Во-вторых, пропавшая информация о каких-то биологических исследованиях. Строго говоря, ее-то у нас как раз и нет, но то, что она пропала, – это факт. Далее, очевидно, существует некая связь между этими двумя убийствами и исчезновением данных с накопителей.
– Не то чтобы совсем очевидно, но… ладно, пусть будет так. Смерть Франкенберга, без сомнения, убийство, но вот Перк мог и сам выпрыгнуть. – Шеф пытался возражать, но без видимой охоты.
– Да хоть бы и сам, но не без причины ведь. Адрес Франкенберга он стер перед смертью, следовательно, Франкенберг тоже замешан. Когда я отправился к профессору, убийца следил либо за мною, либо за домом и попытался убить нас обоих, потому что мы оба – и я и Франкенберг – связаны с Перком. Возможно, убийца не планировал убивать меня, но ему подвернулся удобный случай, к тому же он испугался, что Франкенберг мне все расскажет… В общем, тут все, на мой взгляд, понятно. Теперь о гномах. Когда я первый и единственный раз беседовал с Перком, я спросил о них напрямик. Перк все отрицал, но, по-моему, очень неубедительно. Добавьте к этому стертые локусы с гномами, рассказ самого Франкенберга и, наконец, снимки в его кабинете, и вы поймете, что гномы – не плод моего воображения. Гномы действительно существуют!
Последняя фраза у меня получилась что надо! Если бы кто-нибудь услышал только ее, то ему и в голову бы не пришло со мною спорить – кто же спорит с сумасшедшим. Но Шеф слышал все и потому сказал:
– А если «гномы» – это всего лишь название для биороботов, ведь Франкенберг ими занимался какое-то время. Надо бы показать твою запись о беседе с Франкенбергом специалистам по биороботам.
Делиться со специалистами мне не хотелось.
– Не стоит. Франкенберг действительно конструировал биороботов – лет двадцать назад. Что делал потом, никому неизвестно – вся информация исчезла. Стоило ли ее уничтожать, если бы он продолжал заниматься только ими. Из биороботов никто не делает тайны, они же, в сущности, та же нейросеть, только не на кристаллах, а на нуклеотидных цепях. А снимки? Биороботов не делают похожими на людей. Единственное исключение – детские куклы. Нет, тут что-то другое.
– А что нам вообще известно про Франкенберга? Кроме того, что он умер, – спросил Шеф.
– До того срока, что я назвал – довольно много. Учился на Земле, в Еврапе…
– В Европе… произносится – Европа, – вежливо поправил меня Шеф.
– А… ну да, в Европе, потом работал в … э-э-э… (я боялся опять переврать название) в общем, справку я подготовил, она должна быть у вас. Я проверил – ни с кем из тех, кого мы знаем, я имею в виду сотрудников института и их окружение, в контакт не входил. В Институте антропоморфологии Франкенберг не работал. Но опять-таки, моя информация устарела уже лет на двадцать. Можно предположить, что он сотрудничал с Институтом, но негласно. Перк, безусловно, об этом знал. Среди уничтоженной информации наверняка было что-то, что указывало на такое сотрудничество.
– А не мог ли Перк сам ее уничтожить? Я уже задавался подобным вопросом, и потому ответ был у меня готов, если это можно считать ответом:
– Вся каша заварилась, когда пользователи пожаловались в ОИБ. Нужна ли была Перку такая шумиха? Не разумней ли уничтожить информацию потихоньку, без лишнего шума, без скандала.
– Резонно. Итак, кроме Перка и Франкенберга, в деле замешаны еще какие-то лица. Кто они – мы пока не знаем.
– Факт! – радостно согласился я. Мне нравится, когда Шеф прав – в таких случаях с ним можно соглашаться не кривя душой.
– Да, забыл сказать, – продолжал тем временем Шеф, – я побеседовал со Службой Общественной Безопасности и я так понял, что жена Перка сказала им про комлог.
– Еще бы она не сказала – упаковку-то они бы в любом случае нашли!
– Ладно, для нас сейчас важно не это. Для нас важно знать, как скоро полиция найдет тебя и сколько будет стоить то, чтоб они от тебя отстали.
Я представил себя в тюрьме. Татьяна будет фрукты носить – такое вроде бы разрешается.
– Может, и не найдет, – робко предположил я, – или мне лучше исчезнуть на время?
– Ну-ну… хм, не найдет… Исчезновение тебе мало поможет, разве что, если ты исчезнешь навсегда…
Когда Шеф говорит «ну-ну», это означает, что он даже не может себе вообразить, что я должен сделать, чтобы загладить свою вину перед ним. За годы совместной работы он всего раза два говорил мне «ну-ну». Сегодня я услышал третье «ну-ну», и если к «ну-ну» добавить неявное предложение исчезнуть навсегда, то картина складывалась совсем безрадостная.
