Причем настолько сильная, что противиться ей я не мог. И вот я снова принялся соединять в единую цепь разрозненные события.
Мне казалось, что по возвращении домой у меня началась новая жизнь, словно кто-то невидимым мечом отсек все страдания и оставил мне на долю одни удовольствия. Надо признаться, меня вполне устраивало такое распределение жизненных составляющих, ибо страдания, по моему мнению, являлись уделом лишь тех, кто не может без них обойтись. А себя я по милости Раджлакшми считал поставленным в особое положение — мне теперь должны были быть уготованы одни радости бытия, так как я оказывал благодеяние миру самим фактом своего существования. Все изменилось во мне, по-иному я стал воспринимать окружающее: переменился цвет небес, по-новому начал дуть ветер, все люди, и родные, и посторонние, превратились вдруг в одинаково близких для меня, исчезла разница между своими и чужими. Безотчетная неудержимая радость переполняла все мое существо, даже в воображении не допускал я существования горя и болезней, нужды и лишений. Все вдруг оказалось мне по плечу, сомнения перестали терзать душу.
Это история давно прошедших дней, теперь я уже не испытываю прежних восторгов. И все-таки,— часто думаю я,— как мне повезло, что хоть на какое-то время я вкусил этой безграничной радости, познал уверенность в себе. Правда, потом, когда все во мне перегорело, я нисколько не жалел об утраченных чувствах. Одна только мысль не раз возникала у меня: как бы сложилась моя последующая жизнь, если бы я поделился той великой, исходящей из самого сердца всепобеждающей силой, непоколебимым чувством веры в себя с другим человеком, на слабые плечи которого я возложил бремя жизненных тягот, забот и ответственности?
Вернувшись домой, я написал Раджлакшми письмо, однако ответ пришел не скоро. Лакшми беспокоилась по поводу моего здоровья, давала практические советы относительно устройства моей жизни. Свое короткое письмо она заканчивала просьбой время от времени сообщать ей о себе и вообще считать ее близким человеком.
Вот и все! И это после стольких дней разлуки!
Воздушные замки растаяли в воздухе, засохшие цветы разметал ветер. А я даже не нагнулся, чтобы подобрать их. Если несколько слезинок и навернулись мне на глаза, то я уже забыл об этом. Помню только, что я твердо решил не предаваться больше пустым мечтам.
Прошло полгода. Однажды утром, когда я собирался выходить из дому, мне принесли необычное письмо. На конверте неровным женским почерком были написаны мое имя и адрес. Я разорвал конверт — из него выпал листок бумаги. Подняв его, я глянул на почерк автора и на подпись, стоявшую внизу, и не поверил своим глазам— послание было написано моей матерью, умершей десять лет тому назад. Лишь прочтя его, я понял, в чем дело. Это письмо моя мать написала своей подруге лет тринадцать назад, когда та, уже немолодая женщина, родила дочь. Вероятно, она поделилась с моей родительницей своими заботами, пожаловалась на бедность, невзгоды и тяготы жизни, и моя покойная мать, стараясь утешить ее, взяла на себя всю ответственность за будущее замужество девочки. Более того. Расчувствовавшись, моя мать даже сделала приписку, в которой советовала подруге вспомнить обо мне в случае, если не найдется хорошего жениха. В самом деле! Почему бы не воспользоваться мною в случае нехватки кандидатов в мужья! Я прочитал письмо несколько раз и решил, что моей матери следовало бы быть юристом,— так ловко связала она по рукам и ногам своего наследника. Она все предусмотрела в этом «документе», не сделала ни малейшего промаха, не оставила мне никакой лазейки для отступления.
Конечно, не следует думать, что все эти долгие тринадцать лет бедная подруга прожила спокойно и безмятежно, целиком полагаясь на полученное обещание.
Безусловно, она сделала все возможное для того, чтобы пристроить дочь, и, лишь убедившись в полной бесполезности своих усилий — как по причине бедности, так и в результате недостатка женихов вообще — и придя в ужас и отчаяние оттого, что девочка достигла критического возраста, она решилась посягнуть на меня.
Будь моя мать жива, не знаю, что я сделал бы ей за это. Но теперь она была недосягаема и только посмеивалась надо мной, восседая высоко в небе, так что выместить на ней мою досаду я никак не мог.
Поскольку я был не в состоянии отомстить матери, я решил отправиться к ее приятельнице и выяснить сложившуюся ситуацию.
