Потом все сочли бы, что помешавшаяся Эмма Перк убила сначала мужа, затем сына, и после этого ей уж ничего не оставалось, как покончить с собой.
– Да, все так и было, – согласился он, – Бланцетти все время норовила помешать мне исполнить мой замысел. Но я ее одолел, так же как и всех остальных, и в первую очередь – Франкенберга!
– Не обольщайтесь, – перебил я его, – Франкенберг сам позволил вам себя убить – и я тому свидетель. Он сказал мне: «Всякий творец мечтает о том, чтобы его творения его пережили». До меня тогда не дошло, что слова его надо понимать буквально: Франкенберг дает себя убить своему же детищу. Он знал, что и вы недолго проживете.
– Это мы еще посмотрим, – осклабился гомоид, – но раз уж у нас зашла речь о творцах и творениях, то говорите, откуда вы узнали о проекте «Гномы»? Ведь все материалы о нашем происхождении я уничтожил.
– Считайте, что я узнал о гномах от Перка.
– Ну да, на Перка теперь можно все свалить… После того как я разделаюсь с вами, надо будет еще раз просмотреть накопители. Но это – потом. Живые свидетели гораздо опаснее всяких там накопителей. А через несколько секунд я останусь единственным живым свидетелем и, одновременно, единственным удачным творением гениального Франкенберга. Не бойтесь, это не будет больно… – С этими словами он нацелил бластер на Абметова.
Гомоид сам предоставил мне возможность действовать.
– Подожди, – сказал я уже спокойнее, – ты ошибаешься, кроме тебя остался еще один гомоид.
– Вранье! – ответил он, но бластер опустил. – Четвертый гомоид?! Не может быть!
– Может! Франкенберг создал четырех гомоидов – он сам мне так сказал.
– Он прав? – спросил гомоид у Абметова. А ему-то откуда знать, подумал я. Абметов сообразил, что ему стоит подтвердить мои слова.
– Да, вас четверо, – дрожащим голосом ответил он. Гомоид не поверил:
– А доказательства у вас есть?
– Есть, – ответил я, стараясь изо всех сил сохранить твердость в голосе, – доказательства у меня есть, но сначала ответьте, ради чего вы убиваете?!
– Вы либо глупы, либо делаете вид, что не понимаете: пока живы те, кто знает, кто я такой, покоя мне не будет. На что я могу надеяться, если даже наш создатель нас предал.
– Предал?! – поразился я. – Но кому? Теперь настал черед удивиться гомоиду:
– Так вы не знаете? Ах, ну да, вы ведь думаете, что это я убил торговца…
Выстрела я не слышал – просто правая нога гомоида вдруг разделилась на две части – все, что ниже колена, осталось на земле, а гомоид продолжал стоять, с изумлением наблюдая, как кровь хлещет из обрубка. Словно вспомнив о нас, он снова поднял бластер, но второй выстрел, более точный, чем первый, рассек ему грудь. Гомоид покачнулся и посмотрел мне в глаза. Внутри все оборвалось – с неимоверной тоской на меня смотрела Бланцетти – это был ее взгляд, и бледно-зеленый цвет глаз не смог бы меня обмануть. Шварц заставил ее страдать вместо себя. Силясь обрести равновесие, она оперлась на рассеченное колено; я замер в оцепенении, а когда бросился, чтобы поддержать ее, то место, где она стояла, уже опустело. Мы не видели, как она падала, и не слышали крика. Всполошенные падением тела, пять или шесть птер-оркусов кружили какое-то время над жерлом воронки, но вскоре успокоились и они.
– Бруц, кто вас учил так стрелять? – спросил я, когда начальник службы безопасности Оркус-Отеля сумел-таки выбраться из кустов.
– Честно говоря, я ожидал что-нибудь вроде «спасибо» или «какое счастье, что вы появились так вовремя», – спокойно ответил Бруц. Мою неблагодарность с лихвой восполнил Абметов. Говорить он был не в силах и поэтому просто повис на шее у Бруца.
– Ладно, ладно, – успокаивал он Абметова, – все позади. Вы не ранены?
Абметов был цел и невредим, но зато в глубоком шоке.
– Кого это я ухлопал? – спросил Бруц у меня.
– Бланцетти, – коротко ответил я. Бруц поднял брови; я пояснил: – Некое лицо выдавало себя то за Бланцетти, то за Шварца – он, кстати, есть в списке пятнадцати подозреваемых. Но торговца сувенирами убил не он. И не она, если угодно.
Бруц выслушал, но ничего не понял. На принятие решения у него ушло не более полминуты.
– Надо отсюда уходить, – сказал он и вызвал флаер.
Через минуту подлетел флаер, мы кое-как загрузились и полетели к тому лысому холмику, где я оставил Татьяну.
– Дидо взяли? – спросил ее Бруц.
– Полиция все еще гоняется за ним по джунглям, – деловито ответила Татьяна. По всей вероятности, о том, что происходит, она была осведомлена гораздо лучше меня.
