на фоне сине-зеленой горной панорамы они казались следами размытой краски на полотне художника; в центре гладкой лазоревой долины матово темнело озеро Укикоз — Глаз филина. Али взглянул на него и похолодел: неуемному воображению литератора озеро показалось те глазом филина, а единственным оком мифического циклопа. Циклоп лежит на спине, уставившись огромным темным зрачком в небо, а заросли сухого желтого камыша напоминают его загноившиеся ресницы. «Наверное, это озеро бездонно,— подумал Али,— слишком уж оно черно и спокойно».
— Ни в коем случае не стреляйте, Али-ага! — сказал вдруг повелительным тоном Омар, когда они спустились к озеру.— Незачем зря пугать птиц! — И пошел берегом.
Задетый за живое его тоном, Али пожал плечами. Он и не собирался стрелять. Если этот господин хочет знать, Али даже не представляет, каким концом держат ружье. К чему этот командирский тон? Али, отстав немного и что- то бурча себе под нос, пошел вокруг озера.
Омар облюбовал круглый, как лежащий баран, валун шагах в пятидесяти от воды, влез на него и застыл, точно сам стал камнем.
Взошло солнце. Омар не шелохнулся. Солнце поднялось на длину аркана — Омар позы не переменил. Солнце начало заметно припекать, ухватилось, как говорят казахи, за воротник неба—Омар продолжал сидеть в положении каменного Будды. «Удивительно, что с ним происходит? — размышлял Али.— На какое дело он решился? Не заду
мал ли чего плохого? — Он приблизился к Омару.—О боги! Лицо серое, как у покойника, глаза невидящие... Да, так и есть! Он решился на что-то ужасное, он решил покончить с...»
Али не успел додумать — Омар проворно вскочил на ноги. Вскочил на ноги и спрыгнул с валуна. Он спрыгнул с валуна, вскинул ружье и прицелился. Прямо на него, точно камень, падающий наискосок, стремительно летела утка. Грохнуло ружье, утка вздрогнула, будто испугавшись, опять ружье грохнуло, и опять вздрогнула, испугавшись, утка, а потом, как осенний лист на ветру, стала, переворачиваясь, падать в камыши на противоположном берегу.
— Ура-а-а! Ура-а-а!—закричал Омар и, быстро раздевшись, кинулся в воду.
Али завопил истошным голосом:
— Не надо! Вернитесь! Не надо!
Про озеро Укикоз Али в детстве слышал много рассказов. Старики говорили, что тот, кто ступит в него ногой, живым не вернется. Оно затягивает не только человека, но и легкую бумажку. Говорят, это мрачная бездна и из нее нет возврата. «Все! Омар пропал!»
— Омар, Омар, вернитесь!
Слышал или нет, но не вернулся. Проплыл махом несколько метров, а потом перевернулся на спину. Перевернулся, раскинул руки и ноги, продолжая медленно плыть. «О создатель, сохрани его!» — сам не заметил, как взмолился богу атеист Али. Его охватил ужас: все, сейчас он утонет, пойдет ко дну...
В ожидании трагедии время прекратило свой бег, небо стало пугающе мрачнеть, солнце тоже застыло там, где ухватилось за ворот неба, и горы, и тайга затихли, ожидая конца Омара. Али, кажется, не дышит. Омар, похоже, больше не движется, но... все же от берега он отдаляется. И когда весь, до последнего живого существа, мир замер, выбившись из сил, Омар наконец ступил на противоположный берег, ступил и долго неподвижно стоял в камышах. Али пустился бежать по берегу, огибая озеро. Пока он бежал, Омар не двинулся с места, увидел приближавшегося Али, покачал головой и смущенно улыбнулся, иссиня-желтый:
— Удивительно тяжелая вода...
— Я так кричал! Так кричал... Неужели вы не слышали?
Омар повторил, снова покачав головой:
— Тяжелая вода оказалась, я ведь, Али-ага, чуть не утонул...
Али готов был разрыдаться:
— Я же говорил! Я же кричал!
Он вытащил из кармана мягкую обертку от сигарет, смял ее, разулся, закатал штанины до колен, прошелся немного вброд камышами и закинул смятую пачку в воду далеко, как мог. Бумажка недолго задержалась на поверхности, покрутилась и упала в черную бездну Уки- коза.
— Видите? Вы видите?