Проведя ночь в поезде, я к полудню следующего дня прибыл к ней в деревню. Моя названая мать не узнала меня, но когда я ей представился, она разразилась такими слезами, каких, мне думается, не проливал ни один из родственников моей матушки при ее кончине.
Немного успокоившись, она заявила, что, как добродетельная и порядочная женщина, чувствует себя обязанной заменить мне родную мать, и немедленно приступила к исполнению своего долга. Прежде всего она решила детально выяснить мое имущественное положение. Ее интересовало буквально все: какое наследство оставил мне отец, какие украшения достались от матери, где они хранятся, почему я не служу и сколько приблизительно получал бы, поступи я на службу, и т. д. и т. п. По выражению ее лица я видел, что результаты расспросов ее отнюдь не удовлетворили. В назидание она рассказала мне об одном из своих родственников, отправившемся на заработки в Бирму и там разбогатевшем. По словам наивной женщины, деньги в Бирме валяются прямо на дороге, достаточно наклониться, чтобы подобрать их. А бенгальцы там просто нарасхват — не успевают они сойти с корабля, как тамошние господа наперебой зазывают их к себе на работу. Много подобных небылиц выслушал я от нее в тот день. Впоследствии мне пришлось убедиться, что не одна она заблуждалась на этот счет,— многие, соблазнившись такими россказнями, отправлялись за море без гроша в кармане. Позже они доставили мне немало хлопот, когда мне пришлось отправлять их из Бирмы обратно на родину, разочарованных и отчаявшихся в надежде на успех. Но об этом потом. А тогда слухи о Бирме заинтересовали меня не потому, что представлялась возможность разбогатеть,— они пробудили во мне жажду путешествий. У меня дух захватывало при одной мысли о том, что я поплыву по бескрайнему волнующемуся морю, которым до сих пор любовался только издали. Я решил уехать во что бы то ни стало.
Итак, я подвергся настоящему допросу, который убедил меня в полной непригодности на роль суженого. Однако поведение моей названой матери за ужином меня обеспокоило. Я понял, что она отнюдь не собиралась отступиться от меня окончательно. Тон ее изменился. Она заговорила о том, что все в руках судьбы: ни богатство, ни образованность не помогут, если человеку не суждено счастья, и подкрепила свои слова соответствующими примерами из жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
Мне казалось, что по возвращении домой у меня началась новая жизнь, словно кто-то невидимым мечом отсек все страдания и оставил мне на долю одни удовольствия. Надо признаться, меня вполне устраивало такое распределение жизненных составляющих, ибо страдания, по моему мнению, являлись уделом лишь тех, кто не может без них обойтись. А себя я по милости Раджлакшми считал поставленным в особое положение — мне теперь должны были быть уготованы одни радости бытия, так как я оказывал благодеяние миру самим фактом своего существования. Все изменилось во мне, по-иному я стал воспринимать окружающее: переменился цвет небес, по-новому начал дуть ветер, все люди, и родные, и посторонние, превратились вдруг в одинаково близких для меня, исчезла разница между своими и чужими. Безотчетная неудержимая радость переполняла все мое существо, даже в воображении не допускал я существования горя и болезней, нужды и лишений. Все вдруг оказалось мне по плечу, сомнения перестали терзать душу.
Это история давно прошедших дней, теперь я уже не испытываю прежних восторгов. И все-таки,— часто думаю я,— как мне повезло, что хоть на какое-то время я вкусил этой безграничной радости, познал уверенность в себе. Правда, потом, когда все во мне перегорело, я нисколько не жалел об утраченных чувствах. Одна только мысль не раз возникала у меня: как бы сложилась моя последующая жизнь, если бы я поделился той великой, исходящей из самого сердца всепобеждающей силой, непоколебимым чувством веры в себя с другим человеком, на слабые плечи которого я возложил бремя жизненных тягот, забот и ответственности?
Вернувшись домой, я написал Раджлакшми письмо, однако ответ пришел не скоро. Лакшми беспокоилась по поводу моего здоровья, давала практические советы относительно устройства моей жизни. Свое короткое письмо она заканчивала просьбой время от времени сообщать ей о себе и вообще считать ее близким человеком.
Вот и все! И это после стольких дней разлуки!
Воздушные замки растаяли в воздухе, засохшие цветы разметал ветер. А я даже не нагнулся, чтобы подобрать их. Если несколько слезинок и навернулись мне на глаза, то я уже забыл об этом. Помню только, что я твердо решил не предаваться больше пустым мечтам.