– Ну и черт с ними, Дидо – не наша забота, – ответил Бруц, – возвращаемся в отель.
– Стойте, – спохватилась Татьяна, – а Бланцетти? Куда вы ее дели?
Мы переглянулись – нужного ответа у нас не было.
– С ней все в порядке, – заверил ее Бруц.
Оказавшись у себя в номере, я почувствовал некоторое облегчение. Татьяна хлопотала над Абметовым, который по-прежнему был несколько не в себе от пережитого.
– Где вы так его укатали? – показывая на бледного Абметова, спросила Татьяна.
– Чуть было не сорвался в пропасть, – объяснил я ей. Татьяна редко когда верит мне на слово.
– Это правда, господин Бруц? – спросила она. Бруца осенило:
– А ведь и в самом деле, какая незадача вышла! Господин Абметов и госпожа Бланцетти, позабыв о всякой осторожности, спускались к Большой Воронке. Внезапно Бланцетти потеряла равновесие, упала и стала сползать к самому обрыву. Господин Абметов бросился ей на помощь, но не только не помог – он сам едва избежал смерти. Господин Ильинский прибыл на место слишком поздно. Не говоря уже обо мне: меня там и вовсе, можно сказать, не было. Я все правильно излагаю?
– Нет, – возразил я, – все было не так. Бланцетти мы в глаза не видели с тех пор, как Дидо полез вниз по склону. Потом мы с доктором прогулялись к краю воронки, он и в самом деле чуть не свалился в пропасть, но я его спас. Где была в то время Бланцетти и где она сейчас – мы не имеем ни малейшего понятия.
– Не забывайте, там осталась ее нога, – простонал Абметов.
Теперь нехорошо стало Татьяне.
– Перестаньте меня пугать! Какая еще нога? Бланцетти оторвало ногу? А если она сорвалась в воронку, то почему вы не вызвали спасателей? Что тут происходит, в конце-то концов?!
Я стал ее успокаивать в том духе, что, мол, только злые дяди и тети пострадали, а за них и переживать нечего. А если она успокоится и даст нам время обмозговать все как следует, то я непременно обо всем ей расскажу. Но – чуть позже.
– Ты уже в третий раз говоришь «позже», – сосчитала Татьяна.
– Ногу я скинул в воронку, – спокойно сказал Бруц, дождавшись, пока я закончу увещевать Татьяну, – а следы крови смоет первый же тропический ливень. Но в любом случае – я ничего не видел и даже близко к тому месяц не подходил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
– Да, все так и было, – согласился он, – Бланцетти все время норовила помешать мне исполнить мой замысел. Но я ее одолел, так же как и всех остальных, и в первую очередь – Франкенберга!
– Не обольщайтесь, – перебил я его, – Франкенберг сам позволил вам себя убить – и я тому свидетель. Он сказал мне: «Всякий творец мечтает о том, чтобы его творения его пережили». До меня тогда не дошло, что слова его надо понимать буквально: Франкенберг дает себя убить своему же детищу. Он знал, что и вы недолго проживете.
– Это мы еще посмотрим, – осклабился гомоид, – но раз уж у нас зашла речь о творцах и творениях, то говорите, откуда вы узнали о проекте «Гномы»? Ведь все материалы о нашем происхождении я уничтожил.
– Считайте, что я узнал о гномах от Перка.
– Ну да, на Перка теперь можно все свалить… После того как я разделаюсь с вами, надо будет еще раз просмотреть накопители. Но это – потом. Живые свидетели гораздо опаснее всяких там накопителей. А через несколько секунд я останусь единственным живым свидетелем и, одновременно, единственным удачным творением гениального Франкенберга. Не бойтесь, это не будет больно… – С этими словами он нацелил бластер на Абметова.
Гомоид сам предоставил мне возможность действовать.
– Подожди, – сказал я уже спокойнее, – ты ошибаешься, кроме тебя остался еще один гомоид.
– Вранье! – ответил он, но бластер опустил. – Четвертый гомоид?! Не может быть!
– Может! Франкенберг создал четырех гомоидов – он сам мне так сказал.
– Он прав? – спросил гомоид у Абметова. А ему-то откуда знать, подумал я. Абметов сообразил, что ему стоит подтвердить мои слова.
– Да, вас четверо, – дрожащим голосом ответил он. Гомоид не поверил:
– А доказательства у вас есть?
– Есть, – ответил я, стараясь изо всех сил сохранить твердость в голосе, – доказательства у меня есть, но сначала ответьте, ради чего вы убиваете?!
– Вы либо глупы, либо делаете вид, что не понимаете: пока живы те, кто знает, кто я такой, покоя мне не будет. На что я могу надеяться, если даже наш создатель нас предал.
