Словно во сне, он произнес:
– Какая разница?
* * *
Когда от группы отделилась женщина и отошла к желобку в стороне, Воин решил, что она хочет облегчиться. Чисто человеческое упрямство – ходить вот так поодиночке.
В момент полнейшей своей беззащитности – на ногах спущенные штаны, все усилия направлены на опорожнение, кругом висит запах, – то есть именно тогда, когда нужно, чтобы вокруг стояли готовые защитить товарищи, люди непременно желают уединения.
Но, к его удивлению, женщина не стала садиться. При свете своего налобного фонаря она терла куском мыла бедра и лобок, пока не появилась пена, а потом начала водить руками по ногам – вверх и вниз. Она была далека от тучных самок, столь ценимых некоторыми племенами, но и не костлявая. Крепкие мышцы на бедрах и ягодицах. Широкий таз – ей легко будет вынашивать детей. Женщина стала поливать себя водой из бутылки, и вода, струясь по коже, обрисовывала контуры тела.
Именно тогда Воин решил – он возьмет ее.
Возможно, рассуждал он, Кора умерла, чтобы появилась другая женщина. Или же она – утешение за смерть Коры, посланное судьбой. А может быть, это и есть Кора, только в другом обличье. Кто знает? Говорят, души, пока не найдут нового обиталища, томятся в камнях и пытаются ускользнуть оттуда через трещины.
Кожа у нее была без изъяна, как у младенца. Стройный торс, длинные ноги – многообещающее тело. Повседневная жизнь сурова, но, судя по ногам, у нее много сил. Воин представил ее тело с кольцами, узорами и шрамами – он и сам это прошел. Если женщина переживет посвящение, он даст ей хейдлское имя – имя, которое можно будет осязать или увидеть, но не произнести. Воин многим так дал имя. И когда-то ему тоже дали имя.
Заполучить ее можно разными способами. Умыкнуть, соблазнить, просто вывихнуть ей ногу и уволочь. Если что-то не заладится, сгодится на мясо.
По своему опыту он знал: лучше всего действовать с помощью приманки. Это он делал мастерски, можно сказать, творчески. И его умение влияло на его положение среди хейдлов. Несколько раз у поверхности ему удавалось даже заманить небольшие группы людей. Поймай одного, а с его – или ее – помощью привлечешь остальных. Если это женщина – на нее часто ловится муж. А на ребенка непременно поймается хотя бы один из родителей. Очень легкие жертвы – паломники. Он справлялся играючи.
Воин неподвижно стоял в темноте, прислушивался – не придут ли сюда другие, люди или еще кто. Убедившись, что никто не помешает, он наконец сделал первый ход. Заговорил по-английски.
– Привет! – сказал он заговорщицким тоном.
Не пытаясь скрыть свое намерение.
Она повернулась за второй бутылкой и при звуке его голоса замерла.
Повернула голову влево, потом вправо. Голос раздался из-за спины, но женщина догадалась, что впечатление могло быть обманчиво. Ему понравилась ее сообразительность, умение анализировать ситуацию и оценивать опасность.
– Что ты там делаешь? – строго спросила женщина.
Она держалась уверенно, не пыталась прикрыться. Она стояла к нему вполоборота, голая, не скрываясь, блистала белизной. Ее красота и нагота были ее оружием.
– Смотрю. На тебя смотрю.
Что-то в ее позе – поворот головы или изгиб спины – говорило, что она не сильно возмущена.
– И чего ты хочешь?
– Чего хочу?
Что она ждет услышать здесь, глубоко под землей? Он вспомнил Кору.
– Весь мир. И жизнь. И тебя.
Она поняла его правильно.
– Так ты из охраны?
Вот и выдала себя. Она знала, что солдаты за ней подглядывают, догадался он. И женщина не осталась равнодушной, хотя ее не влекло к кому-то одному – имени она не спросила, только кто он. Ей нравилась его таинственность. Так гораздо проще. Вполне возможно, что женщина пришла сюда одна именно в надежде кого-нибудь привлечь.
– Да, – ответил Воин и не солгал. – Раньше я был солдатом.
– Так ты мне покажешься?
Воин почувствовал, что ей это не так уж важно. Неизвестность гораздо лучше. Славная девочка.
– Нет. Не сейчас. Вдруг ты проговоришься?
– А если проговорюсь?
Воин почувствовал, как она изменилась. Мощный запах ее желания начал наполнять маленький грот.
– Меня убьют, – сказал он.
Женщина погасила свет.
* * *
Али видела, что ад начинает проникать в людей.
Здесь, подобно Ионе в китовом чреве, можно узреть лишь тьму. Им внушали с детства, что сюда никто не спускается, только проклятые Господом. И вот они здесь, и это их пугает.
