Пусть последит за вдовой. Посмотрим, к чему это приведет.
Решение несколько странное. Шеф не любит подключать к своим делам кого-то со стороны. Это не в его характере, да и сами наши дела не для чужих ушей и глаз. Происходило что-то, чего я не понимал. Шефу понадобилось параллельное расследование. Такое может быть лишь в одном случае – он боится, что ему не дадут довести дело до конца. Или обнародовать его результаты, если они стоят того, чтобы быть обнародованными. Подобное уже случалось и не раз. Как, например, в «Деле Оркуса». Властям Оркуса очень не хотелось оглашать результаты расследования – боялись массовой эмиграции жителей. Но тогда проблему решили. Текущее расследование на оркусовское ничуть не походило.
Мы договорились встретиться в заведении под названием «Пункт приема пищи». Первым поселенцам приходилось устраивать что-то вроде общественных пунктов питания, наверное, они так тогда и назывались. Движимые ностальгией, владельцы ресторана постарались воссоздать атмосферу тех романтических времен. Они развесили по стенам звездные карты, снимки первых поселков и тех мест, откуда были родом первые переселенцы. Ресторан располагался в основании восьмого термитника (я живу в шестом). Подобные заведения есть в любом термитнике, и местные обитатели, как правило, составляют большую часть посетителей. Только называются эти ресторанчики везде по-разному.
Когда я пришел, Виттенгер был уже там. Он сидел один, в самом дальнем и темном углу второго зала ресторана, держал обеими руками бокал с полупрозрачной коричневой жидкостью, как бы согревая его. Судя по тому, что бокал был полон, он никак не решался отхлебнуть.
– Что это там у вас? – спросил я его, чтобы не говорить сразу о делах. «Коньяк» – так он назвал ту этиловую настойку. Я заказал себе кофеиновой шипучки.
– Комлог принесли? – спросил он, когда я, получив свою шипучку, сделал первый глоток.
– Принес, – кивнул я и отдал ему комлог. Было заметно, что Виттенгер чем-то расстроен.
– Что случилось?
– Что?.. А, так, ничего. – Его мысли витали где-то далеко.
– Слушайте, а что мой босс сказал вам вчера? – снова спросил я его.
– Вот у него и спросите… А если он не скажет, то значит, так и надо. – В его ответе был определенный смысл.
Мы замолчали.
В зале, где мы сидели, повисавшее время от времени молчание – обычная вещь, и вот почему. Помещение ресторана «Пункт приема пищи» состоит из двух залов. Первый – тот, что ближе к выходу, – стилизован под корабельную кают-компанию, и именно в нем развесили по стенам снимки, картины местных живописцев, звездные карты и прочие ностальгены (как выразилась однажды Татьяна). Этот зал ничего интересного собой не представляет. Пройдя под низкой широкой аркой во второй зал, посетители попадают внутрь голографической панорамы, названной «Рассвет над Фаоном». Панорама изображает типичный фаонский пейзаж: справа – каменистая полупустыня с ломаной линией гор на горизонте, слева – вплотную к зрителям – горный хребет с заснеженными вершинами. Как и положено перед рассветом, с запада на восток небо окрашено всеми цветами радуги, исключая, пожалуй, зеленый. Рассвет следовало бы назвать полярным, поскольку фаонское солнце лишь делает вид, что собирается взойти, но, насколько я помню, не было еще такого случая, чтобы солнце в «Пункт приема пищи» полностью взошло. Алым заревом оно пульсирует на самой линии горизонта, и более чем условный зенит по времени совпадает с максимальным наплывом посетителей. Приблизительно раз в полчаса по залу проносится черная тень – призрак фаонского сапиенса. Что это не галлюцинация, посетители могут догадаться по легкому прохладному дуновению, сопровождавшему каждое появление призрака и бросавшему в дрожь даже завсегдатаев ресторана. Но не движение тени и не дуновение ветра заставляет посетителей прерывать трапезу и напряженно, до рези в глазах, всматриваться в предрассветный сумрак. Два красных глаза с узкими стрелками зрачков внезапно вспыхивают в темноте и тут же гаснут. Глаза возникают на доли секунды, каждый раз в новом месте неба-экрана – там, где пролетает тень. Те, кто успел их заметить, вздрагивают и тут же спешат поделиться впечатлениями с соседями по столу. Остальные, не скрывая разочарования, снова принимаются за еду, поскольку знают, что в ближайшие двадцать минут призрак вряд ли вернется. Однако аппетит от взгляда летающего сапиенса ни у кого не пропадает. Через некоторое время стук столовых приборов затихает, разговоры молкнут, и сцена повторяется.
