– У вас уже получается как минимум два бога, – осторожно заметил Берх.
– Возможно, их и больше, – не растерялся незнакомец. – А тот, кого мы зовем Создателем, своим творением охватил, если так можно выразиться, еще не весь Абсолют. Нам достался один упорядоченный кусочек Абсолюта, но ведь есть и другие – получше. Вот это-то «Все остальное» – то, где нас нет, и есть Плерома – место, где сохранилась полнота событий, нет расщепленности и ограниченности, во всяком случае в том виде, в котором мы их привыкли видеть, – веско заключил незнакомец.
Берх вспомнил Татьянины рассуждения про названия и пространственно-временную инверсию относительно орбиты Луны. «Все правильно, Мир начался с Плеромы и обитаемая часть Вселенной кончается ею же. Дальше идти некуда – названия кончились», – подумал он. Но все же уточнил:
– Но название системы все-таки Плером, а не Плерома. Из сказанного вами следует, что тот, кто дал название системе разноцветных карликов, поступил несколько опрометчиво. Да он и сам понимал свою ошибку, поэтому названия немного различаются.
– Сходство может оказаться глубже, чем вы думаете, – возразил незнакомец. Берх стоял на своем:
– Из вашей теории этого не следует. И вообще, она довольно умозрительна, не говоря уж о явных противоречиях с современной космологией.
– Ах так! Говорите, противоречие с космологией, то бишь с теми самыми пресловутыми законами физики! – воскликнул незнакомец и всплеснул руками. – Нет, вы знаете, последнее время подобное пренебрежительное отношение к древнему знанию меня просто умиляет. Поначалу меня это раздражало, а теперь умиляет. Вы говорите так, будто сами, своим умом дошли до этой вашей космологии. Очень просто, подчитав школьный учебник по физике, критиковать древних мудрецов, у которых телескопа, то не было. Поверьте, те люди были не глупее нас с вами, и поэтому важно понять, почему они рассуждали именно так, а не иначе. Важно найти смысл в их построениях, будь они хоть трижды противоречивыми! Кстати, а позвольте спросить, что дает вам основание верить в законы физики?
– При чем тут вера?! – вскипел Берх. – Наука есть наука… Не стану объяснять вам, что это такое, но согласитесь, есть вещи, отрицать которые абсурдно!
Незнакомец перефразировал вопрос, авторство которого всем хорошо известно:
– Что есть абсурд?
Пока Берх собирался с мыслями, его собеседник продолжил:
– Вся наука сводится к тому, что мы считаем абсурдным, а что – нет. Противоречие с законами логики мы считаем абсурдом, поэтому мы руководствуемся логикой. Но скажите мне честно, считаете ли вы, например, человеческую смерть – абсурдом? Только не говорите мне про науку – мы уже решили, что она сводится к нашему представлению об абсурде. Поэтому ответьте искренне, по-человечески.
Берху надоело спорить, и он согласился:
– Ну, хорошо. Да, действительно, в смерти есть что-то абсурдное…
– Вот видите! – воскликнул незнакомец. – Смерть – абсурдна, но в бессмертие вы, небось, не верите! Такого подвоха Берх не ожидал:
– Не верю, тут вы правы. Все живое умирало, умирает и будет умирать – от этого никуда не денешься. Погодите, не хотите ли вы сказать, что сами вы верите в бессмертие? – забеспокоился Берх. Он почувствовал легкое волнение, ибо незнакомец подступил к той области, где столь уважаемая Берхом логика уже утрачивала свою безоговорочную власть.
– Верю, – спокойно и твердо ответил собеседник, – вы говорите «все живое умирало и умирает». Я сознательно опускаю ваше несколько ненаучное предсказание «и будет умирать», потому что не хочу ловить вас на слове – в пылу спора и не такое можно сказать. Остановимся на тезисе «все живое умирает». Безусловно, вы подразумевали, что собственными глазами неоднократно видели смерть – не свою, разумеется, а чью-то еще. Не стану спорить – вероятно, так оно и было. Но одно дело видеть чужую смерть, другое – умирать самому. Прибегну к простому примеру из вашей так называемой науки. Возьмем коллапс черной дыры. Для нас, зрителей, ее смерть длится бесконечно, для самой дыры – мгновение. Почему, думаю, объяснять не стоит – это известно любому школьнику.
Смерть человека подобна коллапсу черной дыры, но только наизнанку. Мы видим свершившимся то, что для умирающего – бесконечно. Его внутренняя стрела времени как бы начинает загибаться, отклоняться от стрелы времени живых людей, и поэтому мы, живые зрители, отсчитываем время не так, как отсчитывается время в царстве мертвых или, вернее, тех, кого мы считаем мертвыми. Выходит, что никакой смерти нет, а есть лишь переход, чистилище, как говорили древние. Время, чтоб вы знали, это не прямая, а плоскость, по которой прочерчены наши с вами личные временные маршруты…
Он был готов говорить и дальше, но по Терминалу прошло объявление на посадку. Голос диктора оборвал незнакомца на полуслове. Берх поднялся с кресла.
– Очень жаль расставаться с вами на таком интересном месте, но мне нужно идти, – сказал он с искренним сожалением.
– Да, да, конечно, я слышал объявление, – пробормотал незнакомец, раздосадованный не меньше Верха. – Счастливого пути вам!
– Спасибо, – ответил Берх, – и вам – счастливого!
Пассажиров на этот рейс было немного, и служащие Терминала подходили к каждому персонально, извинялись за задержку, после чего вежливо провожали до самого посадочного блока. Миловидная девушка в серебристом комбинезоне с нашивкой «ТКЛ 3504» у левого плеча взяла Верха под руку и, что-то нашептывая на ухо, повела его на посадку.
Если проблемы не приходят сами (как, например, сбой в работе Канала), то Берх их создает собственноручно. Он начал с того, что промахнулся и сел не рядом со станцией, как планировал, а тысячью километрами западнее. Чтобы все не оказалось так просто, одна из опор корабля наполовину ушла в пористый грунт; корабль накренился и едва не лег на брюхо. Взлететь из такого положения он уже не мог. Берх вызвал Плером-11 и попросил Вэнджа прислать за ним планетолет с погрузчиком, поскольку требовалось перегрузить контейнер с оборудованием с корабля на планетолет. Больше всего Берх боялся, что не сможет выдвинуть лифт. Если бы опора опустилась еще на полметра, то так бы оно и произошло. Но, к счастью, опора больше не опускалась, и лифт удалось выдвинуть если и не полностью, то по крайней мере достаточно для того, чтобы вытащить контейнер. Через полчаса после посадки прибыл планетолет. Из опасения последовать примеру Верха, Вэндж посадил планетолет метрах в ста от корабля, на более твердом участке. Берх подождал, пока астронавты (они оба прилетели помогать Берху) выйдут из планетолета, и только после этого сам покинул корабль. Когда он выбрался, два белых скафандра были уже на полпути к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113