А теперь вижу, все у вас в порядке, как говорится, место под вами не намокло... От сердца отлегло, понимаю, что вы умные ребята, отару не бросите... Но все же рас
скажите, что вас тревожит, помогу, если буду в силах. Правда, я не бог, но кое-какую власть имею... Так в чем дело?
Манабай и Марзия нахмурились и отвернулись от Асылжана, в кроватке заплакал ребенок, видно, намочил пеленки. Марзия встала, взяла ребенка на руки и сунула ему грудь.
— Я думала, вы привезли нам замену,— пробурчала она.
Вот тут-то Асылжан забыл о ключах, которые хорошему руководителю надобно подбирать к людям. Он разозлился. Сначала напомнил непокорной чете о долге перед обществом, потом о комсомольском долге, затем сказал им, что на свете еще существуют просто человеческая совесть и гордость, а после стал угрожать, что если они выйдут из повиновения, то у него, Асылжана, как-нибудь хватит сил и влияния, чтобы отомстить и оставить без крова над головой. Покричав, Асылжан успокоился, какое-то время посидел молча и ужаснулся тому, что наговорил.
— Ладно, не обращайте внимания на мою вспыльчивость,— сказал он заискивающе,— вы должны понять, я в отчаянии, у меня нет вам замены! Я тоже человек, не сдержался, простите. Давайте сделаем так. Вы, Аспанбай и Манабай, выйдите-ка на воздух, прогуляйтесь, а я поговорю с келин. Мне кажется, она не хочет говорить о чем-то в присутствии мужа.
Мужчины вышли из комнаты. Марзия сидела в углу, кормила ребенка и не выражала никакого желания рассказать хоть о чем-нибудь Асылжану. Тот посмотрел на нее взглядом гипнотизера, но она лишь отвернулась. Ничего, подбодрил себя Асылжан, сейчас подберем ключик, выманим змею из норы. Поняв, что Марзия и не собирается сама начинать разговор, Асылжан откашлялся:
— Я чувствую, Марзия, у вас есть какая-то тайна. Пожалуйста, откройтесь мне, я пойму вас и помогу.
— Какая там тайна,— зло ответила Марзия,— никакой тайны нет. Просто я не собираюсь жить с этим псом, который избил меня. Не желаю торчать тут, в этой глуши, вместе с сумасшедшим. Стала собираться, хочу, говорю, уехать, а он мне .в ноги упал, говорит, едем вместе, назначь, мол, испытательный срок, я исправлюсь, буду примерным мужем. Посмотрю еще месяца два-три на него, но, во веянном случае, не здесь, а в ауле... А тайны из этого никто не делает! — И Марзия, подняв глаза на Асылжана, вдруг испугалась, что дерзко ответила человеку старшему, да еще руководителю.
Асылжан опять стал перебирать ключи из своего набора, он рассказал о сложности взаимоотношений между людьми, о том, как трудно постороннему разобраться в ссорах между супругами, но все же просил Марзию пожалеть Манабая, а если не Манабая, то хотя бы их дитя, просил подумать об общественном богатстве — совхозных овцах— и поработать до весны, пока найдется замена, испытать еще разок свои чувства, ведь бывает и так, пел Асылжан, что люди, чтобы не оставлять детей сиротами, мирятся, а потом привыкают и живут аж до старости, причем уважая друг друга...
Тут Марзия расплакалась.
— Нет, нет, ага, я думала обо всем этом... Не могу я оставаться здесь с ним одна, боюсь. Да и там, в ауле, не буду я жить с ним, не могу, увезите меня отсюда, прошу вас! Пусть остается здесь один, негодяй. Сделайте доброе дело, ага, отправьте меня в Ташкент. Там много людей, я так по людям скучаю! Без работы тоже не останусь. Привыкну и, надеюсь, заживу не хуже других. Сделайте это, агатай, не забуду вашей доброты!
Да, здесь уж ничего не поделаешь, подумал Асылжан, попробую приказать ему остаться возле отары до весны, ее же заберу с собой, а не получится, что ж! Придется подыскивать замену. Ничего не поделаешь, так решил Асылжан. Комнаты дома были открыты настежь, ключи к ним искать стало ненужным...
— Раз так, собирайся! — сказал он Марзии и вышел.
Во дворе он подозвал к себе Манабая и выдал ему по
всем статьям: избиение жены не пройдет тебе даром, сказал ему Асылжан, отдам тебя под суд, избивать человека— это безобразие, тупость и преступление, он, Манабай,— не человек, а байско-феодальный пережиток, а жена его совершенно права, с таким кровопийцей жить невозможно и опасно, однако он, Манабай, пока ему не найдут замену, должен хоть умереть, а быть рядом с отарой. Сказав так, Асылжан подозвал женщину:
— Садись в машину, поедешь с нами, нельзя оставлять тебя у такого негодяя.
