К тому же у меня есть свидетели, – поспешил я предоставить алиби.
– Да? Очень жаль. – Соседка была разочарована.
– А где вы были потом? – спросил меня Бруц.
– Потом мы вместе с…
– Со мной! – подсказала Татьяна.
– Да, вместе с моей подругой прогулялись по галерее, где торгуют сувенирами. – С Татьяниной помощью я соорудил себе железное алиби. Бруцу моих слов показалось недостаточно.
– Вы что-нибудь купили? – настаивал он. Я предъявил крылатую пирамидку и описал ту лавочку, где мы ее купили.
– Спросите у торговца, мы у него долго проторчали, – вставила Татьяна.
Бруц временно от нас отстал.
– Стало быть, нападавший был молодым мужчиной, ростом чуть выше среднего? – обратился он к потерпевшей.
– Ну да, я это уже говорила, да вы все не слушаете! При мне она ничего подобного не говорила.
– Какое у него было лицо? – снова спросил Бруц.
– Как какое? Мужское, разумеется!
– Это понятно, – Бруц мобилизовал все свое терпение, – как он был одет, какие глаза, волосы, вы помните?
– Одет он был примерно как и вы. – Она снова ткнула в меня пальцем. – Остальное… шторы в спальне я задернула еще с вечера, сами понимаете – второй этаж. Свет – погашен. Он что-то сунул мне в лицо, затем – треск, удар… и я, наверное, упала, потом… – Соседка задумалась, ей очень не хотелось признавать, что толком она ничего не помнит.
Чуть ниже ее правого уха я заметил знакомый красноватый след – по всей вероятности, туда пришелся удар шокера Перехватив мой взгляд, она прикрыла шею рукой. Подними нападавший свое оружие немного выше, и ей бы не пришлось с нами разговаривать.
– Так что же случилось потом? – поинтересовался Бруц.
– Потом он, вероятно, убежал, но я его узнаю, непременно узнаю, если увижу, конечно.
– Хм, так же как меня, – сказал я вполголоса, но Бруц меня прекрасно слышал и понимающе кивнул.
– Ты выходил в туалет, – прошептала Татьяна мне на ухо.
– Откуда ты знаешь, что в туалет. Ты что, следила? – шепнул я ей в ответ.
– Вот и я о том же – не знаю, куда ты ходил… Вчера с дверью соседкиной возился, а сегодня ее грабят – подозрительно!
– Тихо ты, – я приложил палец к ее губам, – не шипи так громко. И вообще, пошли в номер, нечего тут стоять. Мы незаметно удалились.
– Так о чем вы беседовали с Абметовым, пока меня не было? – полюбопытствовал я уже в номере.
– Ха, все тебе расскажи… – Татьяна решила немного пококетничать, – мы говорили о природе любви.
Я состроил такую физиономию, что Татьяна была вынуждена пояснить:
– Заметь – не о любви, а о природе любви. Разницу улавливаешь?
– Улавливаю, но смутно. При мне вы только и делали вид, что вас исключительно высоконаучные темы интересуют, но стоило мне отлучиться, как Абметов тут же забывает про науку и давай толковать про любовь Нечего сказать, прыткий малый! Давай-ка поконкретней, чего он там тебе наговорил?
– Да не нервничай ты так! Сюжетец он изложил сугубо философский. По мнению Абметова, Господь Бог придумал двуполых существ, дабы у них, у двуполых существ, появилась возможность потренироваться в любви. То есть самоцелью являлось не размножение, а подготовка почвы к возникновению альтруистической любви – любви к истине, например, или к красоте. Но для начала следовало изобрести любовь попроше. К примеру, любовь к кому-то живому, но отличному от себя. Для этого изобрели двуполое размножение. Согласись, ну какая любовь может быть у амеб?
– Исключительно альтруистическая, – ответил я.
– Да с какой стати! Им бы пожрать да поспать – вот и все интересы. Нет, альтруистическая любовь сама по себе возникнуть не может. Поэтому Господь Бог решил так: пускай живые твари научатся любить друг друга, ну хотя бы для размножения – все лучше, чем никак. Так возникла любовь, пардон, сексуальная. Поднабравшись опыта в половой любви, живая тварь на этом не остановилась. Да она уже и не могла остановиться: камень покатился – любить что-то, что вне тебя, стремиться к тому, что вне тебя, пусть даже недостижимому, так понравилось, что живая тварь начала искать себе все новые и новые объекты для любви. Дело дошло до того, что все объекты попросту кончились, и пришлось живой твари их придумывать. Ну а как только тварь стала подключать свое воображение, к тому времени тварь стала уже совсем разумной, тут и до альтруистической любви недалеко. Как тебе такой сюжетец?
– Что-то мне подсказывает, что без конкретных примеров Абметов обойтись никак не мог. Например, он мог сказать так. Вы, Татьяна, говорит Абметов, такая прекрасная женщина (дама, девушка, барышня), что могли бы стать музой для кого-то получше него (то есть меня), ну а тем несчастным, кто не заслужил твоего расположения, оСтастся только подключать, как ты выразилась, воображение и заниматься альтруистической любовью… Я ничего не напутал?
