Ни туда ни сюда...
Это была почти точная цитата из стихотворения Абая, но Кашафов этого даже не подозревал:
— Да что уж говорить, ага! — Следователь с трудом подавлял в себе желание называть Омара официально — товарищ Берденов. Он стал говорить, точно жалуясь: — Стоит чуть не угодить начальству, тут же тычут в глаза этим нераскрытым делом. И приходится помалкивать. А что скажешь? А во всем виноват лесник Терентий. Если бы он не освежевал медведя да, по непонятной причине, не бросил бы мясо в реку...
— Да если бы мясо не съели рыбы! — подхватил Омар.
— Все шутите, ага...— обиделся Кашафов и продолжал размышлять: — Четыре раза я ездил на место происшествия, но так и не нашел пулю, которая попала в мальчика. Ездил дважды с солдатами, с миноискателями... Нету! Иногда думаю, может, она осталась в голове мальчика? Но ведь экспертиза этого не показала... Пуля вышла со стороны затылка. А может, пока тащили тело к вертолету и с вертолета... Самое правильное было бы оставить труп на месте и вызвать соответствующие службы, а вы взяли да и увезли!
— Наверное, с непривычки. Я ведь редко убиваю людей.
— Перестаньте, ага, так шутить! — испугался Кашафов.— Прошу вас, не произносите в моем присутствии таких слов!
— Иначе ты посчитаешь это признанием и посадишь?
Кашафов простодушно ответил:
— Не-е-ет, ага! К сожалению, нет такого закона... То, что виновный сам признал свою вину, еще ни о чем не говорит, нужны доказательства. Обвиняемый должен доказать свою вину, а не просто заявить о ней...
— Да, Кашафов, сложное у тебя положение...
— Сложное, ага. Пока закона нет задерживать, основываясь только на признании...
Омара стал раздражать Кашафов, примитивность, убогость следователя больше не забавляла его. Как может такой человек работать на месте, где нужно быть тонким психологом? Да он к тому же до сих пор робеет передо мной, как перед бывшим начальством! А если вместо меня под следствием находился бы другой, самый обыкновенный человек? Как бы разговаривал с ним Кашафов? О, наверное, он показал бы свой характер... Такие как перевертыши: быстро меняют лицо. И я хорош! Когда его предложили на следственную работу, я просто кивнул. Вот теперь и пожинаю плоды своей деятельности, ем плов, который сам заварил. Так мне и надо!
— Ты уж, милый («Почему я называю его милым? Он меня младше лет на пять, на шесть, не больше!»)... занимаешься этим делом около трех месяцев. За это время ты хоть раз задумался, как и почему убитый мальчик и его товарищ оказались в тех местах? Приходила такая мысль тебе в голову?
— Не раз приходила, ага!
«Врет!»
— Тогда объясни, почему мальчики там оказались.
— Да кто ж их знает...
Омару захотелось вскочить и треснуть кулаком по столу, но он привык владеть своими чувствами, и на его лице не дрогнул ни один мускул. Даже наоборот: не желая смущать следователя, отвернулся к окну, зная, насколько остер и проницателен его взгляд.
Так и не поняв, чем был продиктован этот «официальный» вызов, он все же пришел к заключению, что на Кашафова кто-то давит. Ведь если эти вызовы ничего не дают, все же действуют на нервы и основательно изматывают вызываемого. А иначе к чему вся эта говорильня? Ничего существенного Кашафов не сказал, ничего конкретного не спросил.
Когда он, злой и огорченный, вернулся домой, Сауле и Зауреш лежали на разных диванах и горько рыдали. Он стал настойчиво их расспрашивать и наконец узнал причину. Оказывается, пока его и Сауле не было дома, приходил какой-то «толстый дяденька» и просил передать отцу с матерью, чтобы они немедленно освобождали, квартиру. Отцу, мол, теперь эта квартира не положена. Нужно переезжать в другую. Хоть Омар и рассмеялся деланно, зная, что никто и никогда не выселит его из этой квартиры, если только он сам не пожелает, все же то, что незримые недруги стали применять такие недозволенные методы, выживая его из Ортаса, неприятно поразило его. Кровь застучала в висках. Он ушел в свой кабинет.
— До чего мы дожили!—успела выкрикнуть ему вслед Сауле.
Слышать это было невыносимо. Он прислонился разгоряченным лбом к холодному кафелю, постоял немного,
а потом несколько раз с силой ударил кулаком по стене.
И все же эту ночь он спал мертвецким сном; как только затрезвонил будильник, он вскочил с постели, распахнул обе створки окна настежь; небесный простор сиял в утренних ярких лучах солнца, тучи в душе тоже развеялись.
