Ты
сам в свое время не раз удивлялся, почему так ужасающе точно сбываются
прогнозы Шизофреника. А теперь вдруг все забыто... Но деятельность таких
людей, говорит Мазила, как Правдец, Двурушник, Певец, твой Крикун. Кого ты
еще называл? Учитель... Я... Меня можно причислить к этой категории?... Она
бесперспективна, говорит Болтун. Слишком вязкая социальная среда. Их
деятельность имеет тот же эффект, что бросание горошин в океан мазута. А
накопление таких индивидов приводит лишь к образованию сред, живущих по
законам целого, т.е. новых лужиц мазута. Как можно жить с такими
настроениями, говорит Мазила. Надо же что-то делать! Мы и делаем, говорит
Болтун. Ты лепишь Заибана. А я... Я оправдываю твои действия. Мы вместе
замазываем щелочки в возможном выходе из тупика. В этом и состоит
обязанность муравья-Мазилы и муравья-Болтуна в этом прекрасном,
благоустроенном, мудром и т.п. Муравейнике. А полеты в Космос, спросил
Мазила. Они выполняют ту же роль. Когда муравьи перетаскивают муравейник на
новое место, они точно воспроизводят свою прежнюю социальную структуру. Не
могу в это поверить, говорит Мазила. Выход где-то есть! Должен быть! Нет,
говорит Болтун. Но почему, почему, говорит Мазила. Не хочу повторяться,
говорит Болтун. Если хочешь -- скажу в двух словах. Потому, что Ибанск и
есть выход из всех затруднений прошлой истории человечества. Результат
поисков выхода, во всяком случае.
ПРАЗДНИК
На вечер по поводу освобождения Хмыря пришел Балда с Девицей,
Участковый со Спекулянткой, Лапоть с Учителем. Говорили, пили, ели. В
заключенье песни пели. Потом попросили Учителя, чтобы он спел что-нибудь про
войну.
Я гитару беру. Задеваю струну.
Спеть? Хотите? Спою -- не скучайте.
А про что же вам спеть? Скажут, спой про войну.
Про войну?! Хорошо. Получайте.
Помню, словно вчера. Хочешь нет, хочешь верь.
Нас бабенки к себе заманили.
И какой-то бурдой... тьфу... мутит и теперь...
Одного на тот свет упоили.
Как-то раз со стрелком до того надрались,
Что проспаться к утру не успели.
До машины ползком на бровях добрались.
На задание... в тыл!... улетели.
А однажды из БЭ полетели мы в ЦЫ.
Парашют мой ребята пропили.
Чтобы я не заметил, чехол, стервецы,
Грязным вшивым тряпьем понабили.
Ты ж хотел про войну! Ты ж в сражениях был!
Ты ж врагов убивал! Сам сбивался!
Убивал? Сам горел? Я про это забыл.
Да и помнить, друзья, не старался.
А очередь все растет, сказала Спекулянтка. Чем только все это кончится?
А ничем, сказал Участковый. Вот пойду, свистну, и все разойдутся. Вряд ли,
сказал Балда. Тут затевается что-то серьезное. Я пойду с тобой, сказала
Девица Учителю. Почему, спросил Учитель. Болтун молод, я стар. Ты тоже
когда-то был молод, сказала Девица. Я тебя люблю именно таким, человек из
прошлого. И они ушли.
Расскажи мне что-нибудь о прошлом, сказала Девица. Ладно, сказал
Учитель. Я тебе расскажу.
ЛЕГЕНДУ О СЕБЕ
Выпускникам Школы зачитали приказ о присвоении офицерских званий. Самых
маленьких, разумеется. Лиха беда -- начало, сказал Мерин. Каких-нибудь сорок
или пятьдесят лет, и мы уже генералы. Если, конечно, будем хорошо себя
вести, и не получим взыскания за заправку коек. Сейчас война, сказал Лопух,
и звания присваивают быстрее. Один парень из нашей школы всего на три года
старше нас, а уже полковник. Этот твой парень, сказал Учитель,
образцово-показательный. И все-таки быстрее, сказал Лопух. Если, конечно, не
сшибут. Сшибут -- прямо в рай, сказал Мерин. Приказ вышел,
летчиков-штурмовиков независимо от заслуг и грехов еще при жизни зачисляют в
святые тоже с самым маленьким званием, сказал Интеллигент. Так что все
придется начинать сначала. Зато там политподготовки не будет, сказал Мерин.
Будет, сказал Учитель. Политподготовка теперь везде есть. По нашему примеру.
Хороший пример заразителен. Прекратите трепотню, сказал Уклонист. Не
забывайте, что стукачам тоже присваивают офицерские звания.
Выдали обмундирование. Хотя солдатское и хлопчатобумажное, но все-таки
новое. И кирзовые сапоги. И ребята первым делом заузили голенища сапог,
подшили необъятную мотню солдатских штанов, шитых с расчетом на то, чтобы их
смог носить любой гражданин Ибанска, и укоротили гимнастерки. Вот теперь мы
похожи на настоящих офицеров, сказал Учитель, надрываясь от хохота.
