Он пытался определить, как давно эту свечу активировали. Больше трех часов назад, но не больше шести. Выходит, он потерял счет времени. Для чего-то Айк понюхал пластик. Невероятно – ему почудился запах кокосового шампуня!
– Кора! – отчаянно крикнул Айк в темный коридор.
Там, где на пути воздушного потока торчали слои породы, рождались едва слышные симфонии, состоящие из свиста, воя, птичьего щебета. Музыка камня.
Айк сунул «свечу» в карман. Воздух казался свежим, как снаружи. Айк наполнил легкие. Все инстинкты слились в одно ощущение, которое можно было определить как душевную боль. В этот момент Айк мечтал о том, о чем ему никогда не приходилось мечтать. Ему не хватало солнца.
Он пошарил лучом по краям обрыва – вверх, потом вниз. Не прошли ли его спутники здесь? Там и тут луч выхватывал выступы и углубления – но никто, включая самого Айка в его лучшие годы, не смог бы здесь пройти и остаться в живых. Пропасть такая, что перед ней должна была спасовать самая отчаянная вера в удачу. Должно быть, группа здесь свернула и пошла другой дорогой. Айк отправился обратно. Через сотню метров он отыскал место, где они свернули. Спускаясь, он не заметил расщелины. А с обратной стороны она казалась разинутой пастью, из которой лилось слабое зеленоватое свечение. Чтобы пролезть в узкое отверстие, Айку пришлось снять рюкзак.
Внутри коридора лежала вторая «свеча». Она светилась гораздо ярче первой. Сравнив «свечи», Айк установил приблизительный ход событий. Туристы, конечно, свернули в этот коридор. И только один человек в группе обладал духом первопроходца в достаточной мере, чтобы повести людей в боковой ход.
– Кора, – прошептал он.
Как и Айк, она ни за что не бросила бы Оуэна. Конечно, именно она настояла, чтобы они спустились в лабиринт.
Ходов становилось все больше. Айк посмотрел в боковой коридор и увидел, что он раздваивается, а его ответвления, в свою очередь, дают другие ответвления. Он ужаснулся. Кора невольно вела туристов – и его тоже – в неведомые глубины.
– Стойте! – крикнул он.
Первое время группа еще отмечала свой путь. В некоторых местах были выложенные из камней стрелки. Повороты были помечены нацарапанными на стенах крестиками. Но дальше все исчезло. Видимо, люди слегка приободрились и, осмелев, перестали ставить пометки.
Но Айк находил их следы – черная отметина от скользнувшей подошвы, недавно отколовшиеся от стены камни – и не только.
Чтение следов заняло уйму времени. Айк взглянул на часы. Далеко за полночь. Девять с лишним часов, как он ищет Кору и заблудших паломников. Значит, они пропали окончательно.
У Айка заболела голова. Он устал. Адреналин давно иссяк. Воздушных потоков больше не встречалось. Пахло не свежестью, а чревом пещеры, затхлой тьмой. Айк заставил себя разжевать и проглотить белковый брикет. Он уже не был уверен, что найдет обратный путь, однако сохранял присущее ему, как альпинисту, присутствие духа. Его внимания требовали тысячи мелких деталей. Что-то он замечал, что-то пропускал. Трудность в том, чтобы видеть только нужное.
Айк подошел к огромной дыре – большой горной воронке. Посветил фонарем в глубину и высоту. Несмотря на усталость, он испытал благоговейный трепет. Со сводчатого потолка свешивались гигантские, как колонны, сталактиты. На одной из стен вырезаны огромные буквы «Ом». И десятки, а может, сотни древних монгольских доспехов висели на сыромятных ремнях, привязанных к каменным выступам. Словно целое войско призраков. Разбитая армия.
Желтоватый камень в свете фонаря был сказочно прекрасен. Легкий ветер покачивал доспехи, и они разбивали луч на миллионы искорок.
На стенах висели прекрасные рисунки тангка, выполненные на мягкой коже. Айк прикоснулся к бахроме, обрамлявшей картину, и в ужасе отпрянул. Бахрома была сделана из человеческих пальцев. Кожа тоже была человеческой. Айк попятился, считая рисунки. Не меньше пятидесяти. Кому же это принадлежит – монгольским ордам?
Айк посмотрел вниз. У него под ногами оказалась еще одна мандала, шириной футов двадцать, сделанная из разноцветного песка. Ему приходилось видеть подобное в тибетских монастырях, но не такой величины. Как и мандала, нарисованная рядом с мумией, эта была совершенно непонятной – вместо обычных геометрических форм здесь было нечто, напоминающее скорее клубок червей. Айк увидел, что его следы – не единственные на разноцветном песке. Изображение смазано во многих местах. Тут ступало несколько ног, и совсем недавно. Наверное, здесь прошла Кора со своей группой.