Наверное, неудивительно, что они начали обращаться к Али. Мужчины и женщины, ученые и солдаты стали искать ее общества, чтобы покаяться. Напуганные собственными мифами, они хотели сбросить ношу своих грехов. Тоже способ сохранить рассудок. Странно, но Али не была к такому готова.
Люди подходили к ней поодиночке. Кто-то отставал от плота или ловил ее в лагере наедине. «Сестра», – бормотали они. Хотя только что обращались к ней по имени.
Когда говорили «сестра», Али понимала, чего от нее хотят: чтоб она стала для них чужой – безымянной, любящей и прощающей.
– Я ведь не священник, – говорила Али. – Я не могу отпускать грехи.
– Вы монахиня, – отвечали ей, как будто это что-то меняло.
И рассказывали о своих страхах и сожалениях, о слабостях, склонностях и извращениях, о неприязни и ненависти. То, что они не смели сказать друг другу, говорили ей.
Экуменисты называют это «возвращение к Церкви». Такое сильное стремление просто поражало Али. Иногда она не знала, куда деваться от их исповедей. Каждый хотел, чтобы Али защитила его от его собственных чудищ.
Али заметила, в каком состоянии Молли, когда они играли после обеда в покер. Они сидели вдвоем на маленьком плоту. Молли выбросила тузовую пару, и Али увидела ее ладони.
– У тебя кровь!
Улыбка Молли погасла.
– Ерунда. Потечет и перестанет.
– И давно у тебя так?
– Не помню, – уклончиво сказала Молли. – Где-то с месяц.
– А что случилось? На твои руки смотреть страшно.
В ладонях у Молли были ранки. Словно из них вырвали клочки мяса. Не порезы и не нарывы. Казалось, ладони проедены кислотой, но кислота бы прижгла раны.
– Волдыри, – объяснила Молли.
У нее под глазами проступили темные круги. Она по привычке брила голову наголо, но уже не была такой цветущей и здоровой, как раньше.
– Наверное, нужно показать врачу, – сказала Али.
Молли сжала кулаки:
– Ничего страшного нет.
– Я просто волнуюсь, – объяснила Али. – Если не хочешь, не будем об этом.
– Ты подозреваешь что-то плохое.
Потом у Молли потекла из глаз кровь. Не желая рисковать, врачи изолировали обеих женщин. Их плот привязали на длинную веревку, и он плыл в сотне ярдов от остальных.
Али все понимала. Возможность заразиться неведомой болезнью привела участников экспедиции в ужас. Но ее возмущало, что солдаты Уокера подглядывают за ней и Молли через снайперские прицелы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
– Какая разница?
* * *
Когда от группы отделилась женщина и отошла к желобку в стороне, Воин решил, что она хочет облегчиться. Чисто человеческое упрямство – ходить вот так поодиночке.
В момент полнейшей своей беззащитности – на ногах спущенные штаны, все усилия направлены на опорожнение, кругом висит запах, – то есть именно тогда, когда нужно, чтобы вокруг стояли готовые защитить товарищи, люди непременно желают уединения.
Но, к его удивлению, женщина не стала садиться. При свете своего налобного фонаря она терла куском мыла бедра и лобок, пока не появилась пена, а потом начала водить руками по ногам – вверх и вниз. Она была далека от тучных самок, столь ценимых некоторыми племенами, но и не костлявая. Крепкие мышцы на бедрах и ягодицах. Широкий таз – ей легко будет вынашивать детей. Женщина стала поливать себя водой из бутылки, и вода, струясь по коже, обрисовывала контуры тела.
Именно тогда Воин решил – он возьмет ее.
Возможно, рассуждал он, Кора умерла, чтобы появилась другая женщина. Или же она – утешение за смерть Коры, посланное судьбой. А может быть, это и есть Кора, только в другом обличье. Кто знает? Говорят, души, пока не найдут нового обиталища, томятся в камнях и пытаются ускользнуть оттуда через трещины.
Кожа у нее была без изъяна, как у младенца. Стройный торс, длинные ноги – многообещающее тело. Повседневная жизнь сурова, но, судя по ногам, у нее много сил. Воин представил ее тело с кольцами, узорами и шрамами – он и сам это прошел. Если женщина переживет посвящение, он даст ей хейдлское имя – имя, которое можно будет осязать или увидеть, но не произнести. Воин многим так дал имя. И когда-то ему тоже дали имя.
Заполучить ее можно разными способами. Умыкнуть, соблазнить, просто вывихнуть ей ногу и уволочь. Если что-то не заладится, сгодится на мясо.
По своему опыту он знал: лучше всего действовать с помощью приманки. Это он делал мастерски, можно сказать, творчески. И его умение влияло на его положение среди хейдлов. Несколько раз у поверхности ему удавалось даже заманить небольшие группы людей. Поймай одного, а с его – или ее – помощью привлечешь остальных. Если это женщина – на нее часто ловится муж. А на ребенка непременно поймается хотя бы один из родителей. Очень легкие жертвы – паломники. Он справлялся играючи.