Прямо-таки гусары! В цирке выступать можно. И грима не нужно. Выдали
пистолеты. И зарплату. Такую же мизерную, как звание. Но это была первая
зарплата в жизни. И ребятам она показалась даром небес. Они никогда еще не
держали в руках такую кучу денег, на которые можно было купить целый литр
вонючей самогонки. Как только их распустили, они разбрелись по своим
заветным уголкам пропивать эти нежданные денежки, с которыми в общем-то и
делать больше ничего другого было нечего. Ушли на глазах дневальных,
дежурных и старшин. Законно. В зауженных кирзовых сапогах, укороченных
гимнастерках, с птичками на левом рукаве, с брезентовыми кобурами, в которых
болтались увесистые настоящие пистолеты и запасные обоймы.
Вскоре в поселке началась стрельба. На нее не обращали особого
внимания. Все знали, что в Авиационной Школе выпуск. Знали также, что из
этих настоящих пистолетов даже в трезвом виде даже с трех шагов невозможно
попасть даже в начальника продовольственного снабжения гарнизона. Дежурный
по гарнизону предупредил патрули сегодня не придираться к летчикам во
избежание таких трагикомических последствий, какие имели место в прошлый
раз. Тогда подвыпивший пилотяга обезоружил трех патрульных, раздел их
донага, загнал в сарай, а обмундирование унес и пропил. Стреляют, стервецы,
сказал Начальник Школы. Шестьдесят пять... Шестьдесят шесть... Пока все
патроны не расстреляют, не кончат. Шестьдесят семь...
Под утро все новоиспеченные офицеры ВВС частично своим собственным
ходом, частично с помощью товарищей и аборигенов вернулись в казарму в
целости и сохранности, если не считать того, что Лопух в темноте потерял
шинель, а УКЛОНИСТ принес огромный фонарь под левым глазом. Ого, сказал
Мерин, можно подумать, что ты попытался изнасиловать молотобойца.
Вот и пойми их, говорил Уклонист по дороге на аэродром. Сама зазвала.
Сама выпивку устроила. Представь себе, денег за водку не взяла. Даже
обиделась. Сама свет потушила. Разделась. В кровать легла. И меня затащила.
А когда я сделал было попытку, заявила, что она честная, и залепила мне
прямо в глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
сам в свое время не раз удивлялся, почему так ужасающе точно сбываются
прогнозы Шизофреника. А теперь вдруг все забыто... Но деятельность таких
людей, говорит Мазила, как Правдец, Двурушник, Певец, твой Крикун. Кого ты
еще называл? Учитель... Я... Меня можно причислить к этой категории?... Она
бесперспективна, говорит Болтун. Слишком вязкая социальная среда. Их
деятельность имеет тот же эффект, что бросание горошин в океан мазута. А
накопление таких индивидов приводит лишь к образованию сред, живущих по
законам целого, т.е. новых лужиц мазута. Как можно жить с такими
настроениями, говорит Мазила. Надо же что-то делать! Мы и делаем, говорит
Болтун. Ты лепишь Заибана. А я... Я оправдываю твои действия. Мы вместе
замазываем щелочки в возможном выходе из тупика. В этом и состоит
обязанность муравья-Мазилы и муравья-Болтуна в этом прекрасном,
благоустроенном, мудром и т.п. Муравейнике. А полеты в Космос, спросил
Мазила. Они выполняют ту же роль. Когда муравьи перетаскивают муравейник на
новое место, они точно воспроизводят свою прежнюю социальную структуру. Не
могу в это поверить, говорит Мазила. Выход где-то есть! Должен быть! Нет,
говорит Болтун. Но почему, почему, говорит Мазила. Не хочу повторяться,
говорит Болтун. Если хочешь -- скажу в двух словах. Потому, что Ибанск и
есть выход из всех затруднений прошлой истории человечества. Результат
поисков выхода, во всяком случае.
ПРАЗДНИК
На вечер по поводу освобождения Хмыря пришел Балда с Девицей,
Участковый со Спекулянткой, Лапоть с Учителем. Говорили, пили, ели. В
заключенье песни пели. Потом попросили Учителя, чтобы он спел что-нибудь про
войну.
Я гитару беру. Задеваю струну.
Спеть? Хотите? Спою -- не скучайте.
А про что же вам спеть? Скажут, спой про войну.
Про войну?! Хорошо. Получайте.
Помню, словно вчера. Хочешь нет, хочешь верь.
Нас бабенки к себе заманили.
И какой-то бурдой... тьфу... мутит и теперь...
Одного на тот свет упоили.
Как-то раз со стрелком до того надрались,
Что проспаться к утру не успели.
До машины ползком на бровях добрались.
На задание... в тыл!... улетели.