– Предал?! – поразился я. – Но кому? Теперь настал черед удивиться гомоиду:
– Так вы не знаете? Ах, ну да, вы ведь думаете, что это я убил торговца…
Выстрела я не слышал – просто правая нога гомоида вдруг разделилась на две части – все, что ниже колена, осталось на земле, а гомоид продолжал стоять, с изумлением наблюдая, как кровь хлещет из обрубка. Словно вспомнив о нас, он снова поднял бластер, но второй выстрел, более точный, чем первый, рассек ему грудь. Гомоид покачнулся и посмотрел мне в глаза. Внутри все оборвалось – с неимоверной тоской на меня смотрела Бланцетти – это был ее взгляд, и бледно-зеленый цвет глаз не смог бы меня обмануть. Шварц заставил ее страдать вместо себя. Силясь обрести равновесие, она оперлась на рассеченное колено; я замер в оцепенении, а когда бросился, чтобы поддержать ее, то место, где она стояла, уже опустело. Мы не видели, как она падала, и не слышали крика. Всполошенные падением тела, пять или шесть птер-оркусов кружили какое-то время над жерлом воронки, но вскоре успокоились и они.
– Бруц, кто вас учил так стрелять? – спросил я, когда начальник службы безопасности Оркус-Отеля сумел-таки выбраться из кустов.
– Честно говоря, я ожидал что-нибудь вроде «спасибо» или «какое счастье, что вы появились так вовремя», – спокойно ответил Бруц. Мою неблагодарность с лихвой восполнил Абметов. Говорить он был не в силах и поэтому просто повис на шее у Бруца.
– Ладно, ладно, – успокаивал он Абметова, – все позади. Вы не ранены?
Абметов был цел и невредим, но зато в глубоком шоке.
– Кого это я ухлопал? – спросил Бруц у меня.
– Бланцетти, – коротко ответил я. Бруц поднял брови; я пояснил: – Некое лицо выдавало себя то за Бланцетти, то за Шварца – он, кстати, есть в списке пятнадцати подозреваемых. Но торговца сувенирами убил не он. И не она, если угодно.
Бруц выслушал, но ничего не понял. На принятие решения у него ушло не более полминуты.
– Надо отсюда уходить, – сказал он и вызвал флаер.
Через минуту подлетел флаер, мы кое-как загрузились и полетели к тому лысому холмику, где я оставил Татьяну.
– Дидо взяли? – спросил ее Бруц.
– Полиция все еще гоняется за ним по джунглям, – деловито ответила Татьяна. По всей вероятности, о том, что происходит, она была осведомлена гораздо лучше меня.
– Ну и черт с ними, Дидо – не наша забота, – ответил Бруц, – возвращаемся в отель.
– Стойте, – спохватилась Татьяна, – а Бланцетти? Куда вы ее дели?
Мы переглянулись – нужного ответа у нас не было.
– С ней все в порядке, – заверил ее Бруц.
Оказавшись у себя в номере, я почувствовал некоторое облегчение. Татьяна хлопотала над Абметовым, который по-прежнему был несколько не в себе от пережитого.
– Где вы так его укатали? – показывая на бледного Абметова, спросила Татьяна.
– Чуть было не сорвался в пропасть, – объяснил я ей. Татьяна редко когда верит мне на слово.
– Это правда, господин Бруц? – спросила она. Бруца осенило:
– А ведь и в самом деле, какая незадача вышла! Господин Абметов и госпожа Бланцетти, позабыв о всякой осторожности, спускались к Большой Воронке. Внезапно Бланцетти потеряла равновесие, упала и стала сползать к самому обрыву. Господин Абметов бросился ей на помощь, но не только не помог – он сам едва избежал смерти. Господин Ильинский прибыл на место слишком поздно. Не говоря уже обо мне: меня там и вовсе, можно сказать, не было. Я все правильно излагаю?
– Нет, – возразил я, – все было не так. Бланцетти мы в глаза не видели с тех пор, как Дидо полез вниз по склону. Потом мы с доктором прогулялись к краю воронки, он и в самом деле чуть не свалился в пропасть, но я его спас. Где была в то время Бланцетти и где она сейчас – мы не имеем ни малейшего понятия.
– Не забывайте, там осталась ее нога, – простонал Абметов.
Теперь нехорошо стало Татьяне.
– Перестаньте меня пугать! Какая еще нога? Бланцетти оторвало ногу? А если она сорвалась в воронку, то почему вы не вызвали спасателей? Что тут происходит, в конце-то концов?!
Я стал ее успокаивать в том духе, что, мол, только злые дяди и тети пострадали, а за них и переживать нечего. А если она успокоится и даст нам время обмозговать все как следует, то я непременно обо всем ей расскажу. Но – чуть позже.
– Ты уже в третий раз говоришь «позже», – сосчитала Татьяна.
– Ногу я скинул в воронку, – спокойно сказал Бруц, дождавшись, пока я закончу увещевать Татьяну, – а следы крови смоет первый же тропический ливень. Но в любом случае – я ничего не видел и даже близко к тому месяц не подходил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113