— Но как ты там устроишься? — заволновалась Раджлакшми.— Где будешь ночевать? Ведь там у тебя никого нет!
— Сначала надо тз/да добраться, а там видно будет.
— Когда ты снова придешь к нам?
— Не знаю. Если дела позволят, то, возможно, как-нибудь зайду.
Раджлакшми побледнела, потом резко тряхнула головой и глухим от сдерживаемого волнения голосом сказала:
— Возможно, зайдешь? Нет, я знаю: этому не бывать. Мы оба поняли, что она имела в виду. Саньяси не стал
разубеждать ее и, как бы извиняясь, улыбнулся:
— Я же объяснял вам, сестра, почему я должен идти.
— Объяснял? — повторила Раджлакшми.— Ну что же, раз надо — иди.
И, чуть не плача, она бросилась в дом. Саньяси смутился. Некоторое время он стоял в нерешительности, не зная, как поступить. Потом взглянул на меня и сконфуженно заметил:
— Мне действительно очень нужно идти, брат. Я кивнул головой:
— Знаю.
Я многое повидал в жизни и понял — не время знакомства определяет глубину симпатии людей друг к другу. Я знал: этот вывод не просто красивая фраза, афоризм, придуманный поэтами,— он отражает реальную действительность, и потому нисколько не сомневался как в том, что одному из них действительно необходимо уходить, так и в том, что другой по-настоящему тяжело страдал из-за этого. Я предчувствовал, что Раджлакшми еще долго будет жалеть, что отпустила его.
— Я пошел,— решительно проговорил саньяси.— Если -управлюсь со своими делами, то, может быть, загляну к вам. Но пока говорить об этом не стоит...
— Да, конечно,— согласился я.
Он бросил прощальный взгляд на дом, хотел еще что-то сказать, но лишь глубоко вздохнул.
— Удивительная страна наша Бенгалия,— заметил он, помолчав.— Повсюду здесь встречаем мы матерей и сестер. От них не уйдешь.
И медленно направился к воротам.
Я тоже вздохнул. В самом деле, разве можно было надеяться, чтобы нежная привязанность одной сестры удержала подле нее человека, оставившего отчий дом для того, чтобы помогать всем матерям и сестрам! Тут не помогут даже рыбья голова и вершки от простокваши.
ГЛАВА V
Саиьяси ушел. Никто не интересовался тем, как подействовал его уход на Ротона, но, по-видимому, тот особенно не переживал, а что касается другого действующего лица, то оно скрыло свои чувства, удалившись в дом. Остался один я...
Мы и суток не провели вместе с этим человеком, и все же мне казалось, он пробил серьезную брешь в наших еще не сложившихся семейных отношениях. Неизвестно было, зарубцуется ли рана, нанесенная им, сама по себе, или ему придется снова явиться к нам вместе со своим ящиком, чтобы врачевать нас... Честно говоря, меня не особенно волновала эта проблема — главным образом из-за слабости и апатии, вызванных лихорадкой, которая долго не отпускала меня. Мне не хотелось даже думать о чем-нибудь долго. Ведь только поручив себя Раджлакшми и избавившись благодаря этому от бремени житейских забот, я вздохнул с некоторым облегчением. Однако ум человеческий не знает покоя... Под вечер я сидел один в общей комнате, откинувшись на подушку и целиком отдавшись своим бессвязным, беспорядочным мыслям. Смеркалось, свет все больше уступал место темноте. Приближающаяся ночь казалась мне особенной — таинственной и полной неожиданностей, словно женское лицо под покрывалом. Нужно было пережить ее и изведать ее тайну. Я не мог остановиться на полдороге. Однако тут ход моих мыслей нарушился, и в голове снова воцарился хаос.
Неожиданно открылась дверь, и в комнату вошла Раджлакшми. Глаза ее покраснели, а веки припухли. Она медленно подошла ко мне и села рядом.
— Я заснула,— виновато сказала она.
— Неудивительно,— отозвался я.— Ты так измучилась за последние дни. Я на твоем месте вообще не просыпался бы. Спал бы сном Кумбхакарны.
— Учти, он не болел малярией,— улыбнулась Раджлакшми.— Кстати, ты спал днем?
— Нет, зато теперь клонит ко сну. Пожалуй, вздремну немного. Между прочим, Вальмики нигде не упоминал о том, что у Кумбхакарны не было малярии.
— Ты хочешь поспать теперь? — заволновалась Раджлакшми.— Ни в коем случае не ложись. Тогда у тебя обязательно начнется приступ. Скажи лучше, говорил тебе что-нибудь Анондо?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, например, куда он собирается отправиться или...
— Куда он собирается отправиться, он, в общем-то, говорил, а вот в отношении твоего «или» ничего не сказал... По правде говоря, я не думаю, чтобы он навестил нас.
Она промолчала.
Я не мог побороть своего любопытства и спросил:
— Лакшми, скажи правду. Ты узнала этого человека? Он был знаком тебе когда-нибудь прежде, как и я?
Она внимательно посмотрела на меня:
— Нет.
— Ты никогда раньше не встречала его? — допытывался я.
— Точно сказать не могу,— улыбнулась она.— Я часто ошибаюсь. Нередко лица людей кажутся мне знакомыми, но я не могу вспомнить, где я их видела. Может быть, так будет, если я когда-нибудь снова встречусь с Анондо.
И, помолчав, она добавила тихо, но решительно:
— Если он когда-нибудь придет к нам, я обязательно заставлю его вернуться к родителям.
— Какое тебе до этого дело? — не без раздражения спросил я.
— Я не могу примириться с тем, чтобы такой юноша вечно скитался по свету без дома и семьи. Вот ты сам уходил из мира. Скажи, дает жизнь саньяси удовлетворение?
— Я никогда не был настоящим саньяси,— уточнил я.— А потому ничего не могу сказать тебе на этот счет. Спроси об этом самого Анондо, если он придет к нам...
— Но разве дома, в семье, человек не может приобщиться к истинной вере? — продолжала размышлять вслух Раджлакшми.
Я умоляюще сложил руки:
— Дорогая, не задавай мне, пожалуйста, таких сложных вопросов. А то меня опять начнет трясти лихорадка.
Она засмеялась и умолкла. Но через некоторое время заметила грустно:
— Мне кажется, дома у Анондо полный достаток. А он все-таки все бросил и ушел. Это в его-то годы! Ты смог бы так?
— Нет.
— Почему?
— Во-первых, потому, что у меня нет семьи, которую пришлось бы бросить, а во-вторых, я не испытываю никакой потребности в боге, ради которого следовало бы так поступить. До сих пор я вполне обходился без него, надеюсь, так будет и в будущем. Кстати, не думаю, чтобы твой Анондо, хоть он и носит одежду саньяси, покинул дом только для того, чтобы приблизиться к богу. Я немало повидал их на своем веку, но никогда не видел, чтобы они ходили по деревням с ящиком лекарств на плечах. Это какой-то новый способ познания бога. Да и аппетит у него отнюдь не как у аскета.
Раджлакшми задумалась.
— По-твоему, он напрасно ушел из дому и обрек себя на лишения?
— Нет, почему же? — возразил я.— Но видишь ли, он сделал это не ради бога, а ради тех, кто ему действительно близок и дорог,— ради своего народа. Он просто поменял маленькую семью на большую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159