Марзия с ребенком на руках, волоча за собой небольшой сундучок, неловко усаживалась в машину, но тут неожиданно молчун Аспанбай выскочил из кабины и удивил Асылжана.
— Я ее никуда не повезу! — выкрикнул он.
— Что это значит? Как это — не повезу?
— А так! Если она уедет, Манабай этого не переживет. Пусть сами решают свою судьбу, вдвоем. Они должны или вместе ехать, или вместе остаться.
— Что несет этот идиот! — вспылил Асылжан.— Правду говорят, в тихом омуте черти водятся. Оставайся здесь, негодяй, и отдай ключи от машины!
— Не дам!
От гнева Асылжан побагровел.
— Что-о-о?! Отдай ключ! — сам не свой крикнул он, подошел вплотную к шоферу и протянул руку.
— Не отдам!
Асылжан хотел вырвать ключ силой, но у него ничего не вышло. Тогда он ударил Аспанбая по щеке, а тот, испуганно глядя ему в глаза, заломил руки Асылжана за спину и оттолкнул его от себя. Директор понял, что парня одолеть не удастся; боясь уронить себя в глазах подчиненных, подошел к женщине и дрожащим голосом сказал:
— Моя хорошая, останься до завтра. Я пришлю за тобой другого шофера.
До аула директор и его шофер не сказали друг другу ни слова. На следующий день Аспанбай подал заявление об уходе.
Абдулла был зол на людей и на саму жизнь. Случилось это вот почему. Еще в родительском доме в нем воспитали привычку считать себя выше окружающих, стремление во что бы то ни стало подчинять других людей своей воле. С возрастом это стремление стало настоящей болезнью Абдуллы. Когда Абдулла устроился на службу в одно из учреждений района, болезнь усилилась, он подумал: начало положено; прошло немного времени — и Абдулла дорос до заместителя директора этого учреждения и, совсем не удивившись, сказал себе: так, все идет нормально; двигаясь вперед и вперед, Абдулла занял должность директора совхоза, что опять же ничуть не удивило его, он знал: иначе быть не могло. К тому времени Абдулла стал относиться к фортуне как к безотказной любовнице. Он не сомневался, что и должность директора совхоза для него не предел, однако дальше все пошло не так гладко: мчались годы, а Абдулла с места не двигался. И вот однажды Аб-
дул л а (поскольку всегда был нечист на руку), попал в неприятную историю, еле-еле удалось спасти свою шкуру. Тут он понял, как подло изменила ему любовница-фортуна, и решил мстить людям жестоко и беспощадно. Теперь для него самым страшным ударом было известие о чьем-то назначении, росте, удаче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
скажите, что вас тревожит, помогу, если буду в силах. Правда, я не бог, но кое-какую власть имею... Так в чем дело?
Манабай и Марзия нахмурились и отвернулись от Асылжана, в кроватке заплакал ребенок, видно, намочил пеленки. Марзия встала, взяла ребенка на руки и сунула ему грудь.
— Я думала, вы привезли нам замену,— пробурчала она.
Вот тут-то Асылжан забыл о ключах, которые хорошему руководителю надобно подбирать к людям. Он разозлился. Сначала напомнил непокорной чете о долге перед обществом, потом о комсомольском долге, затем сказал им, что на свете еще существуют просто человеческая совесть и гордость, а после стал угрожать, что если они выйдут из повиновения, то у него, Асылжана, как-нибудь хватит сил и влияния, чтобы отомстить и оставить без крова над головой. Покричав, Асылжан успокоился, какое-то время посидел молча и ужаснулся тому, что наговорил.
— Ладно, не обращайте внимания на мою вспыльчивость,— сказал он заискивающе,— вы должны понять, я в отчаянии, у меня нет вам замены! Я тоже человек, не сдержался, простите. Давайте сделаем так. Вы, Аспанбай и Манабай, выйдите-ка на воздух, прогуляйтесь, а я поговорю с келин. Мне кажется, она не хочет говорить о чем-то в присутствии мужа.
Мужчины вышли из комнаты. Марзия сидела в углу, кормила ребенка и не выражала никакого желания рассказать хоть о чем-нибудь Асылжану. Тот посмотрел на нее взглядом гипнотизера, но она лишь отвернулась. Ничего, подбодрил себя Асылжан, сейчас подберем ключик, выманим змею из норы. Поняв, что Марзия и не собирается сама начинать разговор, Асылжан откашлялся:
— Я чувствую, Марзия, у вас есть какая-то тайна. Пожалуйста, откройтесь мне, я пойму вас и помогу.
— Какая там тайна,— зло ответила Марзия,— никакой тайны нет. Просто я не собираюсь жить с этим псом, который избил меня. Не желаю торчать тут, в этой глуши, вместе с сумасшедшим. Стала собираться, хочу, говорю, уехать, а он мне .в ноги упал, говорит, едем вместе, назначь, мол, испытательный срок, я исправлюсь, буду примерным мужем. Посмотрю еще месяца два-три на него, но, во веянном случае, не здесь, а в ауле... А тайны из этого никто не делает! — И Марзия, подняв глаза на Асылжана, вдруг испугалась, что дерзко ответила человеку старшему, да еще руководителю.