В каком-то месте Айк потерял след. Коридор перед ним разветвлялся на несколько проходов. Он вспомнил одно правило, которому его научили еще в детстве, – в любом лабиринте нужно сворачивать все время только налево или только направо. В Тибете принято совершать ритуальные обходы против часовой стрелки, и Айк свернул в левый ход. Выбор оказался правильным. Через десять минут он нашел одну из туристок.
Айка окружали известковые отложения, такие ровные и гладкие, что почти полностью поглощали тени. Ни острых углов, ни трещин, ни выступов, только легкая шероховатость и волнистость. Свет плавно скользил по стенам и оттого казался чистым, ничем не замутненным. Куда бы ни упал луч, везде рождалось молочно-белое сияние.
Здесь была Клеопатра. Когда Айк повернул за угол, лучи их фонарей скрестились. Она сидела в восточной позе в самой середине освещенного коридора. Вокруг валялись золотые монеты – словно она просила тут милостыню.
– Вы что-то повредили?
– Ногу подвернула, – улыбаясь, ответила Клео.
Глаза ее светились мудростью и добротой – не к этому ли стремятся все паломники? Но Айка было не обмануть.
– Пойдем, – приказал он.
– Идите вперед, – выдохнула Клео ангельским голоском. – Я еще чуть-чуть побуду.
Некоторые люди могут переносить одиночество, но большинству это только кажется. Айку приходилось видеть таких: и в горах, и в монастырях, и – однажды – в тюрьме. Многие повреждались в уме от длительного одиночества, от холода, голода или даже от неумелой медитации. А Клео, похоже, досталось всего понемногу.
Айк взглянул на часы: три часа ночи.
– А где остальные? Куда они пошли?
– Они недалеко, – сказала Клео.
Хорошая новость. Но она добавила:
– Пошли вас искать.
– Меня?
– Вы все время звали на помощь. Не могли же мы вас бросить.
– Я не звал на помощь!
Клео похлопала его по ноге.
– Один за всех и все за одного! – сказала она.
Айк поднял монету.
– Это откуда?
– Отовсюду, – сказала Клео. – Полным полно, и чем дальше, тем больше. Удивительно, правда?
– Я иду за остальными. Потом вернемся за вами, – сказал Айк. Говоря, он вынул из фонаря батарейки – фонарь едва светил – и вставил последний комплект.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
– Кора! – отчаянно крикнул Айк в темный коридор.
Там, где на пути воздушного потока торчали слои породы, рождались едва слышные симфонии, состоящие из свиста, воя, птичьего щебета. Музыка камня.
Айк сунул «свечу» в карман. Воздух казался свежим, как снаружи. Айк наполнил легкие. Все инстинкты слились в одно ощущение, которое можно было определить как душевную боль. В этот момент Айк мечтал о том, о чем ему никогда не приходилось мечтать. Ему не хватало солнца.
Он пошарил лучом по краям обрыва – вверх, потом вниз. Не прошли ли его спутники здесь? Там и тут луч выхватывал выступы и углубления – но никто, включая самого Айка в его лучшие годы, не смог бы здесь пройти и остаться в живых. Пропасть такая, что перед ней должна была спасовать самая отчаянная вера в удачу. Должно быть, группа здесь свернула и пошла другой дорогой. Айк отправился обратно. Через сотню метров он отыскал место, где они свернули. Спускаясь, он не заметил расщелины. А с обратной стороны она казалась разинутой пастью, из которой лилось слабое зеленоватое свечение. Чтобы пролезть в узкое отверстие, Айку пришлось снять рюкзак.
Внутри коридора лежала вторая «свеча». Она светилась гораздо ярче первой. Сравнив «свечи», Айк установил приблизительный ход событий. Туристы, конечно, свернули в этот коридор. И только один человек в группе обладал духом первопроходца в достаточной мере, чтобы повести людей в боковой ход.
– Кора, – прошептал он.
Как и Айк, она ни за что не бросила бы Оуэна. Конечно, именно она настояла, чтобы они спустились в лабиринт.
Ходов становилось все больше. Айк посмотрел в боковой коридор и увидел, что он раздваивается, а его ответвления, в свою очередь, дают другие ответвления. Он ужаснулся. Кора невольно вела туристов – и его тоже – в неведомые глубины.
– Стойте! – крикнул он.
Первое время группа еще отмечала свой путь. В некоторых местах были выложенные из камней стрелки. Повороты были помечены нацарапанными на стенах крестиками. Но дальше все исчезло. Видимо, люди слегка приободрились и, осмелев, перестали ставить пометки.
