Умнее его, наверное, никого нет.
— Кто же он?
Мне ответил товарищ старика:
— Его зовут Боджранондо. Он еще совсем молодой, но в самом деле очень ученый человек. Необыкновенный саньяси...
— Вы хорошо его знаете?
— А как же! Он у нас для всех свой человек, а живет в доме у Джадоба.— Он кивнул на старика.
— Норен говорит правду,— подтвердил Джадоб.— Он поистине осчастливил меня, поселившись в моем доме. Я живу бедно, но стараюсь услужить ему, как могу. Он прямо не человек, а воплощение божие.
— И давно он поселился у вас? — поинтересовался я.
— Месяца два,— ответил Норен.— У нас ведь нет ни доктора, ни знахаря. Школы тоже нет. Вот ему и приходится за всех стараться. Но он очень знающий брахман.
Теперь я все понял. Ученый саньяси был не кто иной, как Анондо, тот самый юноша, который настолько распо: ложил к себе Раджлакшми, что та привезла его с собой в Гонгамати. Мне вспомнилось их прощание. Как переживала тогда Раджлакшми! Она знала его всего лишь два дня, но горевала так, словно теряла самого близкого человека. Как просила она его вернуться! Но Анондо был непреклонен— настоящий саньяси, лишенный земных чувств и слабостей, для которого женщина — сосуд хитрости и обмана. Он не нашел нужным даже навестить Раджлакшми, хотя жил в двух шагах от нее, да, наверное, никогда и не навестит. Каким ударом было бы для Раджлакшми узнать, что он рядом...
Я вспомнил, что и я тоже собираюсь покинуть ее. Но я видел, что становлюсь ненужным ей, и поэтому с каждым днем все больше утверждался в своем решении уехать. Как-то она примет нашу разлуку?..
Мы пришли в деревню. Она называлась Мамудпур.
Джадоб Чокроборти — старший из моих спутников — не без гордости заявил:
— Пусть название нашей деревни не смущает вас, бабу. Тут на вас даже тень мусульманина не упадет. Везде живут только правоверные, и самых высоких каст: брахманы, кайоста и другие. Нет ни одного дома, хозяина которого не уважали бы. Ведь правда, Норен? — повернулся он к своему товарищу.
Норен охотно подтвердил его слова:
— Да-да. Ни одного нет недостойного. Такая наша деревня.
Как знать, может, слова Джадоба и соответствовали истине, но особых причин для радости я не находил. Однако выражать свое мнение вслух я не стал, предпочел промолчать.
У Чокроборти я встретился с Боджранондо, который, как я и предполагал, оказался нашим знакомым Анондо. Он очень удивился и обрадовался при виде меня.
— Дада! Как вы попали сюда? — воскликнул он и сложил ладони перед грудью, почтительно и радостно приветствуя меня.
Такое уважение ко мне со стороны бога в человеческом облике не только растрогало Чокроборти, но и произвело глубокое впечатление на всех присутствовавших. Все сразу догадались, что я не простой человек, встали и поклонились мне.
— Дада, вы очень похудели,— заметил Анондо, оглядев меня.— Что случилось?
За меня ответил Чокроборти. Он так живописал мои мытарства, с такими подробностями рассказал, как я самоотверженно ухаживал за кули во время разразившейся эпидемии, не только забыв о собственном сне и отдыхе, но и о пище, что поразил даже меня. Старик был совершенно уверен в том, что я вышел невредимым из этой истории только благодаря особым заслугам.
Анондо выслушал Чокроборти, улыбнулся и, наклонившись ко мне, тихонько сказал:
— Видно, тут дело не только в кули. За два дня человек так не изменится. У вас опять был приступ?
— Вполне возможно,— ответил я.— У меня ведь малярия.
Чокроборти постарался не ударить в грязь лицом и угостил нас на славу.
Когда мы наелись, я стал собираться в дорогу.
— Но как же все-таки вы оказались среди кули? — полюбопытствовал Анондо.
— Да так,— нехотя ответил я.— Превратности судьбы.
— Вот как? — он улыбнулся.— И в сердцах вы, конечно, не сочли нужным сообщить домой, где вы?
— Нет, почему же,— ответил я,— я просто не видел в этом необходимости. Да и послать было некого.
— Так, так, конечно,— согласился Анондо.— Но с каких это пор вы перестали думать о сестре? Может быть, она теперь умирает от страха и беспокойства за вас?
Мне не хотелось распространяться о наших с Раджлакшми отношениях, поэтому я промолчал. А Анондо, довольный тем, что пристыдил меня, перевел разговор на другую тему:
— Ваш экипаж подан, дада,— улыбаясь, сказал он мне.— Надеюсь, вы доберетесь до дому еще засветло. Пойдемте, я провожу вас.
— Но прежде надо сообщить властям об эпидемии среди кули.