А однажды из БЭ полетели мы в ЦЫ.
Парашют мой ребята пропили.
Чтобы я не заметил, чехол, стервецы,
Грязным вшивым тряпьем понабили.
Ты ж хотел про войну! Ты ж в сражениях был!
Ты ж врагов убивал! Сам сбивался!
Убивал? Сам горел? Я про это забыл.
Да и помнить, друзья, не старался.
А очередь все растет, сказала Спекулянтка. Чем только все это кончится?
А ничем, сказал Участковый. Вот пойду, свистну, и все разойдутся. Вряд ли,
сказал Балда. Тут затевается что-то серьезное. Я пойду с тобой, сказала
Девица Учителю. Почему, спросил Учитель. Болтун молод, я стар. Ты тоже
когда-то был молод, сказала Девица. Я тебя люблю именно таким, человек из
прошлого. И они ушли.
Расскажи мне что-нибудь о прошлом, сказала Девица. Ладно, сказал
Учитель. Я тебе расскажу.
ЛЕГЕНДУ О СЕБЕ
Выпускникам Школы зачитали приказ о присвоении офицерских званий. Самых
маленьких, разумеется. Лиха беда -- начало, сказал Мерин. Каких-нибудь сорок
или пятьдесят лет, и мы уже генералы. Если, конечно, будем хорошо себя
вести, и не получим взыскания за заправку коек. Сейчас война, сказал Лопух,
и звания присваивают быстрее. Один парень из нашей школы всего на три года
старше нас, а уже полковник. Этот твой парень, сказал Учитель,
образцово-показательный. И все-таки быстрее, сказал Лопух. Если, конечно, не
сшибут. Сшибут -- прямо в рай, сказал Мерин. Приказ вышел,
летчиков-штурмовиков независимо от заслуг и грехов еще при жизни зачисляют в
святые тоже с самым маленьким званием, сказал Интеллигент. Так что все
придется начинать сначала. Зато там политподготовки не будет, сказал Мерин.
Будет, сказал Учитель. Политподготовка теперь везде есть. По нашему примеру.
Хороший пример заразителен. Прекратите трепотню, сказал Уклонист. Не
забывайте, что стукачам тоже присваивают офицерские звания.
Выдали обмундирование. Хотя солдатское и хлопчатобумажное, но все-таки
новое. И кирзовые сапоги. И ребята первым делом заузили голенища сапог,
подшили необъятную мотню солдатских штанов, шитых с расчетом на то, чтобы их
смог носить любой гражданин Ибанска, и укоротили гимнастерки. Вот теперь мы
похожи на настоящих офицеров, сказал Учитель, надрываясь от хохота.
Прямо-таки гусары! В цирке выступать можно. И грима не нужно. Выдали
пистолеты. И зарплату. Такую же мизерную, как звание. Но это была первая
зарплата в жизни. И ребятам она показалась даром небес. Они никогда еще не
держали в руках такую кучу денег, на которые можно было купить целый литр
вонючей самогонки. Как только их распустили, они разбрелись по своим
заветным уголкам пропивать эти нежданные денежки, с которыми в общем-то и
делать больше ничего другого было нечего. Ушли на глазах дневальных,
дежурных и старшин. Законно. В зауженных кирзовых сапогах, укороченных
гимнастерках, с птичками на левом рукаве, с брезентовыми кобурами, в которых
болтались увесистые настоящие пистолеты и запасные обоймы.
Вскоре в поселке началась стрельба. На нее не обращали особого
внимания. Все знали, что в Авиационной Школе выпуск. Знали также, что из
этих настоящих пистолетов даже в трезвом виде даже с трех шагов невозможно
попасть даже в начальника продовольственного снабжения гарнизона. Дежурный
по гарнизону предупредил патрули сегодня не придираться к летчикам во
избежание таких трагикомических последствий, какие имели место в прошлый
раз. Тогда подвыпивший пилотяга обезоружил трех патрульных, раздел их
донага, загнал в сарай, а обмундирование унес и пропил. Стреляют, стервецы,
сказал Начальник Школы. Шестьдесят пять... Шестьдесят шесть... Пока все
патроны не расстреляют, не кончат. Шестьдесят семь...
Под утро все новоиспеченные офицеры ВВС частично своим собственным
ходом, частично с помощью товарищей и аборигенов вернулись в казарму в
целости и сохранности, если не считать того, что Лопух в темноте потерял
шинель, а УКЛОНИСТ принес огромный фонарь под левым глазом. Ого, сказал
Мерин, можно подумать, что ты попытался изнасиловать молотобойца.
Вот и пойми их, говорил Уклонист по дороге на аэродром. Сама зазвала.
Сама выпивку устроила. Представь себе, денег за водку не взяла. Даже
обиделась. Сама свет потушила. Разделась. В кровать легла. И меня затащила.
А когда я сделал было попытку, заявила, что она честная, и залепила мне
прямо в глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119