Поэтому предлагаю: сейчас каждому выпить по бутылке коньяка, причем выпить залпом и без закуски, ибо еды с собой не принесли.
— По бутылке?.. Но это же убийственно...
— Ничего! — Альберт Исаевич вытащил из кармана три сувенирные пятидесятиграммовые бутылочки.
Кондаков, видимо совсем непьющий, тут же раскраснелся и вспотел.
Известно, что в океане, даже когда гладь лишь чуть- чуть рябит, в бездонной глубине на сотни километров навстречу друг, другу устремляются подводные течениям как десятки драконов, мчатся они, сталкиваются и разбиваются в смертельной схватке, будто совершают жуткий танец в аду. Именно таким, внешне безмятежно спокойным, был Омар, но, пожалуй, только он один знал, что в глубине этого покоя творилось то же, что и в океане. Этим мятущимся, рвущимся и страдающим была мысль об Улмекен. Сколько он ни гнал из всех закутков души ее милый облик, разве помогло? Нарочно вспоминал ее неожиданную грубую выходку в доме отца, вызывал в памяти малейшие недостатки ее внешности, вспоминал и пытался поверить в придуманный им самим отвратительный портрет ее, разве помогло? «Тебе ли сейчас, когда сам висишь на волоске, когда находишься в положении бездомной собаки, думать о бабе?» — ругал он себя, разве помогло? «У тебя честная, порядочная жена, любимая дочь»,— стыдил он себя, разве помогло? «Тут нет любви, тут только плотская страсть, а плоть — это раба души. Если ты не в состоянии усмирить свою плоть, если не можешь справиться с низменными страстями, можешь ли ты
называться человеком? Возьми себя в руки, брось, забудь избавься от этого наваждения!» — уговаривал он себя, разве помогло? Стоит перед глазами — прекрасная, покорная, умоляющая.
В один из таких дней он спросил у Жексена:
-— Как чувствует себя твой зять Досым?
— Плохо, агатай! — ответил тот.— Его положили в больницу. Врачи говорят, что лекарства от такой болезни люди еще не изобрели. Только покой, сказали, нужен. Его душу грызет червь, если удастся самому Досеке победить его, тогда он выздоровеет.
Через несколько дней Омар опять спросил:
— Как самочувствие твоего зятя Досыма?
— Плохо, агатай,— ответил Жексен,— поскольку врачи рекомендовали покой, мы достали путевки в Сары-агач под Ташкентом, и они уехали туда вдвоем с Улей.
«Уехали вдвоем с Улей». Что было бы с бедной матерью, если бы начавшее уже жить в ее чреве долгожданное дитя случайно погибло бы? Так же пусто стало и в душе Омара. Ортас тоже опустел для него. Ведь хотя ее и не было рядом, хотя он не держал ее в своих объятьях, но все же надеялся встретить, знал, что она где-то рядом, недалеко, а теперь судьба, подобно мачехе, всучив конфету, бросила его одного в пустом доме.
Омар больше не стал препятствовать своему решению. Оформил на десять дней отпуск без содержания и отправился в путь. Сауле обрадовалась — наконец-то решил похлопотать за себя! И Матеков понял так же. А поняв, испугался.
Когда он попросил билет на самолет до Ташкента, кассирша рассмеялась:
— Распроданы десять дней назад. Хотите за десять дней вперед — пожалуйста!
Омар пришел на железнодорожный вокзал: возле каждой кассы — сотни людей, на перроне, в помещении вокзала, под каждым предметом, дающим спасительную тень, кишит молодежь — похожие друг на друга чернявые пар ни, белолицые девушки. Это, наверно, те, кто поступил учиться, провожают того, кто не поступил. И это в нашем областном городке, а каково теперь в столице!
Пробиться хотя бы к одному из окошек он не смог, по
звонить руководящим товарищам постеснялся. Вот сейчас-то он пожалел, что не взял с собой депутатского удостоверения. В силу своей обычной «болезни» не брать в дорогу никаких вещей, на этот раз он и вовсе отправился в путь налегке: раздетый, с непокрытой головой, и не просто непокрытой — обритой наголо. Батник, джинсы, легкие туфли. Кроме денег, в кармане ничего — ни записной книжки, ни документов. Изнывая от нестерпимой жары, он стал слоняться по привокзальной площади, обошел все ларьки, побродил по базарчику и наконец, когда почувствовал голод, нашел в стороне от скопища людей дешевую столовку.
Здесь тоже народу битком. В одном из углов торгуют пивом и вином в розлив. Тут свои, специфические клиенты, а с подносами стоят в очереди парни и девушки. Омар взял котлеты, чай и устремился с подносом к крайнему столику. Высокий парень в очках, дожевывая еду, показал Омару на чемодан, что стоял у него в ногах:
— Приглядите, пожалуйста, за ним. У меня очередь подошла, хочу кружку пива выпить. Вам принести?