Но Айк находил их следы – черная отметина от скользнувшей подошвы, недавно отколовшиеся от стены камни – и не только.
Чтение следов заняло уйму времени. Айк взглянул на часы. Далеко за полночь. Девять с лишним часов, как он ищет Кору и заблудших паломников. Значит, они пропали окончательно.
У Айка заболела голова. Он устал. Адреналин давно иссяк. Воздушных потоков больше не встречалось. Пахло не свежестью, а чревом пещеры, затхлой тьмой. Айк заставил себя разжевать и проглотить белковый брикет. Он уже не был уверен, что найдет обратный путь, однако сохранял присущее ему, как альпинисту, присутствие духа. Его внимания требовали тысячи мелких деталей. Что-то он замечал, что-то пропускал. Трудность в том, чтобы видеть только нужное.
Айк подошел к огромной дыре – большой горной воронке. Посветил фонарем в глубину и высоту. Несмотря на усталость, он испытал благоговейный трепет. Со сводчатого потолка свешивались гигантские, как колонны, сталактиты. На одной из стен вырезаны огромные буквы «Ом». И десятки, а может, сотни древних монгольских доспехов висели на сыромятных ремнях, привязанных к каменным выступам. Словно целое войско призраков. Разбитая армия.
Желтоватый камень в свете фонаря был сказочно прекрасен. Легкий ветер покачивал доспехи, и они разбивали луч на миллионы искорок.
На стенах висели прекрасные рисунки тангка, выполненные на мягкой коже. Айк прикоснулся к бахроме, обрамлявшей картину, и в ужасе отпрянул. Бахрома была сделана из человеческих пальцев. Кожа тоже была человеческой. Айк попятился, считая рисунки. Не меньше пятидесяти. Кому же это принадлежит – монгольским ордам?
Айк посмотрел вниз. У него под ногами оказалась еще одна мандала, шириной футов двадцать, сделанная из разноцветного песка. Ему приходилось видеть подобное в тибетских монастырях, но не такой величины. Как и мандала, нарисованная рядом с мумией, эта была совершенно непонятной – вместо обычных геометрических форм здесь было нечто, напоминающее скорее клубок червей. Айк увидел, что его следы – не единственные на разноцветном песке. Изображение смазано во многих местах. Тут ступало несколько ног, и совсем недавно. Наверное, здесь прошла Кора со своей группой.
В каком-то месте Айк потерял след. Коридор перед ним разветвлялся на несколько проходов. Он вспомнил одно правило, которому его научили еще в детстве, – в любом лабиринте нужно сворачивать все время только налево или только направо. В Тибете принято совершать ритуальные обходы против часовой стрелки, и Айк свернул в левый ход. Выбор оказался правильным. Через десять минут он нашел одну из туристок.
Айка окружали известковые отложения, такие ровные и гладкие, что почти полностью поглощали тени. Ни острых углов, ни трещин, ни выступов, только легкая шероховатость и волнистость. Свет плавно скользил по стенам и оттого казался чистым, ничем не замутненным. Куда бы ни упал луч, везде рождалось молочно-белое сияние.
Здесь была Клеопатра. Когда Айк повернул за угол, лучи их фонарей скрестились. Она сидела в восточной позе в самой середине освещенного коридора. Вокруг валялись золотые монеты – словно она просила тут милостыню.
– Вы что-то повредили?
– Ногу подвернула, – улыбаясь, ответила Клео.
Глаза ее светились мудростью и добротой – не к этому ли стремятся все паломники? Но Айка было не обмануть.
– Пойдем, – приказал он.
– Идите вперед, – выдохнула Клео ангельским голоском. – Я еще чуть-чуть побуду.
Некоторые люди могут переносить одиночество, но большинству это только кажется. Айку приходилось видеть таких: и в горах, и в монастырях, и – однажды – в тюрьме. Многие повреждались в уме от длительного одиночества, от холода, голода или даже от неумелой медитации. А Клео, похоже, досталось всего понемногу.
Айк взглянул на часы: три часа ночи.
– А где остальные? Куда они пошли?
– Они недалеко, – сказала Клео.
Хорошая новость. Но она добавила:
– Пошли вас искать.
– Меня?
– Вы все время звали на помощь. Не могли же мы вас бросить.
– Я не звал на помощь!
Клео похлопала его по ноге.
– Один за всех и все за одного! – сказала она.
Айк поднял монету.
– Это откуда?
– Отовсюду, – сказала Клео. – Полным полно, и чем дальше, тем больше. Удивительно, правда?
– Я иду за остальными. Потом вернемся за вами, – сказал Айк. Говоря, он вынул из фонаря батарейки – фонарь едва светил – и вставил последний комплект.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145