Воин неподвижно стоял в темноте, прислушивался – не придут ли сюда другие, люди или еще кто. Убедившись, что никто не помешает, он наконец сделал первый ход. Заговорил по-английски.
– Привет! – сказал он заговорщицким тоном.
Не пытаясь скрыть свое намерение.
Она повернулась за второй бутылкой и при звуке его голоса замерла.
Повернула голову влево, потом вправо. Голос раздался из-за спины, но женщина догадалась, что впечатление могло быть обманчиво. Ему понравилась ее сообразительность, умение анализировать ситуацию и оценивать опасность.
– Что ты там делаешь? – строго спросила женщина.
Она держалась уверенно, не пыталась прикрыться. Она стояла к нему вполоборота, голая, не скрываясь, блистала белизной. Ее красота и нагота были ее оружием.
– Смотрю. На тебя смотрю.
Что-то в ее позе – поворот головы или изгиб спины – говорило, что она не сильно возмущена.
– И чего ты хочешь?
– Чего хочу?
Что она ждет услышать здесь, глубоко под землей? Он вспомнил Кору.
– Весь мир. И жизнь. И тебя.
Она поняла его правильно.
– Так ты из охраны?
Вот и выдала себя. Она знала, что солдаты за ней подглядывают, догадался он. И женщина не осталась равнодушной, хотя ее не влекло к кому-то одному – имени она не спросила, только кто он. Ей нравилась его таинственность. Так гораздо проще. Вполне возможно, что женщина пришла сюда одна именно в надежде кого-нибудь привлечь.
– Да, – ответил Воин и не солгал. – Раньше я был солдатом.
– Так ты мне покажешься?
Воин почувствовал, что ей это не так уж важно. Неизвестность гораздо лучше. Славная девочка.
– Нет. Не сейчас. Вдруг ты проговоришься?
– А если проговорюсь?
Воин почувствовал, как она изменилась. Мощный запах ее желания начал наполнять маленький грот.
– Меня убьют, – сказал он.
Женщина погасила свет.
* * *
Али видела, что ад начинает проникать в людей.
Здесь, подобно Ионе в китовом чреве, можно узреть лишь тьму. Им внушали с детства, что сюда никто не спускается, только проклятые Господом. И вот они здесь, и это их пугает.
Наверное, неудивительно, что они начали обращаться к Али. Мужчины и женщины, ученые и солдаты стали искать ее общества, чтобы покаяться. Напуганные собственными мифами, они хотели сбросить ношу своих грехов. Тоже способ сохранить рассудок. Странно, но Али не была к такому готова.
Люди подходили к ней поодиночке. Кто-то отставал от плота или ловил ее в лагере наедине. «Сестра», – бормотали они. Хотя только что обращались к ней по имени.
Когда говорили «сестра», Али понимала, чего от нее хотят: чтоб она стала для них чужой – безымянной, любящей и прощающей.
– Я ведь не священник, – говорила Али. – Я не могу отпускать грехи.
– Вы монахиня, – отвечали ей, как будто это что-то меняло.
И рассказывали о своих страхах и сожалениях, о слабостях, склонностях и извращениях, о неприязни и ненависти. То, что они не смели сказать друг другу, говорили ей.
Экуменисты называют это «возвращение к Церкви». Такое сильное стремление просто поражало Али. Иногда она не знала, куда деваться от их исповедей. Каждый хотел, чтобы Али защитила его от его собственных чудищ.
Али заметила, в каком состоянии Молли, когда они играли после обеда в покер. Они сидели вдвоем на маленьком плоту. Молли выбросила тузовую пару, и Али увидела ее ладони.
– У тебя кровь!
Улыбка Молли погасла.
– Ерунда. Потечет и перестанет.
– И давно у тебя так?
– Не помню, – уклончиво сказала Молли. – Где-то с месяц.
– А что случилось? На твои руки смотреть страшно.
В ладонях у Молли были ранки. Словно из них вырвали клочки мяса. Не порезы и не нарывы. Казалось, ладони проедены кислотой, но кислота бы прижгла раны.
– Волдыри, – объяснила Молли.
У нее под глазами проступили темные круги. Она по привычке брила голову наголо, но уже не была такой цветущей и здоровой, как раньше.
– Наверное, нужно показать врачу, – сказала Али.
Молли сжала кулаки:
– Ничего страшного нет.
– Я просто волнуюсь, – объяснила Али. – Если не хочешь, не будем об этом.
– Ты подозреваешь что-то плохое.
Потом у Молли потекла из глаз кровь. Не желая рисковать, врачи изолировали обеих женщин. Их плот привязали на длинную веревку, и он плыл в сотне ярдов от остальных.
Али все понимала. Возможность заразиться неведомой болезнью привела участников экспедиции в ужас. Но ее возмущало, что солдаты Уокера подглядывают за ней и Молли через снайперские прицелы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145