— Нет, спасибо!
Омар насмешливо подумал: а ведь можно бы, покараулив чужие вещи, заработать кружку пива! В пивном углу вдруг возник какой-то шум. Омар увидел, что «его» очкастый парень с кем-то сцепился.
— Да не стоял он! — кричали из очереди.
— Стоял я! Не верите — спросите вот этого человека!— оборонялся «его» парень. Словесная потасовка угрожала перейти в физическую. Очкарика какой-то верзила притиснул к стене и тянулся кулаком к его лицу.
Омар в мгновение ока очутился рядом с ним:
— Ну-ка, ну-ка, мужики! Вы что, втроем на одного?— На помощь верзиле пришли его два товарища.— Ну раз уж вам так хочется подраться, деритесь по одному! — Он крепко сжал локти двоим и повернул к себе.
Один из скандалистов — с испитым лицом — посмотрел на Омара с презрением:
— Это на тебя-то я должен выйти?!
— Э, нет, со мной тебе драться не придется,— Омар эти слова произнес с нарочитой многозначительностью.
— Почему?
— Потому.
В ответе его прозвучала скрытая, непонятная угроза. Не зная, чем дело пахнет, верзила отступил, Глядя на
него, утихомирились и другие два скандалиста. Раздалось несколько голосов из очереди:
— Да пропустите очкарика! Пусть возьмет свою кружку!
— Стоял он, стоял! Мы видели!
Выпив пива, парень в очках повеселел. Протянул Ома- РУ Руку:
— Давайте познакомимся. Меня зовут Константин, можете просто — Костя.
Как оказалось, Костя следовал из Новокузнецка, откуда был родом, в Самарканд. Цель? Да у него не было определенной цели, просто хотелось поглазеть на седую старину, на загадочный Восток.
— Я 'ведь случайно сошел на этой проклятой станции,— жаловался он Омару,— кто знал, что здесь с билетами туго. Уже три ночи провел на вокзале, в этом муравейнике. В наших местах случается, что в целом вагоне всего один человек едет. Ко всему этому взял с собой чемодан, битком набитый одеждой, будто меня мог захватить в пути буран!
Костя оказался шахтером.
— А ты сам кто? — спросил он.
— Я тоже шахтер!—Омар впервые представился с гордостью.
— Я добываю уголь.
— А я — цветной металл! — Омар почувствовал себя еще лучше.
«Надо было вместо «цветной металл» сказать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
— По бутылке?.. Но это же убийственно...
— Ничего! — Альберт Исаевич вытащил из кармана три сувенирные пятидесятиграммовые бутылочки.
Кондаков, видимо совсем непьющий, тут же раскраснелся и вспотел.
Известно, что в океане, даже когда гладь лишь чуть- чуть рябит, в бездонной глубине на сотни километров навстречу друг, другу устремляются подводные течениям как десятки драконов, мчатся они, сталкиваются и разбиваются в смертельной схватке, будто совершают жуткий танец в аду. Именно таким, внешне безмятежно спокойным, был Омар, но, пожалуй, только он один знал, что в глубине этого покоя творилось то же, что и в океане. Этим мятущимся, рвущимся и страдающим была мысль об Улмекен. Сколько он ни гнал из всех закутков души ее милый облик, разве помогло? Нарочно вспоминал ее неожиданную грубую выходку в доме отца, вызывал в памяти малейшие недостатки ее внешности, вспоминал и пытался поверить в придуманный им самим отвратительный портрет ее, разве помогло? «Тебе ли сейчас, когда сам висишь на волоске, когда находишься в положении бездомной собаки, думать о бабе?» — ругал он себя, разве помогло? «У тебя честная, порядочная жена, любимая дочь»,— стыдил он себя, разве помогло? «Тут нет любви, тут только плотская страсть, а плоть — это раба души. Если ты не в состоянии усмирить свою плоть, если не можешь справиться с низменными страстями, можешь ли ты
называться человеком? Возьми себя в руки, брось, забудь избавься от этого наваждения!» — уговаривал он себя, разве помогло? Стоит перед глазами — прекрасная, покорная, умоляющая.
В один из таких дней он спросил у Жексена:
-— Как чувствует себя твой зять Досым?
— Плохо, агатай! — ответил тот.— Его положили в больницу. Врачи говорят, что лекарства от такой болезни люди еще не изобрели. Только покой, сказали, нужен. Его душу грызет червь, если удастся самому Досеке победить его, тогда он выздоровеет.
Через несколько дней Омар опять спросил:
— Как самочувствие твоего зятя Досыма?
— Плохо, агатай,— ответил Жексен,— поскольку врачи рекомендовали покой, мы достали путевки в Сары-агач под Ташкентом, и они уехали туда вдвоем с Улей.
