Все это меня встревожило.
Я вскрыл письмо. Раджлакшми писала мне нечасто, но я помнил, что почерк у нее разборчивый, хотя и не особенно красивый. Однако на этот раз она очень постаралась, словно опасаясь, что я брошу читать письмо, не дойдя до конца.
Раджлакшми была воспитана в старых традициях. Я не помню, чтобы она когда-нибудь произнесла слово «люблю», тем более невозможно было представить себе, чтобы Раджлакшми стала в письме признаваться в своих чувствах. Написала она, вероятно, лишь затем, чтобы ответить на мою просьбу, но мне почему-то было страшно начать читать ее письмо. Я вспомнил ее детство. Раджлакшми окончила только начальную школу, правда, впоследствии она, видимо, продолжила образование дома. Все же было бы несправедливо требовать от ее писем музыки слов и красоты слога. Я ожидал, что она ограничится несколькими общепринятыми фразами и, дав разрешение, пожелает мне всех благ. Но когда я вскрыл конверт и стал читать, то забыл обо всем на свете. Письмо было невелико, но оказалось совсем не таким простым и безыскусным, как я ожидал. Вот что она написала в ответ на мою просьбу.
«Священный Бенарес.
Низко кланяюсь своему повелителю.
Я прочитала твое письмо сто раз и все-таки не смогла понять, кто лее из нас двоих сошел с ума. Ты, должно быть, думаешь, что я обрела тебя по воле случая? Но это не так. Ты достался мне после долгих молитв, после долгого служения богу, и поэтому ты не властен покинуть меня, тебе не дано право меня оста-вить!
Ты, верно, забыл, как однажды, еще девчонкой, я принесла тебе гирлянду из ягод колючего кустарника бойчи. По израненным рукам моим текла кровь, но ты и не догадался, отчего мой венок алого цвета. Ты не заметил слов, которые были начертаны у тебя на шее и на груди струйками крови, стекавшими с этого жертвоприношения. Но тот, от чьего ока ничто не ускользает в этом мире, прочитал их и принял эту жертву к своим лотосоподобным стопам.
Потом наступила ночь ненастья, лунное сияние померкло, небо затянули черные тучи. Порой я страшилась, что сойду с ума, мне казалось, будто это происходит не со мной, а с кем-то другим, будто все это мне только снится. Ни к чему, да и некому говорить, к кому я взывала день и ночь, но его прощение было для меня равносильно прощению самого создателя. Отныне я не ведала сомнений и страха.
Итак, наступили черные дни, позор лег па меня и застил белый свет. Но разве покрывало бесславия окутывает человека всего?
Нет, и я не раз была тому свидетельницей. Если бы это было не так, если бы чудовище прошлого целиком поглотило мое несбывшееся счастье, я не смогла бы опять встретить тебя. Кто же вновь привел тебя ко мне?
Ты старше меня, ты мужчина, и многое, что позволено тебе, мне не пристало. Увы, мои семнадцать лет остались позади, и я не притязаю больше на юность. Но не пойми меня превратно — ибо, сколь недостойной я ни была бы, мне будет тяж:ело, если ты неверно истолкуешь мои побуждения. Бонку стал взрослым, у него семья, как я смогу смотреть в глаза ему и его жене после твоей женитьбы? Разве переживу я такой позор? Если ты вдруг заболеешь, кто за тобой будет ухаживать? Пун-ту? А я узнаю о твоей болезни от слуги и уберусь восвояси? И ты хочешь, чтобы я оставалась жить после этого ?
Ты спросишь, может быть,— неужели я весь свой век буду коротать в одиночестве? К сожалению, на этот вопрос ответить должен только ты сам. Но если ты не сможешь ничего придумать, если у тебя не хватит сообразительности, я могу дать тебе ее взаймы, и без отдачи,— только не откажись принять этот долг.
Ты думаешь, гуру помог мне отрешиться от суетности мира, шастры указали истину, Шунонда наставила на путь веры, а ты дал мне одни только страдания? Как слепы вы, мужчины!
Я вновь обрела тебя в двадцать три года, но где были раньше Шунонда и гуру?—спрашиваю я. Ты умен, но этого тебе не понять.
Я так надеялась, что когда-нибудь искуплю свои грехи... Знаешь, почему я стремилась к этому? Не ради рая—рай мне не нужен. После смерти мне хочется родиться снова. Ты понимаешь зачем?
Мне казалось, что поток замутился грязью и я должна его очистить. А если источник иссяк, думала я, у меня остались молитвы и богослужения, Шунонда и гуру.
Я не хочу накладывать на себя руки, но оскорблять себя не позволю. Я скорее приму от тебя яд, чем стерплю оскорбление. И жить надеждой, если все потеряно, не стану. Ты меня знаешь.
Раджлакшми».
Спасен. Суровое и страстное послание полностью рассеяло все сомнения. Судьба моя была решена. Однако я знал только то, чего не должен делать. Раджлакшми ни словом не обмолвилась о том, как мне следует поступать дальше. Может быть, я .получу ее совет в следующем письме или же она призовет меня к себе. Пока же создавшееся положение было весьма необычно. Вполне возможно, что уже завтра утром явится дед. Я заверил его, что повода для беспокойства нет и что я наверняка получу разрешение на свадьбу. Ничего себе разрешение! С таким же успехом я мог ожидать, что она пришлет с Ротоном мне в подарок свадебный наряд.
А тем временем в деревне наверняка идут приготовления к свадьбе. Один за другим съезжаются родственники Пунту. Бедняжка, виновная только в том, что достигла совершеннолетия, возможно, удостоилась даже немногих ласковых слов после того, как долгие годы терпела оскорбления и упреки. Я знал, что скажу деду, но как я выговорю эти слова! Вспоминая его неотвязную назойливость, его наглые доводы и уговоры, я чувствовал отвращение, но, когда я думал о том, сколько новых оскорблений придется вынести несчастной девушке от взбешенных неудачей родственников, мне становилось больно за нее. Но что я мог поделать?
Я долго лежал в постели без сна. О Пунту я скоро перестал думать. Мне вспомнилась Гонгамати. Никогда мне не забыть эту малолюдную деревушку. Здесь, как воды Ранги и Джамны, соединились наши судьбы, которые прежде текли рядом. Те немногие дни, что мы провели вместе, были овеяны благоговейной нежностью, буйной радостью и вместе с тем безмолвной печалью. Даже в день расставания мы не запятнали себя взаимными упреками и обвинениями, не омрачили безмятежной жизни в Гонгамати бесплодным сведением счетов. Все в деревне были уверены, что когда-нибудь мы вернемся и снова начнется веселье и праздник, снова владелица земель будет осыпать благодеяниями местных бедняков. Ни у кого даже в мыслях не было, что прошлое не повторится, что цветок жасмина, раскрывшийся поутру, увял уже к вечеру.
Я не сомкнул глаз, и чем ближе был рассвет, тем сильнее мне хотелось, чтобы эта бессонная ночь никогда не кончалась и чтобы меня не оставляли призраки воспоминаний.
Прошедшее снова и снова проплывало перед глазами: я отчетливо видел крошечный домик в Бирбхуме, нежные руки Раджлакшми, вечно занятой домашними делами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159