Несколько минут ничего не происходило, и я, напрягая силы, пытался
хоть немного ослабить веревки - ничего другого не оставалось. Старик,
казалось, уснул, но я знал, что он может притворяться.
На твердом кожистом покрытии паразита, посередине, вдруг появилась
вертикальная линия. Прямо у меня на глазах трещина становилась шире и
шире, и вскоре показалось мерзкое переливающееся мутными цветами тело этой
твари. До меня наконец дошло, что паразит разделился и теперь высасывает
из моего отца жизнь и его плоть, чтобы хватило на двоих титанцев.
И в то же мгновение я понял, что моей собственной свободной жизни мне
осталось от силы минут пять. Мой новый хозяин уже родился и вот-вот будет
готов перебраться ко мне на спину.
Если бы было возможно разорвать путы усилием человеческой плоти, я бы
это сделал, но увы. Старик не обращал на мои потуги никакого внимания. Я
даже думаю, что он вообще ничего не замечал. При делении контроль над
носителем наверняка ослабевает, и, видимо, паразиты просто парализуют
своих рабов. Старик, во всяком случае, сидел совершенно неподвижно.
К тому времени, когда я, обессилев и потеряв всякую надежду
вырваться, сдался, по телу самого паразита уже бежала тонкая серебристая
линия - верный признак того, что процесс деления вот-вот закончится.
Именно это, пожалуй, и заставило меня думать о другом выходе, если то, что
происходило у меня в голове, можно охарактеризовать словом "думать".
Мои руки были связаны за спиной, ноги тоже связаны у лодыжек, и,
кроме того, Старик притянул меня за пояс к сидению ремнем безопасности. Но
ногам, хотя и связанным вместе, от пояса вниз ничего не мешало. Я сполз по
сидению еще ниже, задрал ноги и изо всех сил ударил по приборной панели,
включив сразу все стартовые ускорители.
Перегрузка получилась дай бог. Я не знаю, сколько в машине оставалось
ускорителей, и поэтому не могу сказать точно, сколько вышло "же", но, в
общем, немало. Нас обоих швырнуло назад. Отца гораздо сильнее, поскольку я
был пристегнут ремнем. Его бросило на спинку сиденья, и открывшийся,
беззащитный паразит оказался как между молотом и наковальней.
Короче, он буквально брызнул во все стороны.
Отца выгнуло в этом жутком спазме, что я видел уже три раза, и с
искаженным лицом, со скрюченными пальцами откинуло вперед на рулевую
колонку.
Машина резко пошла вниз.
Я сидел и смотрел, как она падает, если вообще можно "сидеть", когда
висишь привязанный только ремнем у пояса. Если бы тело отца, рухнувшее на
приборную панель, не сбило все приборы, я бы еще мог что-то сделать -
например, связанными ногами выровнять курс. Пытался, но ничего не вышло.
Видимо, управление еще и заклинило.
Альтиметр деловито щелкал. Когда я нашел время взглянуть на прибор,
он показывал уже одиннадцать тысяч футов. Затем стало девять... семь...
шесть, и мы вышли на последнюю милю.
На высоте полторы тысячи футов включилась радарная блокировка, и один
за другим выстрелили тормозные ускорители в носу машины. Каждый раз меня
чуть не разрезало ремнем пополам, однако появилась надежда, что теперь
машина выровняется, и, может быть, я спасусь. Рассчитывать на это было
глупо, поскольку отец по-прежнему лежал на рулевой колонке.
Но когда мы врезались в землю, я все еще надеялся.
В себя я начал приходить, почувствовав какое-то мягкое покачивание.
Ощущение раздражало, и в голове крутилась только одна мысль "Когда же это
кончится?" Каждое, даже самое легкое движение вызывало нестерпимую боль во
всем теле. Я с трудом разлепил один глаз - второй вообще не открывался - и
тупо огляделся, пытаясь сообразить, что же вызывает это раздражающее
покачивание.
Надо мной был пол машины, но я довольно долго его разглядывал, прежде
чем понял, что это такое. К тому времени я начал вспоминать, где нахожусь
и что произошло. Вспомнился стремительный полет вниз, удар, и до меня
дошло, что мы упали не на землю, а, видимо, в воду. Может быть, в
Мексиканский залив? Я не знал наверняка, да и не до того было.
Мысль об отце отозвалась вспышкой боли и отчаянья.
Надо мной болтались два обрывка ремня безопасности. Руки и ноги
по-прежнему были связаны, но одну руку я вроде бы умудрился сломать.
Второй глаз таки не открывался, дышалось с трудом. Отца у приборной панели
не оказалось, и это меня почему-то удивило. Превозмогая боль, я перекатил
голову, чтобы взглянуть на другую часть машины здоровым глазом. Отец, весь
в крови, лежал совсем рядом; от моей головы до его было всего фута три. Я
уже не надеялся, что он жив, но, наверно, целых полчаса потратил, чтобы
проползти эти три фута.
Дополз и остановился лицом к нему, почти касаясь щекой его щеки.
Никаких признаков жизни, и судя по тому, как он лежал - изломанный,
скомканный словно тряпичная кукла - на чудо рассчитывать не приходилось.
- Папа, - хрипло позвал я, затем закричал: - Папа!
Веки его дрогнули, но глаза остались закрытыми.
- Привет, сынок. Спасибо... Я тебе очень благодарен... - прошептал он
и умолк.
Мне хотелось встряхнуть его, но я ничего не мог, только кричать.
- Папа! Очнись! Ты жив?
Он снова заговорил, но каждое слово давалось ему с болезненным
усилием:
- Твоя мать... просила передать тебе... она очень тобой гордилась...
Отец затих, и его дыхание вдруг стало сухим и хриплым - зловещий
предсмертный хрип.
- Папа, - закричал я сквозь слезы, - не умирай! Я не смогу без тебя.
Он открыл глаза.
- Сможешь, сынок, сможешь. - Пауза, хриплый натужный вздох, затем: -
Мне так больно... - И глаза закрылись.
Я кричал, но больше ничего не мог от него добиться. Затем просто
прижался к нему лицом, и по моим щекам, смешиваясь с кровью и грязью,
потекли слезы.
35
А теперь мы вычистим Титан!
Все, кто должен был лететь, пишут такие отчеты. Если мы не вернемся,
это будет нашим посланием свободному человечеству - тут все, что мы знаем
о титанцах и о том, чего в борьбе с ними надо опасаться. Ибо Келли
оказался прав: Шалтая-Болтая уже не собрать. Несмотря на успешное
завершение операции "Милосердие", нельзя успокаиваться и думать, что все
титанцы уничтожены. Только неделю назад на Юконе пристрелили медведя с
паразитом на спине.
Отныне человечеству предстоит постоянно быть настороже, особенно лет
через двадцать пять - если мы не вернемся, а вместо нас прилетят тарелки.
Нам пока неизвестно, почему активность титанцев подчиняется
двадцатидевятилетнему циклу сатурнианского года, но это факт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68