Слева от арки кто-то охнул, следовательно, сапиенс посмотрел именно туда, а я, как всегда, ничего не заметил.
– В нем есть что-нибудь? – спросил Виттенгер, указывая на комлог.
– Пустой.
– Сами опустошили?
– Нет, таким и был.
– Так я вам и поверил!
– Придется поверить, – посоветовал я ему и таинственным голосом сообщил: – Могу еще кое-что продать.
– А у меня есть, чем заплатить? – усмехнулся он.
– Обсудим.
– Тогда валяйте.
Я пересказал ему свою версию. Правда, я ни словом не обмолвился о предполагаемом содержании разговора между Перком и Франкенбергом. Я вообще старался не говорить о возможных мотивах преступления.
– Неубедительно, – ответил он, внимательно меня выслушав. Мне захотелось сказать, что это, собственно, его проблемы, но – сдержался.
– Последите за ней. А заодно узнайте, где она была, когда произошел взрыв на Укене, – посоветовал я.
– Чем она так вам досадила, что вы решили спустить на нее всех собак?
– Если у нее алиби на время взрыва, то – ничем…
– Ладно, за вдовой мы последим. Но мне не нравятся ваши постоянные недомолвки. У вас же на лице написано "говорить или не говорить? " – спрашиваете вы себя.
– И отвечаю: «Не говорить». – Я решил держать его на крючке. – Кстати, а где она была, когда погиб Перк?
– Сказала, что с утра она была дома, затем отправилась в детский сад за сыном.
– И вы проверили? – спросил я в надежде, что он ответит «нет».
– Не так чтоб очень тщательно. У нас нет оснований подозревать ее в убийстве мужа.
– Теперь, надеюсь, они появились. Виттенгер вздохнул:
– Похоже, вы меня используете.
– Это еще не известно, кто кого использует, – возмутился я, – вы уже достаточно получили. Особенно если учесть, что вам назвали имя преступника.
– Ладно, ладно, не кипятитесь так, – в его голосе впервые послышались миролюбивые нотки, – последим мы за ней, так и быть. Но, если что найдем, вам тоже придется делиться.
– Сначала найдите – там посмотрим. Виттенгер допил коньяк и заказал еще. Перехватив мой взгляд, сказал:
– Работы что-то много в последнее время. Сегодня еще одного торопыгу прибило к нашим берегам…
Он так и сказал – «торопыга». Нельзя было давать ему напиваться, подумал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Решение несколько странное. Шеф не любит подключать к своим делам кого-то со стороны. Это не в его характере, да и сами наши дела не для чужих ушей и глаз. Происходило что-то, чего я не понимал. Шефу понадобилось параллельное расследование. Такое может быть лишь в одном случае – он боится, что ему не дадут довести дело до конца. Или обнародовать его результаты, если они стоят того, чтобы быть обнародованными. Подобное уже случалось и не раз. Как, например, в «Деле Оркуса». Властям Оркуса очень не хотелось оглашать результаты расследования – боялись массовой эмиграции жителей. Но тогда проблему решили. Текущее расследование на оркусовское ничуть не походило.
Мы договорились встретиться в заведении под названием «Пункт приема пищи». Первым поселенцам приходилось устраивать что-то вроде общественных пунктов питания, наверное, они так тогда и назывались. Движимые ностальгией, владельцы ресторана постарались воссоздать атмосферу тех романтических времен. Они развесили по стенам звездные карты, снимки первых поселков и тех мест, откуда были родом первые переселенцы. Ресторан располагался в основании восьмого термитника (я живу в шестом). Подобные заведения есть в любом термитнике, и местные обитатели, как правило, составляют большую часть посетителей. Только называются эти ресторанчики везде по-разному.
Когда я пришел, Виттенгер был уже там. Он сидел один, в самом дальнем и темном углу второго зала ресторана, держал обеими руками бокал с полупрозрачной коричневой жидкостью, как бы согревая его. Судя по тому, что бокал был полон, он никак не решался отхлебнуть.
– Что это там у вас? – спросил я его, чтобы не говорить сразу о делах. «Коньяк» – так он назвал ту этиловую настойку. Я заказал себе кофеиновой шипучки.
– Комлог принесли? – спросил он, когда я, получив свою шипучку, сделал первый глоток.
– Принес, – кивнул я и отдал ему комлог. Было заметно, что Виттенгер чем-то расстроен.
– Что случилось?
– Что?.. А, так, ничего. – Его мысли витали где-то далеко.
– Слушайте, а что мой босс сказал вам вчера? – снова спросил я его.
– Вот у него и спросите… А если он не скажет, то значит, так и надо. – В его ответе был определенный смысл.
Мы замолчали.