Анондо удивился:
— Значит, вы все еще сердитесь, раз не хотите возвращаться домой? Уверяю вас, брат мой, несчастья, уготованные вам судьбой, окончились. К тому же вы ведь не врач и не саньяси, а семейный человек. Так что поезжайте домой, а все, что касается кули, предоставьте сделать мне. Да не забудьте передать от меня привет сестре. Скажите, с ее Анондо все в порядке.
У ворот меня ожидала запряженная повозка.
— Бабу, если вам еще придется попасть в наши места, то прошу вас, оставьте пыль с ваших ног у меня в доме,— сказал мне на прощание хозяин. Я горячо поблагодарил его за радушие, но обещать ему невозможного не стал. Я знал: скоро мне придется навсегда покинуть Бенгалию.
Когда я сел в повозку, Анондо просунул голову под полог и сказал:
— Брат мой, здешний климат не для вас. Передайте сестре от моего имени, чтобы она поскорей увезла вас отсюда. Вы человек из западных областей, там вам и жить.
— А разве здесь не живут люди?г—спросил я.
— Нет,— твердо ответил он.— Но теперь не время говорить об этом. Передайте ей мой совет да скажите, что саньяси Анондо говорит истинную правду. Он повидал достаточно.
Я промолчал. Не мог же я сказать ему, что я просто не мог передать это Раджлакшми.
Когда повозка тронулась, он шутливо заметил:
— Что же вы, брат, не пригласили меня к себе?
— У тебя столько дел,— ответил я.— Как могу я отрывать тебя от них? — В душе я, признаться, побаивался, как бы он в самом деле не явился к нам. Тогда вряд ли что-нибудь укрылось бы от его проницательного взгляда. Прежде такая возможность нисколько не смутила бы меня. Я только усмехнулся бы в душе и сказал бы ему: «Что ж, Анондо, я действительно от многого отказался в жизни, но не думай, что я в убытке. К сожалению, ты видишь одни мои потери и не замечаешь приобретений. А они огромны. Если они мне зачтутся, то я никогда не пожалею об утраченном». Но что мог я ответить ему теперь? Вдруг все мои расчеты оказались неверными и мое воображаемое богатство не более как мираж, а я сам всего-навсего больной, никому не нужный человек, которого держат из милости? Нет,— пронеслось у меня в голове,— в таком случае, лучше не иметь дела с гостями.
Анондо заметил мое молчание и все с той же добродушно-ласковой улыбкой промолвил:
— Так, значит, вы не хотите приглашать меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
— Кто же он?
Мне ответил товарищ старика:
— Его зовут Боджранондо. Он еще совсем молодой, но в самом деле очень ученый человек. Необыкновенный саньяси...
— Вы хорошо его знаете?
— А как же! Он у нас для всех свой человек, а живет в доме у Джадоба.— Он кивнул на старика.
— Норен говорит правду,— подтвердил Джадоб.— Он поистине осчастливил меня, поселившись в моем доме. Я живу бедно, но стараюсь услужить ему, как могу. Он прямо не человек, а воплощение божие.
— И давно он поселился у вас? — поинтересовался я.
— Месяца два,— ответил Норен.— У нас ведь нет ни доктора, ни знахаря. Школы тоже нет. Вот ему и приходится за всех стараться. Но он очень знающий брахман.
Теперь я все понял. Ученый саньяси был не кто иной, как Анондо, тот самый юноша, который настолько распо: ложил к себе Раджлакшми, что та привезла его с собой в Гонгамати. Мне вспомнилось их прощание. Как переживала тогда Раджлакшми! Она знала его всего лишь два дня, но горевала так, словно теряла самого близкого человека. Как просила она его вернуться! Но Анондо был непреклонен— настоящий саньяси, лишенный земных чувств и слабостей, для которого женщина — сосуд хитрости и обмана. Он не нашел нужным даже навестить Раджлакшми, хотя жил в двух шагах от нее, да, наверное, никогда и не навестит. Каким ударом было бы для Раджлакшми узнать, что он рядом...
Я вспомнил, что и я тоже собираюсь покинуть ее. Но я видел, что становлюсь ненужным ей, и поэтому с каждым днем все больше утверждался в своем решении уехать. Как-то она примет нашу разлуку?..
Мы пришли в деревню. Она называлась Мамудпур.
Джадоб Чокроборти — старший из моих спутников — не без гордости заявил:
— Пусть название нашей деревни не смущает вас, бабу. Тут на вас даже тень мусульманина не упадет. Везде живут только правоверные, и самых высоких каст: брахманы, кайоста и другие. Нет ни одного дома, хозяина которого не уважали бы. Ведь правда, Норен? — повернулся он к своему товарищу.
Норен охотно подтвердил его слова:
— Да-да. Ни одного нет недостойного. Такая наша деревня.
Как знать, может, слова Джадоба и соответствовали истине, но особых причин для радости я не находил. Однако выражать свое мнение вслух я не стал, предпочел промолчать.
