Некоторые были совсем голые, если не считать кожаных набедренных повязок. Другие носили что-то вроде кожаных жилетов. Все мужского пола, судя по колпачкам в паху. Каждый щеголял колпачком, сделанным из рога и подвязанным для имитации эрекции, наподобие того, как делают аборигены Новой Гвинеи.
Ясно, какой будет конец. Батарейка стала садиться. Хейдлы с обеих сторон придвинулись ближе. Круг света превратился в небольшое тусклое пятно. Оспри встряхнул фонарь, и тот загорелся ярче – хейдлы отодвинулись на несколько метров. Он вздохнул. Пора. C'est la vie. Он усмехнулся и положил лезвие ножа на запястье. Можно бы дождаться, пока фонарь погаснет совсем, но Оспри боялся, что в темноте у него не получится. Если надрезать неглубоко, дело кончится болезненной царапиной, а если слишком глубоко – вены сократятся. Так он думал. Нужно все сделать правильно, пока еще видно.
Оспри спокойно надавил на нож. Из-под лезвия брызнула кровь. Она вытекала и вытекала. Хейдлы в темноте что-то забормотали.
Оспри переложил нож в левую руку и сделал надрез на правой. Уронил нож. Через минуту ему стало холодно. Острая боль в запястьях перешла в ноющую. Кровь растекалась по каменному полу. И Оспри уже не понимал – гаснет ли окончательно фонарь или у него слабеет зрение. Он прислонился головой к стене. Мысли его успокоились. Перед глазами возник образ прекрасной мексиканки. Ее лицо пришло на смену бабочкам – они уже все погибли от недостатка света. Умирающий положил своих монархов рядышком и, сползая на бок, видел перед собой оранжево-черные лоскутки крылышек.
Хейдлы что-то насвистывали и прищелкивали. Они явно взволновались. Оспри улыбнулся. Они одержали верх, но победил все равно он.
Пятнышко света съежилось и пропало. Лицо мексиканки растворилось в темноте. Оспри издал слабый стон. И тьма приняла его.
Теряя сознание, он успел понять, что на него набросились хейдлы. Он учуял их запах и почувствовал, как его хватают и стягивают запястья веревками. Слишком поздно Оспри догадался, что ему накладывают на вены жгуты, спасают ему жизнь. Попытался вырваться, но сил не хватило.
В следующие недели Оспри медленно возвращался к жизни. Чем больше он поправлялся, тем больше боли приходилось терпеть. Иногда его несли. Иногда заставляли идти вслепую по темным коридорам. В полном мраке ему приходилось полагаться на все чувства, кроме зрения. Порой его попросту истязали. Оспри не мог понять, что с ним делают. В памяти всплывали ужасные истории о мучениях пленников. Он начал бредить, и ему отрезали язык. И тогда он почти потерял рассудок.
Разумеется, Оспри не мог знать, что хейдлы пригласили одного из лучших мастеров, чтобы снять только самые верхние слои его кожи, не более, – со всей спины от плеча до плеча. Под руководством мастера его раны посыпали солью, подготавливая холст. Выдерживание заняло несколько дней, потребовалось еще соскабливание, еще соль. Наконец набросок был готов, проведены черные контуры и оставлены зарастать. Еще через три дня на кожу нанесли слой светлой охры.
К тому времени желание Оспри исполнилось. От боли и мучений он сошел с ума. Однако вовсе не поэтому хейдлы позволили ему свободно бродить по коридорам. Если бы безумие давало право на свободу, хейдлы отпускали бы почти всех пленников-людей. Кто знает, что на уме у этих созданий? Человеческие причуды и странности – настоящая загадка.
У Оспри был особый случай. Ему позволяли ходить, куда заблагорассудится. За кем бы он ни увязался, его кормили и берегли от всяких опасностей – заботиться о нем считалось похвальным. Его не заставляли переносить грузы. На нем не поставили ни тавра, ни метки. Оспри не стал ничьей собственностью, он принадлежал всем – создание невиданной красоты.
Хейдлы приводили полюбоваться им своих детей. Слух о нем разнесся быстро. Куда бы он ни пришел, везде знали – это святой человек, который носил на шее маленькие обиталища душ.
Оспри не суждено было узнать, что именно изобразили хейдлы у него на спине. Он был бы бесконечно счастлив. Потому что всякий раз, когда он двигался или просто дышал, казалось, что его несут переливчатые оранжево-черные крылья.
9
La frontera
Фронтир – это передний край, место встречи дикости и цивилизации… Это линия наиболее быстрой и эффективной американизации. Дикая природа осваивает колониста.