— Хорошо, что я этого не знал, а то бы... Страх — всегда плохой помощник в критический момент.— Омар вздохнул и, точно застеснявшись своего испуга, засмеялся: — Ну ладно! Это же бумага, а я — человек! У бумаги ни воли, ни сообразительности, ни ловкости, а у человека есть и то, и это.— Он как-то внезапно, прямо на глазах, преобразился, повеселел, глаза засияли жизнью. Побежал в камыши и принес подбитую утку.— Вот видите, Али-ага, эту утку? Это не просто утка, это... принципиальная утка! Ночью я загадал: если подобью утку влет, значит, я снова стал человеком, стал самим собой, но если коричневый самострел подведет меня — значит, обстоятельства надо мной одержали победу. Каждый встречный-поперечный может подстрелить утку дробью, когда она садится на воду, но влет... Ночью я надумал подстрелить птицу, летящую прямо на меня, в лоб, и обязательно, чтобы в нее попали обе пули! Взгляните, Али-ага, так оно и вышло! Одна пуля попала в шею, а другая — в брюшко, видите? — То, что Омар держал в руках и называл уткой, было уже не уткой, а расколошмаченными ошметками. Держа это свисающее отрепье за край крыла, Омар возбужденно продолжал: — Теперь все! Теперь я снова обрел себя! Я снова человек, снова личность. Ура! — Омар на глазах изумленного Али опять превратился в мальчишку, он приплясывал, что-то выкрикивал, даже пытался запеть. Омар уже забыл, что совсем недавно был на краю неминуемой смерти.— Пулей! Летящую в лоб утку до меня еще никто не поражал пулей! А уж попасть дважды, Али-ага, это просто фантастика, поверьте мне! — Он вдруг умолк, подумал и спросил: — С чем бы вы сравнили это озеро, Али-ага?
Али сказал про сравнение, которое к нему пришло на вершине Красной скалы.
— Возможно, ваше сравнение неплохое, но я назвал бы это озеро оком Алтая-великана, устремленным в космос.
— Мы недалеко ушли в своем воображении друг от друга!— сказал Али и засмеялся.
Они пришли в Тасжарган, попросили Гакку достать пару лошадей, взяли его с собой проводником и на ночь глядя отправились в путь. Омар стремился в Ортас, Али — в Тоскей.
Как только Али очутился в ауле, он, взяв с собой Аспанбая, поехал на место разыгравшейся трагедии. Долго ходил он по этому месту, отчетливо вспомнил, где стоял он сам, когда раздались выстрелы из двух ружей, где стоял Омар, где Мамыржан,— все вспомнил. Когда медведь пошел на них, Омар находился справа, Мамыржан — слева. Когда из двух ружей одновременно вылетели три пули, медведь находился слева, а мальчик стоял чуть выше, шагах в пятнадцати, а значит — прямо против Мамыржана.
Обстоятельно обследовав место происшествия и придя к определенному выводу, Али поехал в Ортас, пришел к Омару, выпил с ним чаю, сказал: «Тороплюсь в Алма- Ату»— и не стал задерживаться. Правда, перед уходом предложил Омару:
— Давай померяемся силой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
— Ни в коем случае не стреляйте, Али-ага! — сказал вдруг повелительным тоном Омар, когда они спустились к озеру.— Незачем зря пугать птиц! — И пошел берегом.
Задетый за живое его тоном, Али пожал плечами. Он и не собирался стрелять. Если этот господин хочет знать, Али даже не представляет, каким концом держат ружье. К чему этот командирский тон? Али, отстав немного и что- то бурча себе под нос, пошел вокруг озера.
Омар облюбовал круглый, как лежащий баран, валун шагах в пятидесяти от воды, влез на него и застыл, точно сам стал камнем.
Взошло солнце. Омар не шелохнулся. Солнце поднялось на длину аркана — Омар позы не переменил. Солнце начало заметно припекать, ухватилось, как говорят казахи, за воротник неба—Омар продолжал сидеть в положении каменного Будды. «Удивительно, что с ним происходит? — размышлял Али.— На какое дело он решился? Не заду
мал ли чего плохого? — Он приблизился к Омару.—О боги! Лицо серое, как у покойника, глаза невидящие... Да, так и есть! Он решился на что-то ужасное, он решил покончить с...»
Али не успел додумать — Омар проворно вскочил на ноги. Вскочил на ноги и спрыгнул с валуна. Он спрыгнул с валуна, вскинул ружье и прицелился. Прямо на него, точно камень, падающий наискосок, стремительно летела утка. Грохнуло ружье, утка вздрогнула, будто испугавшись, опять ружье грохнуло, и опять вздрогнула, испугавшись, утка, а потом, как осенний лист на ветру, стала, переворачиваясь, падать в камыши на противоположном берегу.
— Ура-а-а! Ура-а-а!—закричал Омар и, быстро раздевшись, кинулся в воду.
Али завопил истошным голосом:
— Не надо! Вернитесь! Не надо!
Про озеро Укикоз Али в детстве слышал много рассказов. Старики говорили, что тот, кто ступит в него ногой, живым не вернется. Оно затягивает не только человека, но и легкую бумажку. Говорят, это мрачная бездна и из нее нет возврата. «Все! Омар пропал!»