– В том кристалле, что я привез от Франкенберга, нашли что-нибудь? – Я срочно переменил тему.
– Ничего особенного – только карту Южного Мыса.
– Зачем она ему? – удивился я. – Флаеры и так дорогу знают.
– Криптологи пока колдуют над ней. Может, чего и наколдуют.
– Надеюсь, вы не сказали им, откуда у нас этот кристалл? – осторожно спросил я.
– А сам-то как думаешь? – возмущенно ответил Шеф. Следовало ли понимать его ответ как «нет» – не совсем ясно.
Обменявшись еще парой-тройкой столь же информативных реплик, мы расстались. После провала с Франкенбергом мне следовало бы пойти к себе в кабинет и продемонстрировать служебное рвение, но настроения не было даже для того, чтобы имитировать работу. И я поехал домой.
Через час после возвращения засигналил домашний нейросимулятор, а когда я ответил, на экране появилась недовольная Татьяна.
– Я целый день тебя ищу! А ты – на звонки не отвечаешь, сообщений не читаешь!
Представляю себе: дымящиеся останки профессорской башни, а среди них лежит мой комлог, целый и невредимый, и то и дело принимает всякие вздорные сообщения. Я нехотя объяснил:
– Извини, было много работы…
– Какой еще работы?
А то она не знает, какая у меня работа.
– Опасной… Ты скажи мне лучше вот что: кто такой бикадал трипода?
– Кто-кто? – удивленно переспросила она.
– Бикадал трипода.
– Не знаю, кто это, но могу предположить, как оно выглядит, – уверенно сказала Татьяна.
– Ну и как?
– Три ноги, два хвоста, голова, вероятно, одна, иначе назвали бы по-другому.
Объяснение не слишком понятное.
– И как такое может быть? – снова спросил я.
– Не знаю. Может, четвертая нога атрофировалась в хвост. Или, например, было у него сначала две ноги, один хвост и два крыла, а потом одно крыло стало ногой, а другое – хвостом.
– Ты что, издеваешься?
– Ты первый начал.
– Ладно, проехали. Ты где?
– Я же написала – на Сапфо.
Сапфо – спутник (спутница, если опираться на легенду) Фаона.
– Ты так написала, что я не разобрал. Тоже мне нашла, где сапиенсов ловить.
– Какие там сапиенсы! На Фаоне они за собой чистенько прибрали, так, может, хоть на Сапфо что-нибудь оставили – следы или хвост отброшенный…
– Какой еще хвост?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
– Не то чтобы совсем очевидно, но… ладно, пусть будет так. Смерть Франкенберга, без сомнения, убийство, но вот Перк мог и сам выпрыгнуть. – Шеф пытался возражать, но без видимой охоты.
– Да хоть бы и сам, но не без причины ведь. Адрес Франкенберга он стер перед смертью, следовательно, Франкенберг тоже замешан. Когда я отправился к профессору, убийца следил либо за мною, либо за домом и попытался убить нас обоих, потому что мы оба – и я и Франкенберг – связаны с Перком. Возможно, убийца не планировал убивать меня, но ему подвернулся удобный случай, к тому же он испугался, что Франкенберг мне все расскажет… В общем, тут все, на мой взгляд, понятно. Теперь о гномах. Когда я первый и единственный раз беседовал с Перком, я спросил о них напрямик. Перк все отрицал, но, по-моему, очень неубедительно. Добавьте к этому стертые локусы с гномами, рассказ самого Франкенберга и, наконец, снимки в его кабинете, и вы поймете, что гномы – не плод моего воображения. Гномы действительно существуют!
Последняя фраза у меня получилась что надо! Если бы кто-нибудь услышал только ее, то ему и в голову бы не пришло со мною спорить – кто же спорит с сумасшедшим. Но Шеф слышал все и потому сказал:
– А если «гномы» – это всего лишь название для биороботов, ведь Франкенберг ими занимался какое-то время. Надо бы показать твою запись о беседе с Франкенбергом специалистам по биороботам.
Делиться со специалистами мне не хотелось.
– Не стоит. Франкенберг действительно конструировал биороботов – лет двадцать назад. Что делал потом, никому неизвестно – вся информация исчезла. Стоило ли ее уничтожать, если бы он продолжал заниматься только ими. Из биороботов никто не делает тайны, они же, в сущности, та же нейросеть, только не на кристаллах, а на нуклеотидных цепях. А снимки? Биороботов не делают похожими на людей. Единственное исключение – детские куклы. Нет, тут что-то другое.
– А что нам вообще известно про Франкенберга? Кроме того, что он умер, – спросил Шеф.
– До того срока, что я назвал – довольно много. Учился на Земле, в Еврапе…
– В Европе… произносится – Европа, – вежливо поправил меня Шеф.