Фредерик Джексон Тернер.
Важность фронтира в американской истории
Галапагосский рифт
0,55 градуса северной широты
В 17.00 все участники экспедиции погрузились на электробусы. Их снабдили проспектами, буклетами, блокнотами – все материалы были пронумерованы и носили гриф «Секретно». Им выдали спортивную одежду с логотипом «Гелиоса». Особенно всем понравились черные кепки, как у полицейских отрядов особого назначения: в них ученые сразу приобрели суровый вид. Али удовольствовалась футболкой с эмблемой «Гелиоса» на спине. С едва слышным мурлыканьем автобусы выехали из ворот огороженной территории на улицу.
Город Наска напомнил Али Пекин с его стайками велосипедистов. В таком быстрорастущем городе в час пик на велосипеде доедешь гораздо быстрее. Люди спешили на работу. Через окно Али разглядывала их лица, лица жителей Тихоокеанского бассейна, пыталась понять, чем они живут. Вот где праздник энтузиазма!
На рассекреченных картах такие города, как Наска, походили на нервные клетки, тянущие в разные стороны свои отростки. Людей сюда влекло то же, что всегда, – дешевые земли, залежи драгоценных металлов и нефти, свобода от прежних устоев, возможность начать все заново. Али думала встретить здесь угрюмых эмигрантов, отщепенцев, которым некуда больше податься, но видела лица образованных людей – банкиров, предпринимателей, руководителей, работников сферы обслуживания. Как портовый город будущего, Наску считали новым Сан-Франциско или Сингапуром. За четыре года он стал основным связующим звеном между экваториальным подземным миром и городами западного побережья обеих Америк.
Али радовало, что люди в Наске выглядят нормальными и здоровыми. Разумеется, сюда, вниз, едут молодые и сильные, и потому населению здоровья не занимать. Почти все такие города оснащались лампами, имитирующими солнечный свет, и уличные велосипедисты тут были загорелые, словно заядлые серферы.
Мало кто не встречал вернувшихся снизу солдат или рабочих, страдающих непонятными заболеваниями – рост костей, увеличенные глаза, странные опухоли и наросты, даже рудиментарные хвосты. Некоторое время религиозные группы обвиняли в этом ад, считая происходящее доказательством Божественного промысла. Ад – своеобразный ГУЛАГ, и попасть туда – уже наказание. Теперь, глядя вокруг, Али убеждалась, что фармацевтические компании вполне успешно борются с воздействием преисподней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Ясно, какой будет конец. Батарейка стала садиться. Хейдлы с обеих сторон придвинулись ближе. Круг света превратился в небольшое тусклое пятно. Оспри встряхнул фонарь, и тот загорелся ярче – хейдлы отодвинулись на несколько метров. Он вздохнул. Пора. C'est la vie. Он усмехнулся и положил лезвие ножа на запястье. Можно бы дождаться, пока фонарь погаснет совсем, но Оспри боялся, что в темноте у него не получится. Если надрезать неглубоко, дело кончится болезненной царапиной, а если слишком глубоко – вены сократятся. Так он думал. Нужно все сделать правильно, пока еще видно.
Оспри спокойно надавил на нож. Из-под лезвия брызнула кровь. Она вытекала и вытекала. Хейдлы в темноте что-то забормотали.
Оспри переложил нож в левую руку и сделал надрез на правой. Уронил нож. Через минуту ему стало холодно. Острая боль в запястьях перешла в ноющую. Кровь растекалась по каменному полу. И Оспри уже не понимал – гаснет ли окончательно фонарь или у него слабеет зрение. Он прислонился головой к стене. Мысли его успокоились. Перед глазами возник образ прекрасной мексиканки. Ее лицо пришло на смену бабочкам – они уже все погибли от недостатка света. Умирающий положил своих монархов рядышком и, сползая на бок, видел перед собой оранжево-черные лоскутки крылышек.
Хейдлы что-то насвистывали и прищелкивали. Они явно взволновались. Оспри улыбнулся. Они одержали верх, но победил все равно он.
Пятнышко света съежилось и пропало. Лицо мексиканки растворилось в темноте. Оспри издал слабый стон. И тьма приняла его.
Теряя сознание, он успел понять, что на него набросились хейдлы. Он учуял их запах и почувствовал, как его хватают и стягивают запястья веревками. Слишком поздно Оспри догадался, что ему накладывают на вены жгуты, спасают ему жизнь. Попытался вырваться, но сил не хватило.
