее обнаружите, – признала Вера. – Но только потому, что на нее просыпалась пыль. А если бы мы были поаккуратнее и не прикасались к полотну, на нем не осталось бы ничего, кроме изображения.
– Я побывал на Луне и вернулся на землю, – сказал Персивел. Когда Персивел ударялся в воспоминания о своих лунных заслугах, это означало, что он дошел до точки. – Но никогда я не сталкивался с таким свойством минералов.
– Просто вы никогда не спускались под землю, – объяснил де л'Орме. – Хотел бы я, чтобы это было мое открытие. Но уже много лет шахтеры рассказывают о том, что на ящиках и вагонетках появляются фантомные изображения. Вот вам и объяснение.
– То есть, по вашим же словам, на поверхности есть только следы этого вещества, – не сдавался Персивел. – Вы утверждаете, что люди недавно обнаружили светящийся порошок в количестве, достаточном для того, чтобы создать подобный эффект. Так как же мог средневековый мошенник заполучить его столько, чтобы намазать целое тело и создать плащаницу?
Де л'Орме нахмурился:
– Но я вам уже сказал, что это не Леонардо.
– Вот чего я не понимаю, – Десмонд Линч взволнованно стучал тростью, – для чего? Для чего такие крайности? Неужели это просто чья-то шутка?
– Дело опять же касается власти, – ответил де л'Орме. – Подобная реликвия, да еще во времена таких суеверий? Когда целые церкви увлеклись чудодейственной силой простой щепки от Креста. В тысяча триста пятидесятом году Европу потрясло обретение реликвии – Плата Вероники. Вы знаете, сколько святых реликвий ходило в те дни в христианском мире? Крестоносцы возвращались домой со всевозможными военными трофеями. Среди мощей и Библий, принадлежавших святым мученикам, были и молочные зубы Иисуса, и его крайняя плоть – даже семь, если быть точным! – и столько щепок от Святого Креста, что хватило бы на целый лес. Конечно, в ход пошла не только плащаница, но она была самой могущественной. Что, если кто-то вдруг решил сыграть на легковерии невежественных христиан? Это мог быть Папа, король или просто талантливый художник. Что может быть чудеснее, чем запечатленное в натуральную величину тело Христа, изображающее его после крестных мук и перед Вознесением? Искусно выполненное, цинично разрекламированное – с помощью такого изделия можно изменить ход истории, или нажить состояние, или править умами и душами.
– Да бросьте вы, – жалобно сказал Персивел.
– А что, если цель была именно такая? – настаивал де л'Орме. – Что, если он намеревался проникнуть в культуру христианства через свое собственное изображение?
– Он? Чье «свое» изображение? – спросил Десмонд. – Вы кого имеете в виду?
– Того, разумеется, кто изображен на плащанице.
– Отлично, – рыкнул Десмонд. – И кто же этот негодник?
– Посмотрите на него, – предложил де л'Орме.
– Да мы и смотрим.
– Это – автопортрет.
– Портрет обманщика, – сказала Вера. – Он намазался ньютонием и встал перед полотном. Намеренно прибег к столь искусному обману. Примитивная фотокопия Сына Божьего.
– Ладно, сдаюсь. Мы что – должны его узнать?
– Он чуть-чуть на вас похож, Томас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
– Это смешно, – сказал Персивел.
– Другое объяснение: мы имеем настоящую жертву распятия, – рассказчик сделал паузу, – но еще живую в тот момент, когда изготовили плащаницу.
– Что? – удивился Мустафа.
– Да-да! – подтвердил де л'Орме. – Этот любопытный факт мне помогла установить Вера. На полотне – никаких продуктов разложения. Более того, Вера сообщила мне, что отпечатки ребер смазаны, как если бы человек дышал.
– Ересь! – прошипел младший доминиканец.
– Не ересь, – возразил де л'Орме, – если допустить, что здесь изображен не Иисус.
– Но это он!
– Тогда еретик – вы, святой отец. Ибо вы поклоняетесь какому-то титану.
Наверное, доминиканец никогда в жизни не бил слепого, но по его оскалу было видно, что он готов это исправить.
– Вера его измерила. Два раза. Рост у этого человека шесть футов и восемь дюймов.
– Глядите-ка, крупный парень, – вставил кто-то. – Как же так?
– Разумеется, – сказал де л'Орме, – евангелисты непременно упомянули бы о таком огромном росте Христа.
Старший доминиканец уже шипел.
– Теперь, думаю, самое время открыть наш секрет, – сказал де л'Орме Вере.
Он положил руку на ее кресло, и Вера подвела его к столу. В руках у нее была картонная коробка, из которой слепой вынул маленькую пластмассовую статуэтку Венеры Милосской. Он едва ее не уронил.
– Помочь? – предложил Бранч.
– Нет, спасибо. Вам лучше держаться подальше.
Де л'Орме и Вера напоминали сейчас двух школьников, ставящих научный опыт. Де л'Орме достал из коробки стеклянную банку и кисточку. Вера расстелила на столе кусок ткани и надела пару резиновых перчаток.
– Что это вы делаете? – сурово спросил доминиканец.
– Ничего опасного для вашей плащаницы, – ответил слепой.