«Уехали вдвоем с Улей». Что было бы с бедной матерью, если бы начавшее уже жить в ее чреве долгожданное дитя случайно погибло бы? Так же пусто стало и в душе Омара. Ортас тоже опустел для него. Ведь хотя ее и не было рядом, хотя он не держал ее в своих объятьях, но все же надеялся встретить, знал, что она где-то рядом, недалеко, а теперь судьба, подобно мачехе, всучив конфету, бросила его одного в пустом доме.
Омар больше не стал препятствовать своему решению. Оформил на десять дней отпуск без содержания и отправился в путь. Сауле обрадовалась — наконец-то решил похлопотать за себя! И Матеков понял так же. А поняв, испугался.
Когда он попросил билет на самолет до Ташкента, кассирша рассмеялась:
— Распроданы десять дней назад. Хотите за десять дней вперед — пожалуйста!
Омар пришел на железнодорожный вокзал: возле каждой кассы — сотни людей, на перроне, в помещении вокзала, под каждым предметом, дающим спасительную тень, кишит молодежь — похожие друг на друга чернявые пар ни, белолицые девушки. Это, наверно, те, кто поступил учиться, провожают того, кто не поступил. И это в нашем областном городке, а каково теперь в столице!
Пробиться хотя бы к одному из окошек он не смог, по
звонить руководящим товарищам постеснялся. Вот сейчас-то он пожалел, что не взял с собой депутатского удостоверения. В силу своей обычной «болезни» не брать в дорогу никаких вещей, на этот раз он и вовсе отправился в путь налегке: раздетый, с непокрытой головой, и не просто непокрытой — обритой наголо. Батник, джинсы, легкие туфли. Кроме денег, в кармане ничего — ни записной книжки, ни документов. Изнывая от нестерпимой жары, он стал слоняться по привокзальной площади, обошел все ларьки, побродил по базарчику и наконец, когда почувствовал голод, нашел в стороне от скопища людей дешевую столовку.
Здесь тоже народу битком. В одном из углов торгуют пивом и вином в розлив. Тут свои, специфические клиенты, а с подносами стоят в очереди парни и девушки. Омар взял котлеты, чай и устремился с подносом к крайнему столику. Высокий парень в очках, дожевывая еду, показал Омару на чемодан, что стоял у него в ногах:
— Приглядите, пожалуйста, за ним. У меня очередь подошла, хочу кружку пива выпить. Вам принести?
— Нет, спасибо!
Омар насмешливо подумал: а ведь можно бы, покараулив чужие вещи, заработать кружку пива! В пивном углу вдруг возник какой-то шум. Омар увидел, что «его» очкастый парень с кем-то сцепился.
— Да не стоял он! — кричали из очереди.
— Стоял я! Не верите — спросите вот этого человека!— оборонялся «его» парень. Словесная потасовка угрожала перейти в физическую. Очкарика какой-то верзила притиснул к стене и тянулся кулаком к его лицу.
Омар в мгновение ока очутился рядом с ним:
— Ну-ка, ну-ка, мужики! Вы что, втроем на одного?— На помощь верзиле пришли его два товарища.— Ну раз уж вам так хочется подраться, деритесь по одному! — Он крепко сжал локти двоим и повернул к себе.
Один из скандалистов — с испитым лицом — посмотрел на Омара с презрением:
— Это на тебя-то я должен выйти?!
— Э, нет, со мной тебе драться не придется,— Омар эти слова произнес с нарочитой многозначительностью.
— Почему?
— Потому.
В ответе его прозвучала скрытая, непонятная угроза. Не зная, чем дело пахнет, верзила отступил, Глядя на
него, утихомирились и другие два скандалиста. Раздалось несколько голосов из очереди:
— Да пропустите очкарика! Пусть возьмет свою кружку!
— Стоял он, стоял! Мы видели!
Выпив пива, парень в очках повеселел. Протянул Ома- РУ Руку:
— Давайте познакомимся. Меня зовут Константин, можете просто — Костя.
Как оказалось, Костя следовал из Новокузнецка, откуда был родом, в Самарканд. Цель? Да у него не было определенной цели, просто хотелось поглазеть на седую старину, на загадочный Восток.
— Я 'ведь случайно сошел на этой проклятой станции,— жаловался он Омару,— кто знал, что здесь с билетами туго. Уже три ночи провел на вокзале, в этом муравейнике. В наших местах случается, что в целом вагоне всего один человек едет. Ко всему этому взял с собой чемодан, битком набитый одеждой, будто меня мог захватить в пути буран!
Костя оказался шахтером.
— А ты сам кто? — спросил он.
— Я тоже шахтер!—Омар впервые представился с гордостью.
— Я добываю уголь.
— А я — цветной металл! — Омар почувствовал себя еще лучше.
«Надо было вместо «цветной металл» сказать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137