– Фу, что ты несешь? Абметов до такой пошлости не опустится. Про тебя он вообще ни слова не сказал.
– А про тебя? – поймал я ее на слове.
– Ну, он позволил себе выразить некоторое восхищение… – Она запнулась.
– Чем? – Мне стало еще любопытнее.
– Не чем, а кем… мною, естественно!
– И?..
– И он сказал, что мои рыжие волосы и голубые глаза – это земное небо наоборот.
– Чего наоборот?
– Чго ты расчевокался? Неужели непонятно! На Земле солнце рыжее, а небо – голубое. А он сказал, что глядя на меня, теперь сомневается, не ошибся ли Создатель и не лучше ли было сделать наоборот – солнце голубым, а небо – рыжим.
– У нас на Фаоне солнце тоже рыжее, а небо, если погода хорошая, то голубое.
– Тем более непонятно, как ты сам до такого не додумался. Да где тебе… – Татьяна махнула рукой.
Я вспомнил, какие комплименты я расточал в адрес Лоры Дейч, и мне стало стыдно.
– Я исправлюсь…
– Все обещаешь да обещаешь. – Татьяна давала понять, что лимит доверия ко мне у нее исчерпан.
– На Оркус обещал взять – и взял, – оправдывался я, – ты скажи лучше, чего это Абметова на комплименты потянуло?
– От скуки, вероятно… – Татьяна нашла для Абметова оправдание.
– Кстати, ты вовсе не рыжая. Это Шлаффер рыжий, а у тебя волосы… ну золотистые, что ли…
– Тьфу, пошлятина какая! Еще скажи, что я – блондинка. Да, а кто такой Шлаффер?
– Так, тип один…
Ладно, думаю, пора сменить пластинку. Альтруистическая любовь в исполнении Абметова может подождать. А вот история с неудавшимся ограблением госпожи из соседнего номера показалась мне более чем странной. Брать у нее, судя по всему, нечего. И почему грабитель не проверил, есть ли кто-нибудь в номере или нет…
Мне стало не по себе. Страх, оставивший меня еще на Фаоне, вернулся вновь. Маленьким комочком он возник где-то внизу живота, начал подниматься и, миновав солнечное сплетение, замер. Движимый нехорошим предчувствием, я связался с Оркус-Отелем, но не через интерком, а через внешнюю сеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
– Да? Очень жаль. – Соседка была разочарована.
– А где вы были потом? – спросил меня Бруц.
– Потом мы вместе с…
– Со мной! – подсказала Татьяна.
– Да, вместе с моей подругой прогулялись по галерее, где торгуют сувенирами. – С Татьяниной помощью я соорудил себе железное алиби. Бруцу моих слов показалось недостаточно.
– Вы что-нибудь купили? – настаивал он. Я предъявил крылатую пирамидку и описал ту лавочку, где мы ее купили.
– Спросите у торговца, мы у него долго проторчали, – вставила Татьяна.
Бруц временно от нас отстал.
– Стало быть, нападавший был молодым мужчиной, ростом чуть выше среднего? – обратился он к потерпевшей.
– Ну да, я это уже говорила, да вы все не слушаете! При мне она ничего подобного не говорила.
– Какое у него было лицо? – снова спросил Бруц.
– Как какое? Мужское, разумеется!
– Это понятно, – Бруц мобилизовал все свое терпение, – как он был одет, какие глаза, волосы, вы помните?
– Одет он был примерно как и вы. – Она снова ткнула в меня пальцем. – Остальное… шторы в спальне я задернула еще с вечера, сами понимаете – второй этаж. Свет – погашен. Он что-то сунул мне в лицо, затем – треск, удар… и я, наверное, упала, потом… – Соседка задумалась, ей очень не хотелось признавать, что толком она ничего не помнит.
Чуть ниже ее правого уха я заметил знакомый красноватый след – по всей вероятности, туда пришелся удар шокера Перехватив мой взгляд, она прикрыла шею рукой. Подними нападавший свое оружие немного выше, и ей бы не пришлось с нами разговаривать.
– Так что же случилось потом? – поинтересовался Бруц.
– Потом он, вероятно, убежал, но я его узнаю, непременно узнаю, если увижу, конечно.
– Хм, так же как меня, – сказал я вполголоса, но Бруц меня прекрасно слышал и понимающе кивнул.
– Ты выходил в туалет, – прошептала Татьяна мне на ухо.
– Откуда ты знаешь, что в туалет. Ты что, следила? – шепнул я ей в ответ.
– Вот и я о том же – не знаю, куда ты ходил… Вчера с дверью соседкиной возился, а сегодня ее грабят – подозрительно!
– Тихо ты, – я приложил палец к ее губам, – не шипи так громко. И вообще, пошли в номер, нечего тут стоять. Мы незаметно удалились.
