Тебя кто-то снял… – Яна быстро нашла наиболее очевидное объяснение.
– Так это же я сам снимал!
– Как это? – не поверила Яна.
– Как-как, визор на затылке у меня был – вот как! – психанул я.
– Погоди, успокойся. Всему. этому должно быть какое-то разумное объяснение. – Судя по ее голосу, как раз разумного-то объяснения у нее и не было.
– Может, отражение? – предположил я. Яна взглянула мимо меня – на другой экран.
– Нет, не отражение. Ты извини, конечно, я давно хотела тебе сказать, но как-то не решалась… У тебя на куртке сзади, с правой стороны, небольшое пятно – как и на изображении.
– Голограмма? – выдвинул я чуть более фантастичную версию. Следующей своей версии я испугался еще больше – гномы умеют превращаться в кого угодно – в Номуру, Джонса, меня и, не дай бог, в Шефа!
– Голограммы следов на гравии не оставляют, – возразила Яна, внимательно взглянув на запись.
– Ладно, – сказал я, после минуты напряженных размышлений, – кажется, я понял, в чем дело.
– И в чем же.
– Как-нибудь потом. . Спасибо, увидимся. – Я быстро распрощался с заинтригованной до крайности Ямой.
За ужином я рассказал Татьяне о намечающейся поездке на Оркус.
– Я поеду с тобой, – заявила мне она, еще как следует не дослушав, – давно пора взять отпуск. Мне, в отличие от тебя, Оркус нравится – и по работе и вообще…
– Ты не понимаешь, я же не просто так туда еду, а по делу.
– Да ты все время – по делу, можем мы хоть раз в жизни куда-нибудь вместе съездить. И потом, какие там у тебя дела? Этого Абметова повидать? Ну повидаешь – я ж мешать не буду. И не волнуйся, мне тоже будет о чем с ним поговорить.
– Это о чем же?
– А ты о чем?
– Тебе это еще рано знать.
– Ах так! Ладненько – будь по-твоему. Кстати, Йохан меня звал на симпозиум по планетарной археологии, и не на какой-нибудь дурацкий Оркус, а на Землю. Еще не поздно согласиться. Я-то думала, ты после болезни возьмешь отпуск, слетаем куда-нибудь вместе…
И Татьяна приготовилась хныкать. Да и мне самому было совестно. Я решил взять тайм-аут.
– Ну хорошо, я подумаю, – пообещал я, – а что, Йохан без тебя никак не может?
– Может – он сегодня днем улетел. И сказал, чтобы я его догоняла.
– А когда симпозиум?
– Через две недели.
– Чего же он тогда тебя не дождался?
– Он и не должен был дожидаться. Йохан – в оргкомитете, и ему положено там быть раньше остальных. Знаешь, ты как хочешь, но я начинаю собирать вещи! – заявила она.
Татьяна не на шутку обиделась. Она наморщила нос и приготовилась хныкать. Когда она хнычет, то становится похожей на маленького грустного ежика – и ей об этом хорошо известно.
– Ладно, ежик, не плачь. – Я погладил ее по голове и поцеловал в покрасневший носик. – Придумаем что-нибудь, я обещаю.
Нужно было ее как-то отвлечь.
– Ты вчера мне про японских бабочек начала рассказывать, да уснула. Расскажи мне о них, ну пожалуйста, – попросил я ее.
– Что-то я не помню такого… ты меня ни с кем не путаешь? Когда это я тебе про бабочек рассказывала?
– Ты уже засыпала; и когда я спросил, у кого бывают бабочки, ты пробормотала что-то там про японцев.
– А, ну да… На самом деле бабочки у кого угодно бывают.
– Давай для начала остановимся на японцах.
– Ну хорошо, японцы так японцы. Ничего особенного я тебе рассказать не могу, помню только, что бабочка у них – это символ легкомыслия, брака и семейного счастья…
– Отличный набор, – восхитился я, – и главное – очень последовательный.
– Нет, стоп, я, кажется, перепутала – это у китайцев – легкомыслие, а у японцев – любовь и брак. Или нет… – она задумалась, – наверное, так: одна бабочка – это ветреность и легкомыслие, а пара – это брак, семья и все такое. Давай сейчас глянем…
И она полезла в библиотеку.
– Ты что ищешь? – спросил я.
– Японские трехстишия, хокку, там про бабочек непременно должно быть… Во, смотри, Кобаяси Исса написал…
Я посмотрел:
Порхают бабочки.
Я же по миру влачусь,
Словно пыль по дороге.
– Ясно? – спросила Татьяна.
– А что тут непонятного? Стой, вот на этот дай взглянуть. – Я не дал ей закрыть страницу.
Трепещет бабочка,
Ей больше не взлететь.
Оторвано крыло.
Подписано: Тамака Тоники.
– Хм, любопытная идея, – похвалил я, имея в виду связь со злополучным трехкрылым треугольником. Бескрылое легкомыслие – звучит не слишком осмысленно и не похоже, чтобы знак на груди у Номуры означал именно это.