В зале, где мы сидели, повисавшее время от времени молчание – обычная вещь, и вот почему. Помещение ресторана «Пункт приема пищи» состоит из двух залов. Первый – тот, что ближе к выходу, – стилизован под корабельную кают-компанию, и именно в нем развесили по стенам снимки, картины местных живописцев, звездные карты и прочие ностальгены (как выразилась однажды Татьяна). Этот зал ничего интересного собой не представляет. Пройдя под низкой широкой аркой во второй зал, посетители попадают внутрь голографической панорамы, названной «Рассвет над Фаоном». Панорама изображает типичный фаонский пейзаж: справа – каменистая полупустыня с ломаной линией гор на горизонте, слева – вплотную к зрителям – горный хребет с заснеженными вершинами. Как и положено перед рассветом, с запада на восток небо окрашено всеми цветами радуги, исключая, пожалуй, зеленый. Рассвет следовало бы назвать полярным, поскольку фаонское солнце лишь делает вид, что собирается взойти, но, насколько я помню, не было еще такого случая, чтобы солнце в «Пункт приема пищи» полностью взошло. Алым заревом оно пульсирует на самой линии горизонта, и более чем условный зенит по времени совпадает с максимальным наплывом посетителей. Приблизительно раз в полчаса по залу проносится черная тень – призрак фаонского сапиенса. Что это не галлюцинация, посетители могут догадаться по легкому прохладному дуновению, сопровождавшему каждое появление призрака и бросавшему в дрожь даже завсегдатаев ресторана. Но не движение тени и не дуновение ветра заставляет посетителей прерывать трапезу и напряженно, до рези в глазах, всматриваться в предрассветный сумрак. Два красных глаза с узкими стрелками зрачков внезапно вспыхивают в темноте и тут же гаснут. Глаза возникают на доли секунды, каждый раз в новом месте неба-экрана – там, где пролетает тень. Те, кто успел их заметить, вздрагивают и тут же спешат поделиться впечатлениями с соседями по столу. Остальные, не скрывая разочарования, снова принимаются за еду, поскольку знают, что в ближайшие двадцать минут призрак вряд ли вернется. Однако аппетит от взгляда летающего сапиенса ни у кого не пропадает. Через некоторое время стук столовых приборов затихает, разговоры молкнут, и сцена повторяется.
Слева от арки кто-то охнул, следовательно, сапиенс посмотрел именно туда, а я, как всегда, ничего не заметил.
– В нем есть что-нибудь? – спросил Виттенгер, указывая на комлог.
– Пустой.
– Сами опустошили?
– Нет, таким и был.
– Так я вам и поверил!
– Придется поверить, – посоветовал я ему и таинственным голосом сообщил: – Могу еще кое-что продать.
– А у меня есть, чем заплатить? – усмехнулся он.
– Обсудим.
– Тогда валяйте.
Я пересказал ему свою версию. Правда, я ни словом не обмолвился о предполагаемом содержании разговора между Перком и Франкенбергом. Я вообще старался не говорить о возможных мотивах преступления.
– Неубедительно, – ответил он, внимательно меня выслушав. Мне захотелось сказать, что это, собственно, его проблемы, но – сдержался.
– Последите за ней. А заодно узнайте, где она была, когда произошел взрыв на Укене, – посоветовал я.
– Чем она так вам досадила, что вы решили спустить на нее всех собак?
– Если у нее алиби на время взрыва, то – ничем…
– Ладно, за вдовой мы последим. Но мне не нравятся ваши постоянные недомолвки. У вас же на лице написано "говорить или не говорить? " – спрашиваете вы себя.
– И отвечаю: «Не говорить». – Я решил держать его на крючке. – Кстати, а где она была, когда погиб Перк?
– Сказала, что с утра она была дома, затем отправилась в детский сад за сыном.
– И вы проверили? – спросил я в надежде, что он ответит «нет».
– Не так чтоб очень тщательно. У нас нет оснований подозревать ее в убийстве мужа.
– Теперь, надеюсь, они появились. Виттенгер вздохнул:
– Похоже, вы меня используете.
– Это еще не известно, кто кого использует, – возмутился я, – вы уже достаточно получили. Особенно если учесть, что вам назвали имя преступника.
– Ладно, ладно, не кипятитесь так, – в его голосе впервые послышались миролюбивые нотки, – последим мы за ней, так и быть. Но, если что найдем, вам тоже придется делиться.
– Сначала найдите – там посмотрим. Виттенгер допил коньяк и заказал еще. Перехватив мой взгляд, сказал:
– Работы что-то много в последнее время. Сегодня еще одного торопыгу прибило к нашим берегам…
Он так и сказал – «торопыга». Нельзя было давать ему напиваться, подумал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113