У Чокроборти я встретился с Боджранондо, который, как я и предполагал, оказался нашим знакомым Анондо. Он очень удивился и обрадовался при виде меня.
— Дада! Как вы попали сюда? — воскликнул он и сложил ладони перед грудью, почтительно и радостно приветствуя меня.
Такое уважение ко мне со стороны бога в человеческом облике не только растрогало Чокроборти, но и произвело глубокое впечатление на всех присутствовавших. Все сразу догадались, что я не простой человек, встали и поклонились мне.
— Дада, вы очень похудели,— заметил Анондо, оглядев меня.— Что случилось?
За меня ответил Чокроборти. Он так живописал мои мытарства, с такими подробностями рассказал, как я самоотверженно ухаживал за кули во время разразившейся эпидемии, не только забыв о собственном сне и отдыхе, но и о пище, что поразил даже меня. Старик был совершенно уверен в том, что я вышел невредимым из этой истории только благодаря особым заслугам.
Анондо выслушал Чокроборти, улыбнулся и, наклонившись ко мне, тихонько сказал:
— Видно, тут дело не только в кули. За два дня человек так не изменится. У вас опять был приступ?
— Вполне возможно,— ответил я.— У меня ведь малярия.
Чокроборти постарался не ударить в грязь лицом и угостил нас на славу.
Когда мы наелись, я стал собираться в дорогу.
— Но как же все-таки вы оказались среди кули? — полюбопытствовал Анондо.
— Да так,— нехотя ответил я.— Превратности судьбы.
— Вот как? — он улыбнулся.— И в сердцах вы, конечно, не сочли нужным сообщить домой, где вы?
— Нет, почему же,— ответил я,— я просто не видел в этом необходимости. Да и послать было некого.
— Так, так, конечно,— согласился Анондо.— Но с каких это пор вы перестали думать о сестре? Может быть, она теперь умирает от страха и беспокойства за вас?
Мне не хотелось распространяться о наших с Раджлакшми отношениях, поэтому я промолчал. А Анондо, довольный тем, что пристыдил меня, перевел разговор на другую тему:
— Ваш экипаж подан, дада,— улыбаясь, сказал он мне.— Надеюсь, вы доберетесь до дому еще засветло. Пойдемте, я провожу вас.
— Но прежде надо сообщить властям об эпидемии среди кули.
Анондо удивился:
— Значит, вы все еще сердитесь, раз не хотите возвращаться домой? Уверяю вас, брат мой, несчастья, уготованные вам судьбой, окончились. К тому же вы ведь не врач и не саньяси, а семейный человек. Так что поезжайте домой, а все, что касается кули, предоставьте сделать мне. Да не забудьте передать от меня привет сестре. Скажите, с ее Анондо все в порядке.
У ворот меня ожидала запряженная повозка.
— Бабу, если вам еще придется попасть в наши места, то прошу вас, оставьте пыль с ваших ног у меня в доме,— сказал мне на прощание хозяин. Я горячо поблагодарил его за радушие, но обещать ему невозможного не стал. Я знал: скоро мне придется навсегда покинуть Бенгалию.
Когда я сел в повозку, Анондо просунул голову под полог и сказал:
— Брат мой, здешний климат не для вас. Передайте сестре от моего имени, чтобы она поскорей увезла вас отсюда. Вы человек из западных областей, там вам и жить.
— А разве здесь не живут люди?г—спросил я.
— Нет,— твердо ответил он.— Но теперь не время говорить об этом. Передайте ей мой совет да скажите, что саньяси Анондо говорит истинную правду. Он повидал достаточно.
Я промолчал. Не мог же я сказать ему, что я просто не мог передать это Раджлакшми.
Когда повозка тронулась, он шутливо заметил:
— Что же вы, брат, не пригласили меня к себе?
— У тебя столько дел,— ответил я.— Как могу я отрывать тебя от них? — В душе я, признаться, побаивался, как бы он в самом деле не явился к нам. Тогда вряд ли что-нибудь укрылось бы от его проницательного взгляда. Прежде такая возможность нисколько не смутила бы меня. Я только усмехнулся бы в душе и сказал бы ему: «Что ж, Анондо, я действительно от многого отказался в жизни, но не думай, что я в убытке. К сожалению, ты видишь одни мои потери и не замечаешь приобретений. А они огромны. Если они мне зачтутся, то я никогда не пожалею об утраченном». Но что мог я ответить ему теперь? Вдруг все мои расчеты оказались неверными и мое воображаемое богатство не более как мираж, а я сам всего-навсего больной, никому не нужный человек, которого держат из милости? Нет,— пронеслось у меня в голове,— в таком случае, лучше не иметь дела с гостями.
Анондо заметил мое молчание и все с той же добродушно-ласковой улыбкой промолвил:
— Так, значит, вы не хотите приглашать меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159