– Бабочки и пыль – возрождение и смерть, вечные темы, – последовало объяснение для тупых. Я продолжал рассматривать текст, как вдруг вместо него появилась довольная Марго – компьютер решил, что Марго для нас важнее.
– Вы чего так уставились? – удивилась она.
– На твоем месте только что были стихи, – с укоризной в голосе объяснила Татьяна.
– На каком таком моем месте? А-а-а, на экране, что ли? Ну извините… Не поздновато ли для стихов? – И она хихикнула.
– Для стихов никогда не поздно, – отрезал я.
– Про что хоть стихи?
– Про бабочек, – ответили мы хором.
– Ну вы даете… почитайте и мне, что ли, – попросила она.
Татьяна уполовинила Марго – так, чтобы стал виден текст.
– Марго, ты не возражаешь, если мы тебе правое ухо подрежем? – прокомментировал я Татьянины действия.
– Режьте, оно все равно великовато – не то что левое, – разрешила она. Татьяна зачитала ей про бескрылую бабочку.
– Тоскливые стихи вы читаете… – пошмыгав носом, отозвалась Марго, – и зачем кошке такой трофей.
Никакой тайны из бабочек у меня не получилось, и я спросил ее напрямик:
– Марго, расскажи нам какую-нибудь историю про трехкрылую бабочку. Только не спрашивай зачем. Марго задумалась минуты на две, а потом выдала:
– Я где-то читала, но уже не помню где… Была такая история, произошла она давным-давно и к тому же на Земле. Одна путешественница гуляла где-то в тропиках – на Амазонке, по-моему. Сорвала она как-то раз цветок орхидеи и стала обрывать с него лепестки…
– А это еще зачем? – удивился я.
– Тогда так гадали, чет-нечет, понимаешь? У них цветы были вместо генератора случайных чисел. Ей нужно было выбрать, куда идти дальше, заблудилась она, одним словом. Так вот, на цветке сидела золотая бабочка и лепестки были тоже золотые. Путешественница оборвала бабочке крыло, перепутала с лепестком. Бабочка оказалась очень мстительной. Когда путешественница, измученная долгой дорогой, уснула, бабочка подлетела к ней и убила… Вот такая трагическая история, – подвела итог Марго.
– Ты все напутала, – возразила Татьяна, – у Эверса немного иначе… Та путешественница коллекционировала бабочек и, найдя золотую бабочку, проткнула ее иглой. А дальше было примерно так, как ты сказала.
– Ну не знаю, – странно, но Марго не хотелось спорить, – вы просили, я рассказала… Я, собственно, по другому поводу звоню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
– Так это же я сам снимал!
– Как это? – не поверила Яна.
– Как-как, визор на затылке у меня был – вот как! – психанул я.
– Погоди, успокойся. Всему. этому должно быть какое-то разумное объяснение. – Судя по ее голосу, как раз разумного-то объяснения у нее и не было.
– Может, отражение? – предположил я. Яна взглянула мимо меня – на другой экран.
– Нет, не отражение. Ты извини, конечно, я давно хотела тебе сказать, но как-то не решалась… У тебя на куртке сзади, с правой стороны, небольшое пятно – как и на изображении.
– Голограмма? – выдвинул я чуть более фантастичную версию. Следующей своей версии я испугался еще больше – гномы умеют превращаться в кого угодно – в Номуру, Джонса, меня и, не дай бог, в Шефа!
– Голограммы следов на гравии не оставляют, – возразила Яна, внимательно взглянув на запись.
– Ладно, – сказал я, после минуты напряженных размышлений, – кажется, я понял, в чем дело.
– И в чем же.
– Как-нибудь потом. . Спасибо, увидимся. – Я быстро распрощался с заинтригованной до крайности Ямой.
За ужином я рассказал Татьяне о намечающейся поездке на Оркус.
– Я поеду с тобой, – заявила мне она, еще как следует не дослушав, – давно пора взять отпуск. Мне, в отличие от тебя, Оркус нравится – и по работе и вообще…
– Ты не понимаешь, я же не просто так туда еду, а по делу.
– Да ты все время – по делу, можем мы хоть раз в жизни куда-нибудь вместе съездить. И потом, какие там у тебя дела? Этого Абметова повидать? Ну повидаешь – я ж мешать не буду. И не волнуйся, мне тоже будет о чем с ним поговорить.
– Это о чем же?
– А ты о чем?
– Тебе это еще рано знать.
– Ах так! Ладненько – будь по-твоему. Кстати, Йохан меня звал на симпозиум по планетарной археологии, и не на какой-нибудь дурацкий Оркус, а на Землю. Еще не поздно согласиться. Я-то думала, ты после болезни возьмешь отпуск, слетаем куда-нибудь вместе…
И Татьяна приготовилась хныкать. Да и мне самому было совестно. Я решил взять тайм-аут.
– Ну хорошо, я подумаю, – пообещал я, – а что, Йохан без тебя никак не может?
– Может – он сегодня днем улетел. И сказал, чтобы я его догоняла.
– А когда симпозиум?
– Через две недели.