– А… ну да, в Европе, потом работал в … э-э-э… (я боялся опять переврать название) в общем, справку я подготовил, она должна быть у вас. Я проверил – ни с кем из тех, кого мы знаем, я имею в виду сотрудников института и их окружение, в контакт не входил. В Институте антропоморфологии Франкенберг не работал. Но опять-таки, моя информация устарела уже лет на двадцать. Можно предположить, что он сотрудничал с Институтом, но негласно. Перк, безусловно, об этом знал. Среди уничтоженной информации наверняка было что-то, что указывало на такое сотрудничество.
– А не мог ли Перк сам ее уничтожить? Я уже задавался подобным вопросом, и потому ответ был у меня готов, если это можно считать ответом:
– Вся каша заварилась, когда пользователи пожаловались в ОИБ. Нужна ли была Перку такая шумиха? Не разумней ли уничтожить информацию потихоньку, без лишнего шума, без скандала.
– Резонно. Итак, кроме Перка и Франкенберга, в деле замешаны еще какие-то лица. Кто они – мы пока не знаем.
– Факт! – радостно согласился я. Мне нравится, когда Шеф прав – в таких случаях с ним можно соглашаться не кривя душой.
– Да, забыл сказать, – продолжал тем временем Шеф, – я побеседовал со Службой Общественной Безопасности и я так понял, что жена Перка сказала им про комлог.
– Еще бы она не сказала – упаковку-то они бы в любом случае нашли!
– Ладно, для нас сейчас важно не это. Для нас важно знать, как скоро полиция найдет тебя и сколько будет стоить то, чтоб они от тебя отстали.
Я представил себя в тюрьме. Татьяна будет фрукты носить – такое вроде бы разрешается.
– Может, и не найдет, – робко предположил я, – или мне лучше исчезнуть на время?
– Ну-ну… хм, не найдет… Исчезновение тебе мало поможет, разве что, если ты исчезнешь навсегда…
Когда Шеф говорит «ну-ну», это означает, что он даже не может себе вообразить, что я должен сделать, чтобы загладить свою вину перед ним. За годы совместной работы он всего раза два говорил мне «ну-ну». Сегодня я услышал третье «ну-ну», и если к «ну-ну» добавить неявное предложение исчезнуть навсегда, то картина складывалась совсем безрадостная.
– В том кристалле, что я привез от Франкенберга, нашли что-нибудь? – Я срочно переменил тему.
– Ничего особенного – только карту Южного Мыса.
– Зачем она ему? – удивился я. – Флаеры и так дорогу знают.
– Криптологи пока колдуют над ней. Может, чего и наколдуют.
– Надеюсь, вы не сказали им, откуда у нас этот кристалл? – осторожно спросил я.
– А сам-то как думаешь? – возмущенно ответил Шеф. Следовало ли понимать его ответ как «нет» – не совсем ясно.
Обменявшись еще парой-тройкой столь же информативных реплик, мы расстались. После провала с Франкенбергом мне следовало бы пойти к себе в кабинет и продемонстрировать служебное рвение, но настроения не было даже для того, чтобы имитировать работу. И я поехал домой.
Через час после возвращения засигналил домашний нейросимулятор, а когда я ответил, на экране появилась недовольная Татьяна.
– Я целый день тебя ищу! А ты – на звонки не отвечаешь, сообщений не читаешь!
Представляю себе: дымящиеся останки профессорской башни, а среди них лежит мой комлог, целый и невредимый, и то и дело принимает всякие вздорные сообщения. Я нехотя объяснил:
– Извини, было много работы…
– Какой еще работы?
А то она не знает, какая у меня работа.
– Опасной… Ты скажи мне лучше вот что: кто такой бикадал трипода?
– Кто-кто? – удивленно переспросила она.
– Бикадал трипода.
– Не знаю, кто это, но могу предположить, как оно выглядит, – уверенно сказала Татьяна.
– Ну и как?
– Три ноги, два хвоста, голова, вероятно, одна, иначе назвали бы по-другому.
Объяснение не слишком понятное.
– И как такое может быть? – снова спросил я.
– Не знаю. Может, четвертая нога атрофировалась в хвост. Или, например, было у него сначала две ноги, один хвост и два крыла, а потом одно крыло стало ногой, а другое – хвостом.
– Ты что, издеваешься?
– Ты первый начал.
– Ладно, проехали. Ты где?
– Я же написала – на Сапфо.
Сапфо – спутник (спутница, если опираться на легенду) Фаона.
– Ты так написала, что я не разобрал. Тоже мне нашла, где сапиенсов ловить.
– Какие там сапиенсы! На Фаоне они за собой чистенько прибрали, так, может, хоть на Сапфо что-нибудь оставили – следы или хвост отброшенный…
– Какой еще хвост?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113