– Так о чем вы беседовали с Абметовым, пока меня не было? – полюбопытствовал я уже в номере.
– Ха, все тебе расскажи… – Татьяна решила немного пококетничать, – мы говорили о природе любви.
Я состроил такую физиономию, что Татьяна была вынуждена пояснить:
– Заметь – не о любви, а о природе любви. Разницу улавливаешь?
– Улавливаю, но смутно. При мне вы только и делали вид, что вас исключительно высоконаучные темы интересуют, но стоило мне отлучиться, как Абметов тут же забывает про науку и давай толковать про любовь Нечего сказать, прыткий малый! Давай-ка поконкретней, чего он там тебе наговорил?
– Да не нервничай ты так! Сюжетец он изложил сугубо философский. По мнению Абметова, Господь Бог придумал двуполых существ, дабы у них, у двуполых существ, появилась возможность потренироваться в любви. То есть самоцелью являлось не размножение, а подготовка почвы к возникновению альтруистической любви – любви к истине, например, или к красоте. Но для начала следовало изобрести любовь попроше. К примеру, любовь к кому-то живому, но отличному от себя. Для этого изобрели двуполое размножение. Согласись, ну какая любовь может быть у амеб?
– Исключительно альтруистическая, – ответил я.
– Да с какой стати! Им бы пожрать да поспать – вот и все интересы. Нет, альтруистическая любовь сама по себе возникнуть не может. Поэтому Господь Бог решил так: пускай живые твари научатся любить друг друга, ну хотя бы для размножения – все лучше, чем никак. Так возникла любовь, пардон, сексуальная. Поднабравшись опыта в половой любви, живая тварь на этом не остановилась. Да она уже и не могла остановиться: камень покатился – любить что-то, что вне тебя, стремиться к тому, что вне тебя, пусть даже недостижимому, так понравилось, что живая тварь начала искать себе все новые и новые объекты для любви. Дело дошло до того, что все объекты попросту кончились, и пришлось живой твари их придумывать. Ну а как только тварь стала подключать свое воображение, к тому времени тварь стала уже совсем разумной, тут и до альтруистической любви недалеко. Как тебе такой сюжетец?
– Что-то мне подсказывает, что без конкретных примеров Абметов обойтись никак не мог. Например, он мог сказать так. Вы, Татьяна, говорит Абметов, такая прекрасная женщина (дама, девушка, барышня), что могли бы стать музой для кого-то получше него (то есть меня), ну а тем несчастным, кто не заслужил твоего расположения, оСтастся только подключать, как ты выразилась, воображение и заниматься альтруистической любовью… Я ничего не напутал?
– Фу, что ты несешь? Абметов до такой пошлости не опустится. Про тебя он вообще ни слова не сказал.
– А про тебя? – поймал я ее на слове.
– Ну, он позволил себе выразить некоторое восхищение… – Она запнулась.
– Чем? – Мне стало еще любопытнее.
– Не чем, а кем… мною, естественно!
– И?..
– И он сказал, что мои рыжие волосы и голубые глаза – это земное небо наоборот.
– Чего наоборот?
– Чго ты расчевокался? Неужели непонятно! На Земле солнце рыжее, а небо – голубое. А он сказал, что глядя на меня, теперь сомневается, не ошибся ли Создатель и не лучше ли было сделать наоборот – солнце голубым, а небо – рыжим.
– У нас на Фаоне солнце тоже рыжее, а небо, если погода хорошая, то голубое.
– Тем более непонятно, как ты сам до такого не додумался. Да где тебе… – Татьяна махнула рукой.
Я вспомнил, какие комплименты я расточал в адрес Лоры Дейч, и мне стало стыдно.
– Я исправлюсь…
– Все обещаешь да обещаешь. – Татьяна давала понять, что лимит доверия ко мне у нее исчерпан.
– На Оркус обещал взять – и взял, – оправдывался я, – ты скажи лучше, чего это Абметова на комплименты потянуло?
– От скуки, вероятно… – Татьяна нашла для Абметова оправдание.
– Кстати, ты вовсе не рыжая. Это Шлаффер рыжий, а у тебя волосы… ну золотистые, что ли…
– Тьфу, пошлятина какая! Еще скажи, что я – блондинка. Да, а кто такой Шлаффер?
– Так, тип один…
Ладно, думаю, пора сменить пластинку. Альтруистическая любовь в исполнении Абметова может подождать. А вот история с неудавшимся ограблением госпожи из соседнего номера показалась мне более чем странной. Брать у нее, судя по всему, нечего. И почему грабитель не проверил, есть ли кто-нибудь в номере или нет…
Мне стало не по себе. Страх, оставивший меня еще на Фаоне, вернулся вновь. Маленьким комочком он возник где-то внизу живота, начал подниматься и, миновав солнечное сплетение, замер. Движимый нехорошим предчувствием, я связался с Оркус-Отелем, но не через интерком, а через внешнюю сеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113