В следующие недели Оспри медленно возвращался к жизни. Чем больше он поправлялся, тем больше боли приходилось терпеть. Иногда его несли. Иногда заставляли идти вслепую по темным коридорам. В полном мраке ему приходилось полагаться на все чувства, кроме зрения. Порой его попросту истязали. Оспри не мог понять, что с ним делают. В памяти всплывали ужасные истории о мучениях пленников. Он начал бредить, и ему отрезали язык. И тогда он почти потерял рассудок.
Разумеется, Оспри не мог знать, что хейдлы пригласили одного из лучших мастеров, чтобы снять только самые верхние слои его кожи, не более, – со всей спины от плеча до плеча. Под руководством мастера его раны посыпали солью, подготавливая холст. Выдерживание заняло несколько дней, потребовалось еще соскабливание, еще соль. Наконец набросок был готов, проведены черные контуры и оставлены зарастать. Еще через три дня на кожу нанесли слой светлой охры.
К тому времени желание Оспри исполнилось. От боли и мучений он сошел с ума. Однако вовсе не поэтому хейдлы позволили ему свободно бродить по коридорам. Если бы безумие давало право на свободу, хейдлы отпускали бы почти всех пленников-людей. Кто знает, что на уме у этих созданий? Человеческие причуды и странности – настоящая загадка.
У Оспри был особый случай. Ему позволяли ходить, куда заблагорассудится. За кем бы он ни увязался, его кормили и берегли от всяких опасностей – заботиться о нем считалось похвальным. Его не заставляли переносить грузы. На нем не поставили ни тавра, ни метки. Оспри не стал ничьей собственностью, он принадлежал всем – создание невиданной красоты.
Хейдлы приводили полюбоваться им своих детей. Слух о нем разнесся быстро. Куда бы он ни пришел, везде знали – это святой человек, который носил на шее маленькие обиталища душ.
Оспри не суждено было узнать, что именно изобразили хейдлы у него на спине. Он был бы бесконечно счастлив. Потому что всякий раз, когда он двигался или просто дышал, казалось, что его несут переливчатые оранжево-черные крылья.
9
La frontera
Фронтир – это передний край, место встречи дикости и цивилизации… Это линия наиболее быстрой и эффективной американизации. Дикая природа осваивает колониста.
Фредерик Джексон Тернер.
Важность фронтира в американской истории
Галапагосский рифт
0,55 градуса северной широты
В 17.00 все участники экспедиции погрузились на электробусы. Их снабдили проспектами, буклетами, блокнотами – все материалы были пронумерованы и носили гриф «Секретно». Им выдали спортивную одежду с логотипом «Гелиоса». Особенно всем понравились черные кепки, как у полицейских отрядов особого назначения: в них ученые сразу приобрели суровый вид. Али удовольствовалась футболкой с эмблемой «Гелиоса» на спине. С едва слышным мурлыканьем автобусы выехали из ворот огороженной территории на улицу.
Город Наска напомнил Али Пекин с его стайками велосипедистов. В таком быстрорастущем городе в час пик на велосипеде доедешь гораздо быстрее. Люди спешили на работу. Через окно Али разглядывала их лица, лица жителей Тихоокеанского бассейна, пыталась понять, чем они живут. Вот где праздник энтузиазма!
На рассекреченных картах такие города, как Наска, походили на нервные клетки, тянущие в разные стороны свои отростки. Людей сюда влекло то же, что всегда, – дешевые земли, залежи драгоценных металлов и нефти, свобода от прежних устоев, возможность начать все заново. Али думала встретить здесь угрюмых эмигрантов, отщепенцев, которым некуда больше податься, но видела лица образованных людей – банкиров, предпринимателей, руководителей, работников сферы обслуживания. Как портовый город будущего, Наску считали новым Сан-Франциско или Сингапуром. За четыре года он стал основным связующим звеном между экваториальным подземным миром и городами западного побережья обеих Америк.
Али радовало, что люди в Наске выглядят нормальными и здоровыми. Разумеется, сюда, вниз, едут молодые и сильные, и потому населению здоровья не занимать. Почти все такие города оснащались лампами, имитирующими солнечный свет, и уличные велосипедисты тут были загорелые, словно заядлые серферы.
Мало кто не встречал вернувшихся снизу солдат или рабочих, страдающих непонятными заболеваниями – рост костей, увеличенные глаза, странные опухоли и наросты, даже рудиментарные хвосты. Некоторое время религиозные группы обвиняли в этом ад, считая происходящее доказательством Божественного промысла. Ад – своеобразный ГУЛАГ, и попасть туда – уже наказание. Теперь, глядя вокруг, Али убеждалась, что фармацевтические компании вполне успешно борются с воздействием преисподней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145