Единственный способ разбудить скованные сном мышцы— это движение. В утренней зарядке Омара нет особой системы. Приседает, наклоняется (вперед, желая дать нагрузку мышцам, вытягивает вверх руки, сцепив пальцы, чтобы размялась поясница, напрягая позвоночник; вращает головой — мышцы шеи тоже требуют разминки, ложится на спину и начинает делать ногами движения велосипедиста. Словом, выполняет упражнения, какие на ум взбредут. Затем умывается, растирает спину жестким полотенцем, пальцами массирует десны, потому что свято верит в целебное свойство «яда» кожи рук, бреется только опасной бритвой, потому что уверен, что у крепкой стали тоже есть свой целебный яд, предохраняющий от болячек на лице; семье, которая в это время еще спит, готовит чай, ничего оскорбительного для мужчины он в этом не видит. Сегодня Омар спустится в шахту, станет рядовым инженером, но Сауле об этом он не скажет, понимает, что незачем. Судьбу, которую выбрал он, едва ли одобрит его жена.
Все прошло так, как было задумано: попили чаю, но его мучило то, что он не мог выбрать костюма попроще. Перебирая одежду в шкафу, сердился: кто это придумал, чтобы инженер одевался на работу бог знает как. Махнул рукой — надел светло-серый костюм, красную сорочку, нацепил бордовый галстук — шик! Когда на остановке на него стали обращать внимание, он пошел пешком.
По сложившейся годами привычке, он обращал внимание на дома, дворы, детские площадки, на арыки, на зеленые насаждения и думал: надо бы вот здесь подправить, а это выстроить заново! Поймав себя на подобной мысли, он засмеялся: рядовой инженер не должен задумываться, как лучше благоустроить дворы. Зачем собаке железо? Надо жить не мудрствуя лукаво, выращивать картошку на своем участке и довольствоваться богатыми урожаями. Времени у Омара впереди много. Оразхан сказал, что ждет его без десяти восемь. Омар свернул в городской парки пошел тенистой аллеей. Прекрасная, прямая аллея! По утрам, когда здесь никого нет, можно делать пробежку. Русские говорят: не так страшен черт, как его малюют. Почему, Омар, ты так переживал, что перестал быть мэром города? Ведь тогда постоянно казалось, что вот-вот на тебя обрушатся все семь небесных сводов, а теперь куда как просто и легко! Придешь, тебе выделят участок, и будешь себе копать картошку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Это была почти точная цитата из стихотворения Абая, но Кашафов этого даже не подозревал:
— Да что уж говорить, ага! — Следователь с трудом подавлял в себе желание называть Омара официально — товарищ Берденов. Он стал говорить, точно жалуясь: — Стоит чуть не угодить начальству, тут же тычут в глаза этим нераскрытым делом. И приходится помалкивать. А что скажешь? А во всем виноват лесник Терентий. Если бы он не освежевал медведя да, по непонятной причине, не бросил бы мясо в реку...
— Да если бы мясо не съели рыбы! — подхватил Омар.
— Все шутите, ага...— обиделся Кашафов и продолжал размышлять: — Четыре раза я ездил на место происшествия, но так и не нашел пулю, которая попала в мальчика. Ездил дважды с солдатами, с миноискателями... Нету! Иногда думаю, может, она осталась в голове мальчика? Но ведь экспертиза этого не показала... Пуля вышла со стороны затылка. А может, пока тащили тело к вертолету и с вертолета... Самое правильное было бы оставить труп на месте и вызвать соответствующие службы, а вы взяли да и увезли!
— Наверное, с непривычки. Я ведь редко убиваю людей.
— Перестаньте, ага, так шутить! — испугался Кашафов.— Прошу вас, не произносите в моем присутствии таких слов!
— Иначе ты посчитаешь это признанием и посадишь?
Кашафов простодушно ответил:
— Не-е-ет, ага! К сожалению, нет такого закона... То, что виновный сам признал свою вину, еще ни о чем не говорит, нужны доказательства. Обвиняемый должен доказать свою вину, а не просто заявить о ней...
— Да, Кашафов, сложное у тебя положение...
— Сложное, ага. Пока закона нет задерживать, основываясь только на признании...
Омара стал раздражать Кашафов, примитивность, убогость следователя больше не забавляла его. Как может такой человек работать на месте, где нужно быть тонким психологом? Да он к тому же до сих пор робеет передо мной, как перед бывшим начальством! А если вместо меня под следствием находился бы другой, самый обыкновенный человек? Как бы разговаривал с ним Кашафов? О, наверное, он показал бы свой характер... Такие как перевертыши: быстро меняют лицо. И я хорош! Когда его предложили на следственную работу, я просто кивнул. Вот теперь и пожинаю плоды своей деятельности, ем плов, который сам заварил. Так мне и надо!