— Омар, Омар, вернитесь!
Слышал или нет, но не вернулся. Проплыл махом несколько метров, а потом перевернулся на спину. Перевернулся, раскинул руки и ноги, продолжая медленно плыть. «О создатель, сохрани его!» — сам не заметил, как взмолился богу атеист Али. Его охватил ужас: все, сейчас он утонет, пойдет ко дну...
В ожидании трагедии время прекратило свой бег, небо стало пугающе мрачнеть, солнце тоже застыло там, где ухватилось за ворот неба, и горы, и тайга затихли, ожидая конца Омара. Али, кажется, не дышит. Омар, похоже, больше не движется, но... все же от берега он отдаляется. И когда весь, до последнего живого существа, мир замер, выбившись из сил, Омар наконец ступил на противоположный берег, ступил и долго неподвижно стоял в камышах. Али пустился бежать по берегу, огибая озеро. Пока он бежал, Омар не двинулся с места, увидел приближавшегося Али, покачал головой и смущенно улыбнулся, иссиня-желтый:
— Удивительно тяжелая вода...
— Я так кричал! Так кричал... Неужели вы не слышали?
Омар повторил, снова покачав головой:
— Тяжелая вода оказалась, я ведь, Али-ага, чуть не утонул...
Али готов был разрыдаться:
— Я же говорил! Я же кричал!
Он вытащил из кармана мягкую обертку от сигарет, смял ее, разулся, закатал штанины до колен, прошелся немного вброд камышами и закинул смятую пачку в воду далеко, как мог. Бумажка недолго задержалась на поверхности, покрутилась и упала в черную бездну Уки- коза.
— Видите? Вы видите?
— Хорошо, что я этого не знал, а то бы... Страх — всегда плохой помощник в критический момент.— Омар вздохнул и, точно застеснявшись своего испуга, засмеялся: — Ну ладно! Это же бумага, а я — человек! У бумаги ни воли, ни сообразительности, ни ловкости, а у человека есть и то, и это.— Он как-то внезапно, прямо на глазах, преобразился, повеселел, глаза засияли жизнью. Побежал в камыши и принес подбитую утку.— Вот видите, Али-ага, эту утку? Это не просто утка, это... принципиальная утка! Ночью я загадал: если подобью утку влет, значит, я снова стал человеком, стал самим собой, но если коричневый самострел подведет меня — значит, обстоятельства надо мной одержали победу. Каждый встречный-поперечный может подстрелить утку дробью, когда она садится на воду, но влет... Ночью я надумал подстрелить птицу, летящую прямо на меня, в лоб, и обязательно, чтобы в нее попали обе пули! Взгляните, Али-ага, так оно и вышло! Одна пуля попала в шею, а другая — в брюшко, видите? — То, что Омар держал в руках и называл уткой, было уже не уткой, а расколошмаченными ошметками. Держа это свисающее отрепье за край крыла, Омар возбужденно продолжал: — Теперь все! Теперь я снова обрел себя! Я снова человек, снова личность. Ура! — Омар на глазах изумленного Али опять превратился в мальчишку, он приплясывал, что-то выкрикивал, даже пытался запеть. Омар уже забыл, что совсем недавно был на краю неминуемой смерти.— Пулей! Летящую в лоб утку до меня еще никто не поражал пулей! А уж попасть дважды, Али-ага, это просто фантастика, поверьте мне! — Он вдруг умолк, подумал и спросил: — С чем бы вы сравнили это озеро, Али-ага?
Али сказал про сравнение, которое к нему пришло на вершине Красной скалы.
— Возможно, ваше сравнение неплохое, но я назвал бы это озеро оком Алтая-великана, устремленным в космос.
— Мы недалеко ушли в своем воображении друг от друга!— сказал Али и засмеялся.
Они пришли в Тасжарган, попросили Гакку достать пару лошадей, взяли его с собой проводником и на ночь глядя отправились в путь. Омар стремился в Ортас, Али — в Тоскей.
Как только Али очутился в ауле, он, взяв с собой Аспанбая, поехал на место разыгравшейся трагедии. Долго ходил он по этому месту, отчетливо вспомнил, где стоял он сам, когда раздались выстрелы из двух ружей, где стоял Омар, где Мамыржан,— все вспомнил. Когда медведь пошел на них, Омар находился справа, Мамыржан — слева. Когда из двух ружей одновременно вылетели три пули, медведь находился слева, а мальчик стоял чуть выше, шагах в пятнадцати, а значит — прямо против Мамыржана.
Обстоятельно обследовав место происшествия и придя к определенному выводу, Али поехал в Ортас, пришел к Омару, выпил с ним чаю, сказал: «Тороплюсь в Алма- Ату»— и не стал задерживаться. Правда, перед уходом предложил Омару:
— Давай померяемся силой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137