Шриканто
(бенгальск)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА I
Что только не вспоминается мне теперь, на закате моей скитальческой жизни, когда я решил наконец написать одну из ее глав...
В детстве я ото всех своих родственников постоянно слышал только одно: «Как тебе не стыдно!» И постепенно сама моя жизнь стала представляться мне каким-то сплошным порицанием. Теперь, размышляя о том, как такое представление обо мне могло обрести почву тогда, в самую светлую пору моей жизни, я начинаю подозревать, что очень многое в моей тогдашней характеристике было сильно преувеличено, и прихожу к убеждению, что тут, вероятно, более всего повинен сам всевышний, который подчас не дает возможности выдержать экзамен на примерного человека тому, кого он бросает в водоворот созданного им мира, не наделив тщеславным желанием опубликовать историю своих похождений, в которых, кстати, принимало участие множество народу. Нередко он одаряет свое творение немалым умом, но просвещенная публика видит в нем только порочные наклонности и воспринимает его настолько негативно, что, появись повесть о нем в печати, люди засмеяли бы автора. Да и стоит ли рассказывать о том, как нелюбимый, заброшенный, обиженный судьбой ребенок постепенно действительно стал скверным и куда он ушел из дому с сумой презрения,— уж очень долгая эта история, да и вряд ли будет она кому-нибудь интересной.
Поэтому оставим подобные намерения. Я только поделюсь некоторыми своими воспоминаниями, не больше... Однако и тут не все так уж просто. Ведь одно дело путешествие и совсем другое — описание его. Путешествовать может всякий, обладающий парой ног, но для того, чтобы стать писателем, недостаточно иметь только руки, надо обладать и силой воображения. Увы, создатель не наделил меня ни крупицей фантазии. Я вижу только то, что непосредственно находится передо мной, и таким, каковым оно является на самом деле. Дерево я воспринимаю как дерево, горы как горы — не больше. Я смотрю на воду и не вижу ничего, кроме воды, задираю голову вверх и до боли в шее гляжу на небо, но облака так и остаются для меня облаками, они не кажутся мне не только копной волос, но даже одной-единственной прядью. Я таращу глаза на луну до тех пор, пока они не начинают слезиться, но так и не вижу ничего похожего на человеческое лицо! Безусловно, такой обиженный богом человек не в состоянии создать художественное произведение, он может лишь фиксировать факты. Так я и поступлю.
Чтобы рассказать, как я стал бродягой, нужно прежде всего познакомить читателя с тем, кто на заре моей жизни привил мне страсть к скитаниям. Его звали Индронатх. Не знаю, жив ли он теперь, ибо уже прошло много лет с тех пор, как он, бросив все, что имел,—семью, родственников, как был,в одном платье, навсегда ушел из дома. Как хорошо мне помнится тот день, когда я впервые встретился с ним...
На школьном поле шел футбольный матч между индусскими и мусульманскими школьниками. Время близилось к вечеру. Я с увлечением следил за игрой. Вдруг... о, что это? Звук падения чего-то тяжелого... и крик: «Бей дьявола! Держи его!» Я растерялся, не понимая, что происходит: кто-то куда-то бежал, кто-то орал изо всех сил... И вдруг на мою голову, спину и плечи обрушились удары зонтом. Меня били с такой силой, что зонт сломался... Спасаться бегством было поздно — меня окружили мусульманские ребята.
Еще удар, еще... Неожиданно кто-то с быстротой молнии прорвался сквозь окружившую меня толпу и стал на мою защиту. Это был Индронатх — мальчик с очень темной кожей, прямым, как флейта, носом, высоким лбом и тронутым оспой лицом. Он был одного со мной роста, но выглядел несколько старше.
— Не бойся! — негромко бросил он мне.— Иди за мной!
В Индронатхе меня поразили не столько его смелость и отзывчивость, сколько его удивительные руки, но не потому, что они были сильные. Непомерно длинные, они спускались ниже колен, что давало ему большое преимущество перед противниками. Непосвященный никогда бы не догадался, что в драке этот невысокий мальчишка может выбросить вперед руку чуть ли не трех футов длиной и неожиданно дать своему врагу по носу. А какой удар был у этой руки! Прямо как у лапы тигра.
Прячась за спиной Индронатха, я через несколько минут выбрался из толпы.
— А теперь бегом! Давай!..— скомандовал он. Я побежал было, но вдруг остановился:
— А ты?..
— Да беги же... осел этакий! — грубо крикнул мне Индронатх.
Может быть, я был и осел, однако тут же вернулся к нему.
— Нет! Только с тобой.
Кто не дрался в детстве? Но я, деревенский мальчик, всего лишь месяца два как приехавший к тетушке в город учиться, никогда не видел, чтобы на одного нападали целой ватагой да еще били его зонтиками. И все-таки я не мог бежать один.