– Чего же он тогда тебя не дождался?
– Он и не должен был дожидаться. Йохан – в оргкомитете, и ему положено там быть раньше остальных. Знаешь, ты как хочешь, но я начинаю собирать вещи! – заявила она.
Татьяна не на шутку обиделась. Она наморщила нос и приготовилась хныкать. Когда она хнычет, то становится похожей на маленького грустного ежика – и ей об этом хорошо известно.
– Ладно, ежик, не плачь. – Я погладил ее по голове и поцеловал в покрасневший носик. – Придумаем что-нибудь, я обещаю.
Нужно было ее как-то отвлечь.
– Ты вчера мне про японских бабочек начала рассказывать, да уснула. Расскажи мне о них, ну пожалуйста, – попросил я ее.
– Что-то я не помню такого… ты меня ни с кем не путаешь? Когда это я тебе про бабочек рассказывала?
– Ты уже засыпала; и когда я спросил, у кого бывают бабочки, ты пробормотала что-то там про японцев.
– А, ну да… На самом деле бабочки у кого угодно бывают.
– Давай для начала остановимся на японцах.
– Ну хорошо, японцы так японцы. Ничего особенного я тебе рассказать не могу, помню только, что бабочка у них – это символ легкомыслия, брака и семейного счастья…
– Отличный набор, – восхитился я, – и главное – очень последовательный.
– Нет, стоп, я, кажется, перепутала – это у китайцев – легкомыслие, а у японцев – любовь и брак. Или нет… – она задумалась, – наверное, так: одна бабочка – это ветреность и легкомыслие, а пара – это брак, семья и все такое. Давай сейчас глянем…
И она полезла в библиотеку.
– Ты что ищешь? – спросил я.
– Японские трехстишия, хокку, там про бабочек непременно должно быть… Во, смотри, Кобаяси Исса написал…
Я посмотрел:
Порхают бабочки.
Я же по миру влачусь,
Словно пыль по дороге.
– Ясно? – спросила Татьяна.
– А что тут непонятного? Стой, вот на этот дай взглянуть. – Я не дал ей закрыть страницу.
Трепещет бабочка,
Ей больше не взлететь.
Оторвано крыло.
Подписано: Тамака Тоники.
– Хм, любопытная идея, – похвалил я, имея в виду связь со злополучным трехкрылым треугольником. Бескрылое легкомыслие – звучит не слишком осмысленно и не похоже, чтобы знак на груди у Номуры означал именно это.
– Бабочки и пыль – возрождение и смерть, вечные темы, – последовало объяснение для тупых. Я продолжал рассматривать текст, как вдруг вместо него появилась довольная Марго – компьютер решил, что Марго для нас важнее.
– Вы чего так уставились? – удивилась она.
– На твоем месте только что были стихи, – с укоризной в голосе объяснила Татьяна.
– На каком таком моем месте? А-а-а, на экране, что ли? Ну извините… Не поздновато ли для стихов? – И она хихикнула.
– Для стихов никогда не поздно, – отрезал я.
– Про что хоть стихи?
– Про бабочек, – ответили мы хором.
– Ну вы даете… почитайте и мне, что ли, – попросила она.
Татьяна уполовинила Марго – так, чтобы стал виден текст.
– Марго, ты не возражаешь, если мы тебе правое ухо подрежем? – прокомментировал я Татьянины действия.
– Режьте, оно все равно великовато – не то что левое, – разрешила она. Татьяна зачитала ей про бескрылую бабочку.
– Тоскливые стихи вы читаете… – пошмыгав носом, отозвалась Марго, – и зачем кошке такой трофей.
Никакой тайны из бабочек у меня не получилось, и я спросил ее напрямик:
– Марго, расскажи нам какую-нибудь историю про трехкрылую бабочку. Только не спрашивай зачем. Марго задумалась минуты на две, а потом выдала:
– Я где-то читала, но уже не помню где… Была такая история, произошла она давным-давно и к тому же на Земле. Одна путешественница гуляла где-то в тропиках – на Амазонке, по-моему. Сорвала она как-то раз цветок орхидеи и стала обрывать с него лепестки…
– А это еще зачем? – удивился я.
– Тогда так гадали, чет-нечет, понимаешь? У них цветы были вместо генератора случайных чисел. Ей нужно было выбрать, куда идти дальше, заблудилась она, одним словом. Так вот, на цветке сидела золотая бабочка и лепестки были тоже золотые. Путешественница оборвала бабочке крыло, перепутала с лепестком. Бабочка оказалась очень мстительной. Когда путешественница, измученная долгой дорогой, уснула, бабочка подлетела к ней и убила… Вот такая трагическая история, – подвела итог Марго.
– Ты все напутала, – возразила Татьяна, – у Эверса немного иначе… Та путешественница коллекционировала бабочек и, найдя золотую бабочку, проткнула ее иглой. А дальше было примерно так, как ты сказала.
– Ну не знаю, – странно, но Марго не хотелось спорить, – вы просили, я рассказала… Я, собственно, по другому поводу звоню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113