— Ты уж, милый («Почему я называю его милым? Он меня младше лет на пять, на шесть, не больше!»)... занимаешься этим делом около трех месяцев. За это время ты хоть раз задумался, как и почему убитый мальчик и его товарищ оказались в тех местах? Приходила такая мысль тебе в голову?
— Не раз приходила, ага!
«Врет!»
— Тогда объясни, почему мальчики там оказались.
— Да кто ж их знает...
Омару захотелось вскочить и треснуть кулаком по столу, но он привык владеть своими чувствами, и на его лице не дрогнул ни один мускул. Даже наоборот: не желая смущать следователя, отвернулся к окну, зная, насколько остер и проницателен его взгляд.
Так и не поняв, чем был продиктован этот «официальный» вызов, он все же пришел к заключению, что на Кашафова кто-то давит. Ведь если эти вызовы ничего не дают, все же действуют на нервы и основательно изматывают вызываемого. А иначе к чему вся эта говорильня? Ничего существенного Кашафов не сказал, ничего конкретного не спросил.
Когда он, злой и огорченный, вернулся домой, Сауле и Зауреш лежали на разных диванах и горько рыдали. Он стал настойчиво их расспрашивать и наконец узнал причину. Оказывается, пока его и Сауле не было дома, приходил какой-то «толстый дяденька» и просил передать отцу с матерью, чтобы они немедленно освобождали, квартиру. Отцу, мол, теперь эта квартира не положена. Нужно переезжать в другую. Хоть Омар и рассмеялся деланно, зная, что никто и никогда не выселит его из этой квартиры, если только он сам не пожелает, все же то, что незримые недруги стали применять такие недозволенные методы, выживая его из Ортаса, неприятно поразило его. Кровь застучала в висках. Он ушел в свой кабинет.
— До чего мы дожили!—успела выкрикнуть ему вслед Сауле.
Слышать это было невыносимо. Он прислонился разгоряченным лбом к холодному кафелю, постоял немного,
а потом несколько раз с силой ударил кулаком по стене.
И все же эту ночь он спал мертвецким сном; как только затрезвонил будильник, он вскочил с постели, распахнул обе створки окна настежь; небесный простор сиял в утренних ярких лучах солнца, тучи в душе тоже развеялись.
Единственный способ разбудить скованные сном мышцы— это движение. В утренней зарядке Омара нет особой системы. Приседает, наклоняется (вперед, желая дать нагрузку мышцам, вытягивает вверх руки, сцепив пальцы, чтобы размялась поясница, напрягая позвоночник; вращает головой — мышцы шеи тоже требуют разминки, ложится на спину и начинает делать ногами движения велосипедиста. Словом, выполняет упражнения, какие на ум взбредут. Затем умывается, растирает спину жестким полотенцем, пальцами массирует десны, потому что свято верит в целебное свойство «яда» кожи рук, бреется только опасной бритвой, потому что уверен, что у крепкой стали тоже есть свой целебный яд, предохраняющий от болячек на лице; семье, которая в это время еще спит, готовит чай, ничего оскорбительного для мужчины он в этом не видит. Сегодня Омар спустится в шахту, станет рядовым инженером, но Сауле об этом он не скажет, понимает, что незачем. Судьбу, которую выбрал он, едва ли одобрит его жена.
Все прошло так, как было задумано: попили чаю, но его мучило то, что он не мог выбрать костюма попроще. Перебирая одежду в шкафу, сердился: кто это придумал, чтобы инженер одевался на работу бог знает как. Махнул рукой — надел светло-серый костюм, красную сорочку, нацепил бордовый галстук — шик! Когда на остановке на него стали обращать внимание, он пошел пешком.
По сложившейся годами привычке, он обращал внимание на дома, дворы, детские площадки, на арыки, на зеленые насаждения и думал: надо бы вот здесь подправить, а это выстроить заново! Поймав себя на подобной мысли, он засмеялся: рядовой инженер не должен задумываться, как лучше благоустроить дворы. Зачем собаке железо? Надо жить не мудрствуя лукаво, выращивать картошку на своем участке и довольствоваться богатыми урожаями. Времени у Омара впереди много. Оразхан сказал, что ждет его без десяти восемь. Омар свернул в городской парки пошел тенистой аллеей. Прекрасная, прямая аллея! По утрам, когда здесь никого нет, можно делать пробежку. Русские говорят: не так страшен черт, как его малюют. Почему, Омар, ты так переживал, что перестал быть мэром города? Ведь тогда постоянно казалось, что вот-вот на тебя обрушатся все семь небесных сводов, а теперь куда как просто и легко! Придешь, тебе выделят участок, и будешь себе копать картошку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137