Индро глянул на меня:
— Ты что же, будешь дожидаться, пока тебя отлупят? Видишь, они бегут сюда! А ну давай, кто скорей!
Против этого я не возражал.
Когда мы с ним наконец выбежали на центральную улицу, уже стемнело. В лавочках зажглись огни, кое-где на высоких чугунных столбах засветились керосиновые фонари. Теперь уже не надо было напряженно вглядываться в темноту. Стоило нам выбраться на свет, как у нас исчез всякий страх перед преследователями, и Индро наконец-то заговорил со мной. Поразительно, у меня от бега и переживаний перехватило в горле, я с трудом дышал, а он ничуть не запыхался и говорил таким спокойным голосом, словно ничего не произошло.
— Тебя как зовут?
— Шриканто.
— Шриканто? Ясно.
И, вынув из кармана горсть сухих листьев, он часть сунул себе в рот, а остальное протянул мне:
— Жуй.
— Что это?
— Гашиш.
— Гашиш? — удивился я.—-Нет, я его не жую.
— В самом деле? — Индро был поражен.— Ну и осел все-таки ты. Да ты попробуй, пожуй и выплюнь. Знаешь, как в голову ударит.
Не понимая тогда всей прелести подобного состояния, я отрицательно замотал головой. Индро отправил себе в рот и мою порцию.
— Ну ладно, бери сигарету.
Он вытащил из кармана коробку спичек и две сигареты, одну из которых дал мне. Другую взял сам и, сложив ладони лодочкой, затянулся. Бог мой! Ну и затяжка! Из сигареты буквально вырвалось пламя, осветив его с головы до ног. И это при всем народе! Я испугался:
— А вдруг увидят, что ты куришь?
— Ну и пусть,— небрежно ответил он.— Все и так знают.
Затягиваясь с довольным видом, он быстро зашагал прочь, завернул за угол и исчез, произведя на меня неизгладимое впечатление.
Многое из событий того времени сохранила моя память, но одного не могу я вспомнить — нравился ли мне тогда Индронатх, этот странный мальчишка, или я в душе осуждал его за вызывающее поведение.
Прошло около месяца. Стояла душная темная ночь. Все вокруг замерло, даже листья на деревьях застыли в неподвижности. Мы всей семьей устроились спать на крыше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
(бенгальск)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА I
Что только не вспоминается мне теперь, на закате моей скитальческой жизни, когда я решил наконец написать одну из ее глав...
В детстве я ото всех своих родственников постоянно слышал только одно: «Как тебе не стыдно!» И постепенно сама моя жизнь стала представляться мне каким-то сплошным порицанием. Теперь, размышляя о том, как такое представление обо мне могло обрести почву тогда, в самую светлую пору моей жизни, я начинаю подозревать, что очень многое в моей тогдашней характеристике было сильно преувеличено, и прихожу к убеждению, что тут, вероятно, более всего повинен сам всевышний, который подчас не дает возможности выдержать экзамен на примерного человека тому, кого он бросает в водоворот созданного им мира, не наделив тщеславным желанием опубликовать историю своих похождений, в которых, кстати, принимало участие множество народу. Нередко он одаряет свое творение немалым умом, но просвещенная публика видит в нем только порочные наклонности и воспринимает его настолько негативно, что, появись повесть о нем в печати, люди засмеяли бы автора. Да и стоит ли рассказывать о том, как нелюбимый, заброшенный, обиженный судьбой ребенок постепенно действительно стал скверным и куда он ушел из дому с сумой презрения,— уж очень долгая эта история, да и вряд ли будет она кому-нибудь интересной.
Поэтому оставим подобные намерения. Я только поделюсь некоторыми своими воспоминаниями, не больше... Однако и тут не все так уж просто. Ведь одно дело путешествие и совсем другое — описание его. Путешествовать может всякий, обладающий парой ног, но для того, чтобы стать писателем, недостаточно иметь только руки, надо обладать и силой воображения. Увы, создатель не наделил меня ни крупицей фантазии. Я вижу только то, что непосредственно находится передо мной, и таким, каковым оно является на самом деле. Дерево я воспринимаю как дерево, горы как горы — не больше. Я смотрю на воду и не вижу ничего, кроме воды, задираю голову вверх и до боли в шее гляжу на небо, но облака так и остаются для меня облаками, они не кажутся мне не только копной волос, но даже одной-единственной прядью. Я таращу глаза на луну до тех пор, пока они не начинают слезиться, но так и не вижу ничего похожего на человеческое лицо! Безусловно, такой обиженный богом человек не в состоянии создать художественное произведение, он может лишь фиксировать факты. Так я и поступлю.
