Вчера я спросил Комоллоту:
— Когда же вы поклоняетесь богу?
— Это и есть наше поклонение,— ответила она.
— Так вы называете служением богу всю эту стряпню, плетение гирлянд и кипячение молока? — удивился я. Комоллота кивнула головой:
— Да, это мы и называем служением и другого не знаем.
Сегодня, наблюдая за всем происходящим, я понял, что ее слова—чистая правда. В них не было ни малейшего преувеличения.
В полдень, улучив удобный момент, я сказал ей:
— Комоллота, я знаю, ты не такая, как все. Скажи правду: неужели этот каменный идол — символ бога?
Комоллота остановила меня движением руки.
— Почему символ, это его воплощение. Никогда больше не произноси подобных слов, новый гошай...
Казалось, ей было стыдно за меня, и я почувствовал себя неловко. Тем не менее я продолжал:
— Вы действительно думаете, будто этот каменный идол наделен божественной силой и душой, что его...
Комоллота и на этот раз не дала мне договорить.
— Зачем нам думать, когда для нас это очевидно,— воскликнула она.— Ты и тебе подобные не способны вырваться из плена привычных представлений и считаете поэтому, что для души не может быть другого вместилища, кроме тела из плоти и крови. Но разве вы настолько овладели тайнами божественной силы и души, чтобы утверждать, будто в камне им нет места? Это не так. Бог вездесущ, иначе он не был бы богом.
Доводы ее не отличались ни убедительностью, ни логикой, но дело было не в этом: меня обезоружила ее живая вера, горячность и искренность ее слов. Я не осмелился спорить и возражать, да у меня и не было к этому охоты.
«А ведь верно,—подумал я,—разве дело в том, камень это или что-нибудь иное. Откуда обрели бы они силы для неустанного многодневного служения, если бы не посвятили себя всецело своей вере? Где нашли бы мужество стоять с высоко поднятой головой, не зная ни страха, ни сомнения? Ведь они не дети. Охваченная сомнением душа не выдержала бы и двух дней этой наивной детской игры. А ведь ничего подобного не происходит, напротив, от их ревностного поклонения и любви праздник самопожертвования становится еще радостней. Неужели все это ложь, ошибка, самообман?
— Что ты умолк, гошай?—спросила Комоллота,
— Я думаю.
— О ком?
— О тебе.
— Да? Мне очень повезло! Но почему ты не хочешь остаться здесь и собираешься уехать куда-то в Бирму? Ну зачем тебе служить?
— У меня нет монастырских земель и нет зачарованных почитателей. Что я буду есть?
— Бог тебя не оставит.
— На это надежда слабая. Да и мне что-то не кажется, чтобы вы сами особенно полагались на бога. Иначе зачем было бы просить подаяние?
— Затем, что бог стоит у каждой двери, протянув дарующую руку. А иначе мы не стали бы просить подаяние, даже если бы умирали с голоду.
— Комоллота, откуда ты родом?
— Я же говорила тебе вчера, что мой дом под деревом, а моя страна—дороги.
— Тогда почему же ты живешь в монастыре, а не под деревом и на дорогах?
— Я много дней провела в пути, гошай. Вот найду себе спутника и снова пущусь странствовать.
— Тебе не хватает спутника — что-то не верится, Комоллота,— заметил я.— Всякий с радостью откликнется на твой зов.
— Так я зову тебя, гошай,— улыбнулась Комоллота,— ты согласен?
— Конечно,— смеясь, ответил я.— Коли уж я подростком не убоялся бродячей труппы, могу ли я в зрелом возрасте устрашиться вишнуитки?
— Так ты был и в труппе?
— Был.
— И ты умеешь петь?
— Нет, хозяин не дал мне возможности зайти так далеко — прогнал заблаговременно. Не знаю, как бы все обернулось, если бы хозяйкой труппы была ты.
— Я бы тоже тебя прогнала,— засмеялась Комоллота.— Ну да ладно, удовлетворимся тем, что один из нас может петь. В этих краях охотно подают милостыню всем, кто хоть как-то умеет славить бога. Пойдем же странствовать, гошай. Ты говорил, что никогда не видел священного Вриндавана, вот я и покажу его тебе. Я уже давно здесь живу, и меня снова манит дорога. Ты и в самом деле пойдешь со мной?
— Но ведь мы знакомы не более суток,— удивился я, взглянув ей в лицо,— почему ты так мне доверяешь?
— Двадцать четыре часа прошли не только для меня, но и для тебя тоже,— ответила Комоллота.— И мне хочется надеяться, что в пути и на чужбине ты тоже будешь мне доверять. Завтра пятый день новолуния— самый благоприятный день для того, чтобы пуститься в путь. Мы пойдем вдоль железной дороги, и, если путешествие придется тебе не по душе, ты сможешь вернуться — я не стану тебя удерживать.
Вошла вишнуитка и сказала, что освященную пищу отнесли в мою комнату.
— Пойдем посидим у тебя,— предложила Комоллота.
— У меня? Ну что ж.
Я снова вгляделся в ее лицо. У меня не осталось и тени сомнения, что она не шутит. Было ясно также и то, что я для нее лишь предлог. Комоллота почему-то стремилась порвать путы, привязывающие ее к этому месту, словно в поспешном бегстве было для нее спасение.
Мы вошли в комнату и принялись за трапезу. Еда была отлично приготовлена, обсуждение плана побега шло успешно, но тут Комоллоту позвали по какому-то срочному делу, и мне пришлось одному довести «служение» до конца. Когда я вышел во двор, Дварикдаса там не оказалось. Куда же подевался баба-джи? Неподалеку бродили пожилые вишнуитки. Вчера вечером в облаках курений они казались небесными девами, но теперь в безжалостном свете дня от их неземного облика не осталось и следа. Я вышел из монастыря с тягостным чувством и увидел с детства знакомую мне лениво текущую речку, заросшую водорослями, берег, покрытый колючим кустарником и лианами, густые заросли тростника, кишащие змеями, и бескрайние бамбуковые рощи. Я давно отвык от всего этого, мне стало страшно и захотелось поскорее уйти отсюда. Внезапно из зарослей появился какой-то человек и направился ко мне. Я никак не ожидал, что здесь есть люди. Незнакомец с виду был моего возраста, но мог оказаться и на десять лет старше. Небольшого роста, худощавый, не слишком смуглый. Нижняя часть его лица была несоразмерно мала, а брови необычайно широки и длинны. Мне никогда еще не доводилось видеть таких густых и широких бровей, можно было подумать, что природа сыграла с ним злую шутку, прилепив на лоб вместо бровей пару усов. На шее у него висело грубое ожерелье из дерева тулси, а одежда напоминала вишнуитскую, но была грязной и изношенной.
— Господин! Я вздрогнул.
— Что вам угодно?
— Позвольте мне узнать, когда вы сюда приехали?
— Вчера вечером.
— Значит, ночь вы провели в монастыре? -Да.
— О-о!
Несколько минут прошло в молчании. Я уже собирался удалиться, когда незнакомец снова заговорил:
— Вы ведь не вишнуит, вы из благородных, как вам разрешили находиться в монастыре?
— Об этом вы спросите у них,— ответил я.
— О-о! Наверное, так решила Комоллота?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159