Асылжан опять стал перебирать ключи из своего набора, он рассказал о сложности взаимоотношений между людьми, о том, как трудно постороннему разобраться в ссорах между супругами, но все же просил Марзию пожалеть Манабая, а если не Манабая, то хотя бы их дитя, просил подумать об общественном богатстве — совхозных овцах— и поработать до весны, пока найдется замена, испытать еще разок свои чувства, ведь бывает и так, пел Асылжан, что люди, чтобы не оставлять детей сиротами, мирятся, а потом привыкают и живут аж до старости, причем уважая друг друга...
Тут Марзия расплакалась.
— Нет, нет, ага, я думала обо всем этом... Не могу я оставаться здесь с ним одна, боюсь. Да и там, в ауле, не буду я жить с ним, не могу, увезите меня отсюда, прошу вас! Пусть остается здесь один, негодяй. Сделайте доброе дело, ага, отправьте меня в Ташкент. Там много людей, я так по людям скучаю! Без работы тоже не останусь. Привыкну и, надеюсь, заживу не хуже других. Сделайте это, агатай, не забуду вашей доброты!
Да, здесь уж ничего не поделаешь, подумал Асылжан, попробую приказать ему остаться возле отары до весны, ее же заберу с собой, а не получится, что ж! Придется подыскивать замену. Ничего не поделаешь, так решил Асылжан. Комнаты дома были открыты настежь, ключи к ним искать стало ненужным...
— Раз так, собирайся! — сказал он Марзии и вышел.
Во дворе он подозвал к себе Манабая и выдал ему по
всем статьям: избиение жены не пройдет тебе даром, сказал ему Асылжан, отдам тебя под суд, избивать человека— это безобразие, тупость и преступление, он, Манабай,— не человек, а байско-феодальный пережиток, а жена его совершенно права, с таким кровопийцей жить невозможно и опасно, однако он, Манабай, пока ему не найдут замену, должен хоть умереть, а быть рядом с отарой. Сказав так, Асылжан подозвал женщину:
— Садись в машину, поедешь с нами, нельзя оставлять тебя у такого негодяя.
Марзия с ребенком на руках, волоча за собой небольшой сундучок, неловко усаживалась в машину, но тут неожиданно молчун Аспанбай выскочил из кабины и удивил Асылжана.
— Я ее никуда не повезу! — выкрикнул он.
— Что это значит? Как это — не повезу?
— А так! Если она уедет, Манабай этого не переживет. Пусть сами решают свою судьбу, вдвоем. Они должны или вместе ехать, или вместе остаться.
— Что несет этот идиот! — вспылил Асылжан.— Правду говорят, в тихом омуте черти водятся. Оставайся здесь, негодяй, и отдай ключи от машины!
— Не дам!
От гнева Асылжан побагровел.
— Что-о-о?! Отдай ключ! — сам не свой крикнул он, подошел вплотную к шоферу и протянул руку.
— Не отдам!
Асылжан хотел вырвать ключ силой, но у него ничего не вышло. Тогда он ударил Аспанбая по щеке, а тот, испуганно глядя ему в глаза, заломил руки Асылжана за спину и оттолкнул его от себя. Директор понял, что парня одолеть не удастся; боясь уронить себя в глазах подчиненных, подошел к женщине и дрожащим голосом сказал:
— Моя хорошая, останься до завтра. Я пришлю за тобой другого шофера.
До аула директор и его шофер не сказали друг другу ни слова. На следующий день Аспанбай подал заявление об уходе.
Абдулла был зол на людей и на саму жизнь. Случилось это вот почему. Еще в родительском доме в нем воспитали привычку считать себя выше окружающих, стремление во что бы то ни стало подчинять других людей своей воле. С возрастом это стремление стало настоящей болезнью Абдуллы. Когда Абдулла устроился на службу в одно из учреждений района, болезнь усилилась, он подумал: начало положено; прошло немного времени — и Абдулла дорос до заместителя директора этого учреждения и, совсем не удивившись, сказал себе: так, все идет нормально; двигаясь вперед и вперед, Абдулла занял должность директора совхоза, что опять же ничуть не удивило его, он знал: иначе быть не могло. К тому времени Абдулла стал относиться к фортуне как к безотказной любовнице. Он не сомневался, что и должность директора совхоза для него не предел, однако дальше все пошло не так гладко: мчались годы, а Абдулла с места не двигался. И вот однажды Аб-
дул л а (поскольку всегда был нечист на руку), попал в неприятную историю, еле-еле удалось спасти свою шкуру. Тут он понял, как подло изменила ему любовница-фортуна, и решил мстить людям жестоко и беспощадно. Теперь для него самым страшным ударом было известие о чьем-то назначении, росте, удаче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137