Чтобы рассказать, как я стал бродягой, нужно прежде всего познакомить читателя с тем, кто на заре моей жизни привил мне страсть к скитаниям. Его звали Индронатх. Не знаю, жив ли он теперь, ибо уже прошло много лет с тех пор, как он, бросив все, что имел,—семью, родственников, как был,в одном платье, навсегда ушел из дома. Как хорошо мне помнится тот день, когда я впервые встретился с ним...
На школьном поле шел футбольный матч между индусскими и мусульманскими школьниками. Время близилось к вечеру. Я с увлечением следил за игрой. Вдруг... о, что это? Звук падения чего-то тяжелого... и крик: «Бей дьявола! Держи его!» Я растерялся, не понимая, что происходит: кто-то куда-то бежал, кто-то орал изо всех сил... И вдруг на мою голову, спину и плечи обрушились удары зонтом. Меня били с такой силой, что зонт сломался... Спасаться бегством было поздно — меня окружили мусульманские ребята.
Еще удар, еще... Неожиданно кто-то с быстротой молнии прорвался сквозь окружившую меня толпу и стал на мою защиту. Это был Индронатх — мальчик с очень темной кожей, прямым, как флейта, носом, высоким лбом и тронутым оспой лицом. Он был одного со мной роста, но выглядел несколько старше.
— Не бойся! — негромко бросил он мне.— Иди за мной!
В Индронатхе меня поразили не столько его смелость и отзывчивость, сколько его удивительные руки, но не потому, что они были сильные. Непомерно длинные, они спускались ниже колен, что давало ему большое преимущество перед противниками. Непосвященный никогда бы не догадался, что в драке этот невысокий мальчишка может выбросить вперед руку чуть ли не трех футов длиной и неожиданно дать своему врагу по носу. А какой удар был у этой руки! Прямо как у лапы тигра.
Прячась за спиной Индронатха, я через несколько минут выбрался из толпы.
— А теперь бегом! Давай!..— скомандовал он. Я побежал было, но вдруг остановился:
— А ты?..
— Да беги же... осел этакий! — грубо крикнул мне Индронатх.
Может быть, я был и осел, однако тут же вернулся к нему.
— Нет! Только с тобой.
Кто не дрался в детстве? Но я, деревенский мальчик, всего лишь месяца два как приехавший к тетушке в город учиться, никогда не видел, чтобы на одного нападали целой ватагой да еще били его зонтиками. И все-таки я не мог бежать один.
Индро глянул на меня:
— Ты что же, будешь дожидаться, пока тебя отлупят? Видишь, они бегут сюда! А ну давай, кто скорей!
Против этого я не возражал.
Когда мы с ним наконец выбежали на центральную улицу, уже стемнело. В лавочках зажглись огни, кое-где на высоких чугунных столбах засветились керосиновые фонари. Теперь уже не надо было напряженно вглядываться в темноту. Стоило нам выбраться на свет, как у нас исчез всякий страх перед преследователями, и Индро наконец-то заговорил со мной. Поразительно, у меня от бега и переживаний перехватило в горле, я с трудом дышал, а он ничуть не запыхался и говорил таким спокойным голосом, словно ничего не произошло.
— Тебя как зовут?
— Шриканто.
— Шриканто? Ясно.
И, вынув из кармана горсть сухих листьев, он часть сунул себе в рот, а остальное протянул мне:
— Жуй.
— Что это?
— Гашиш.
— Гашиш? — удивился я.—-Нет, я его не жую.
— В самом деле? — Индро был поражен.— Ну и осел все-таки ты. Да ты попробуй, пожуй и выплюнь. Знаешь, как в голову ударит.
Не понимая тогда всей прелести подобного состояния, я отрицательно замотал головой. Индро отправил себе в рот и мою порцию.
— Ну ладно, бери сигарету.
Он вытащил из кармана коробку спичек и две сигареты, одну из которых дал мне. Другую взял сам и, сложив ладони лодочкой, затянулся. Бог мой! Ну и затяжка! Из сигареты буквально вырвалось пламя, осветив его с головы до ног. И это при всем народе! Я испугался:
— А вдруг увидят, что ты куришь?
— Ну и пусть,— небрежно ответил он.— Все и так знают.
Затягиваясь с довольным видом, он быстро зашагал прочь, завернул за угол и исчез, произведя на меня неизгладимое впечатление.
Многое из событий того времени сохранила моя память, но одного не могу я вспомнить — нравился ли мне тогда Индронатх, этот странный мальчишка, или я в душе осуждал его за вызывающее поведение.
Прошло около месяца. Стояла душная темная ночь. Все вокруг замерло, даже листья на деревьях застыли в неподвижности. Мы всей семьей устроились спать на крыше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159