Вера отвинтила у банки крышку и опустила туда кисточку.
– Наша «краска», – объяснила она.
В банке была тщательно просеянная пыль тускло-серого цвета. Де л'Орме взял Венеру за голову, а Вера аккуратно припудрила ее пылью.
– А теперь – улыбочку. Снимаем, – сказал де л'Орме Венере.
Вера осторожно взяла статую за талию и стала держать в горизонтальном положении над расстеленной тканью.
– Это недолго, – уверила она.
– Скажи мне, когда начнется, – попросил де л'Орме.
– Уже, – сообщил Мустафа.
На ткани начало появляться изображение Венеры. Это был негатив. Постепенно прояснились детали.
– Это опровергает все! – заявил Фоули.
Персивел не желал верить. Он стоял и тряс головой.
– Радиация попадает на одну сторону ткани и создает изображение. Если подержать статуэтку достаточно долго, ткань потемнеет. Если поднять ее повыше – изображение получится крупнее. Если я подниму ее совсем высоко – миниатюрная Венера превратится в гиганта. Вот и объяснение росту Христа на плащанице.
– Наша «краска» – редкий изотоп ньютоний, – сказала Вера. – Существует в природе.
– И чтобы изготовить вот эту подделку, вы им намазались – да еще нагишом? – спросил Фоули.
– Да, – подтвердил де л'Орме. – С помощью Веры. Должен сказать, мужскую анатомию она и так знает.
Старший доминиканец, казалось, вот-вот обсосет эмаль с зубов.
– Но она же радиоактивная! – сказал Мустафа.
– Честно говоря, благодаря изотопам мой артрит на несколько дней приунялся. Я уж думаю – может, я наткнулся на подходящее лекарство и еще задержусь на этом свете.
– Глупости! – взорвался Персивел, словно вспомнив, какой занимает пост. – Если все так обстоит, мы бы обнаружили радиацию.
– На нашей ткани вы ее обнаружите, – признала Вера. – Но только потому, что на нее просыпалась пыль. А если бы мы были поаккуратнее и не прикасались к полотну, на нем не осталось бы ничего, кроме изображения.
– Я побывал на Луне и вернулся на землю, – сказал Персивел. Когда Персивел ударялся в воспоминания о своих лунных заслугах, это означало, что он дошел до точки. – Но никогда я не сталкивался с таким свойством минералов.
– Просто вы никогда не спускались под землю, – объяснил де л'Орме. – Хотел бы я, чтобы это было мое открытие. Но уже много лет шахтеры рассказывают о том, что на ящиках и вагонетках появляются фантомные изображения. Вот вам и объяснение.
– То есть, по вашим же словам, на поверхности есть только следы этого вещества, – не сдавался Персивел. – Вы утверждаете, что люди недавно обнаружили светящийся порошок в количестве, достаточном для того, чтобы создать подобный эффект. Так как же мог средневековый мошенник заполучить его столько, чтобы намазать целое тело и создать плащаницу?
Де л'Орме нахмурился:
– Но я вам уже сказал, что это не Леонардо.
– Вот чего я не понимаю, – Десмонд Линч взволнованно стучал тростью, – для чего? Для чего такие крайности? Неужели это просто чья-то шутка?
– Дело опять же касается власти, – ответил де л'Орме. – Подобная реликвия, да еще во времена таких суеверий? Когда целые церкви увлеклись чудодейственной силой простой щепки от Креста. В тысяча триста пятидесятом году Европу потрясло обретение реликвии – Плата Вероники. Вы знаете, сколько святых реликвий ходило в те дни в христианском мире? Крестоносцы возвращались домой со всевозможными военными трофеями. Среди мощей и Библий, принадлежавших святым мученикам, были и молочные зубы Иисуса, и его крайняя плоть – даже семь, если быть точным! – и столько щепок от Святого Креста, что хватило бы на целый лес. Конечно, в ход пошла не только плащаница, но она была самой могущественной. Что, если кто-то вдруг решил сыграть на легковерии невежественных христиан? Это мог быть Папа, король или просто талантливый художник. Что может быть чудеснее, чем запечатленное в натуральную величину тело Христа, изображающее его после крестных мук и перед Вознесением? Искусно выполненное, цинично разрекламированное – с помощью такого изделия можно изменить ход истории, или нажить состояние, или править умами и душами.
– Да бросьте вы, – жалобно сказал Персивел.
– А что, если цель была именно такая? – настаивал де л'Орме. – Что, если он намеревался проникнуть в культуру христианства через свое собственное изображение?
– Он? Чье «свое» изображение? – спросил Десмонд. – Вы кого имеете в виду?
– Того, разумеется, кто изображен на плащанице.
– Отлично, – рыкнул Десмонд. – И кто же этот негодник?
– Посмотрите на него, – предложил де л'Орме.
– Да мы и смотрим.
– Это – автопортрет.
– Портрет обманщика, – сказала Вера. – Он намазался ньютонием и встал перед полотном. Намеренно прибег к столь искусному обману. Примитивная фотокопия Сына Божьего.
– Ладно, сдаюсь. Мы что – должны его узнать?
– Он чуть-чуть на вас похож, Томас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145