Прошло полгода. Однажды утром, когда я собирался выходить из дому, мне принесли необычное письмо. На конверте неровным женским почерком были написаны мое имя и адрес. Я разорвал конверт — из него выпал листок бумаги. Подняв его, я глянул на почерк автора и на подпись, стоявшую внизу, и не поверил своим глазам— послание было написано моей матерью, умершей десять лет тому назад. Лишь прочтя его, я понял, в чем дело. Это письмо моя мать написала своей подруге лет тринадцать назад, когда та, уже немолодая женщина, родила дочь. Вероятно, она поделилась с моей родительницей своими заботами, пожаловалась на бедность, невзгоды и тяготы жизни, и моя покойная мать, стараясь утешить ее, взяла на себя всю ответственность за будущее замужество девочки. Более того. Расчувствовавшись, моя мать даже сделала приписку, в которой советовала подруге вспомнить обо мне в случае, если не найдется хорошего жениха. В самом деле! Почему бы не воспользоваться мною в случае нехватки кандидатов в мужья! Я прочитал письмо несколько раз и решил, что моей матери следовало бы быть юристом,— так ловко связала она по рукам и ногам своего наследника. Она все предусмотрела в этом «документе», не сделала ни малейшего промаха, не оставила мне никакой лазейки для отступления.
Конечно, не следует думать, что все эти долгие тринадцать лет бедная подруга прожила спокойно и безмятежно, целиком полагаясь на полученное обещание.
Безусловно, она сделала все возможное для того, чтобы пристроить дочь, и, лишь убедившись в полной бесполезности своих усилий — как по причине бедности, так и в результате недостатка женихов вообще — и придя в ужас и отчаяние оттого, что девочка достигла критического возраста, она решилась посягнуть на меня.
Будь моя мать жива, не знаю, что я сделал бы ей за это. Но теперь она была недосягаема и только посмеивалась надо мной, восседая высоко в небе, так что выместить на ней мою досаду я никак не мог.
Поскольку я был не в состоянии отомстить матери, я решил отправиться к ее приятельнице и выяснить сложившуюся ситуацию.
Проведя ночь в поезде, я к полудню следующего дня прибыл к ней в деревню. Моя названая мать не узнала меня, но когда я ей представился, она разразилась такими слезами, каких, мне думается, не проливал ни один из родственников моей матушки при ее кончине.
Немного успокоившись, она заявила, что, как добродетельная и порядочная женщина, чувствует себя обязанной заменить мне родную мать, и немедленно приступила к исполнению своего долга. Прежде всего она решила детально выяснить мое имущественное положение. Ее интересовало буквально все: какое наследство оставил мне отец, какие украшения достались от матери, где они хранятся, почему я не служу и сколько приблизительно получал бы, поступи я на службу, и т. д. и т. п. По выражению ее лица я видел, что результаты расспросов ее отнюдь не удовлетворили. В назидание она рассказала мне об одном из своих родственников, отправившемся на заработки в Бирму и там разбогатевшем. По словам наивной женщины, деньги в Бирме валяются прямо на дороге, достаточно наклониться, чтобы подобрать их. А бенгальцы там просто нарасхват — не успевают они сойти с корабля, как тамошние господа наперебой зазывают их к себе на работу. Много подобных небылиц выслушал я от нее в тот день. Впоследствии мне пришлось убедиться, что не одна она заблуждалась на этот счет,— многие, соблазнившись такими россказнями, отправлялись за море без гроша в кармане. Позже они доставили мне немало хлопот, когда мне пришлось отправлять их из Бирмы обратно на родину, разочарованных и отчаявшихся в надежде на успех. Но об этом потом. А тогда слухи о Бирме заинтересовали меня не потому, что представлялась возможность разбогатеть,— они пробудили во мне жажду путешествий. У меня дух захватывало при одной мысли о том, что я поплыву по бескрайнему волнующемуся морю, которым до сих пор любовался только издали. Я решил уехать во что бы то ни стало.
Итак, я подвергся настоящему допросу, который убедил меня в полной непригодности на роль суженого. Однако поведение моей названой матери за ужином меня обеспокоило. Я понял, что она отнюдь не собиралась отступиться от меня окончательно. Тон ее изменился. Она заговорила о том, что все в руках судьбы: ни богатство, ни образованность не помогут, если человеку не суждено счастья, и подкрепила свои слова соответствующими примерами из жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159