Умейма попыталась встать, и Адхам помог ей подняться, но, увидев, что она готова кинуться на тело сына, удержал ее. Подчинившись его воле, Умейма скорбно вздохнула, вцепилась себе в волосы и стала вырывать их прядь за прядью. Адхам не остановил ее и лишь заметил:
– Делай что хочешь, только молча. Умейма тихо причитала:
– Сыночек… Сыночек…
– Это только его труп… У нас нет больше сына… А вот его убийца! Если хочешь, убей его!– сказал Адхам.
Ударив себя по щекам, Умейма прохрипела, обращаясь к Кадри:
– Ты хуже дикого зверя!
Кадри молча опустил голову, а Адхам с яростью произнес:
– Этого нельзя простить! Убийца не может оставаться в живых! Справедливость требует отмщения!
– Вчера еще у нас была светлая надежда,– рыдала Умейма.– Мы говорили ему: «Иди!» А он отказался. Почему он не ушел?! Если бы он не был таким благородным, добрым, милосердным, он бы ушел и остался жив. Где же возмездие? Как ты смог, жестокосердый? Ты не сын мне больше, а я тебе не мать!
Кадри снова промолчал, но про себя подумал: «Я убил его один раз, а он убивает меня каждую секунду. Я уже мертв. Кто сказал, что я живой?»
– Что мне сделать с тобой? – сурово спросил его Адхам.
– Ты же сказал, что я не должен жить,– спокойно ответил Кадри.
– Как тебе пришло в голову убить его? – тихо спросила Умейма.
– Что толку причитать? Я готов понести любую кару. Мне легче умереть, чем выносить такие страдания! – в отчаянии воскликнул Кадри.
– Но ты и нашу жизнь сделал хуже смерти,– зло проговорил Адхам.
Умейма не переставала бить себя по щекам и тяжело вздыхать.
– Я не хочу так жить! Лучше похороните меня вместе с сыном. Почему ты не даешь мне оплакать его? – причитала она.
– Я опасаюсь не за твое горло,– ответил ей Адхам,– я боюсь, как бы нас не услышал сатана!
– А хоть бы и услышал! – воскликнул Кадри.– Мне все безразлично!
Вдруг снаружи послышался голос Идриса:
– Брат мой, Адхам, иди сюда, несчастный! Все оцепенели. Но Адхам крикнул в ответ:
– Иди к себе! Не смей ко мне приставать! А Идрис продолжал:
– Зло убивает зло. Ваше горе избавило вас от моего гнева. Забудем наши распри. Мы оба страдаем. Ты потерял дорогого сына, а я – единственную дочь. Дети были нашим утешением в изгнании, но их не стало. Иди сюда, бедняга, давай пожалеем друг друга.
Итак, значит, тайна раскрыта. Но каким образом? Только сейчас Умейма испугалась за Кадри.
– Твое злоречие,– проговорил Адхам,– не задевает меня. Что оно в сравнении с моими страданиями!
– Злоречие? – укоряюще сказал Идрис.– Ты ведь не знаешь, как я плакал, когда увидел тебя извлекающим тело сына из ямы, которую вырыл Кадри.
– Проклятый шпион! – вскипел Адхам.
– Я плакал не только об убитом, но и об убийце. Я сказал себе: «Бедный Адхам! В одну ночь он потерял двух сыновей».
Тут Умейма заголосила, уже не обращая ни на кого внимания, а Кадри бросился к выходу. Адхам поспешил за ним.
– Я не хочу терять обоих! – стенала Умейма.
Кадри кинулся было на Идриса, но Адхам оттолкнул его, а сам встал перед Идрисом и с вызовом сказал:
– Предупреждаю, не вмешивайся в наши дела!
– Глупец! – спокойно произнес Идрис.– Ты не понимаешь, кто твой друг, а кто – враг. Ты готов драться с собственным братом, чтобы защитить убийцу твоего сына.
– Уходи прочь!..
– Ну что же, прими мои соболезнования и до скорой встречи,– проговорил, хихикнув, Идрис и скрылся в темноте…
Адхам повернулся к Кадри, но того уже не было. Он увидел лишь Умейму, которая стояла рядом с ним и спрашивала, куда делся Кадри. Адхам, вглядываясь в окружающий мрак, громко позвал:
– Кадри, Кадри, где ты?!
Ему, как эхо, вторил голос Идриса: «Кадри! Кадри! Где ты?..»
23.
Хумама похоронили на кладбище в Баб ан-Наср. На похороны пришло много народу – все, кто знал Адхама, такие же торговцы, как он сам, а также его постоянные покупатели, уважавшие Адхама за мягкий нрав и вежливое обращение. Идрис не только явился без приглашения на похороны и шагал вместе со всеми в похоронной процессии, но и после погребения стоял со скорбным видом, принимал соболезнования в качестве дяди умершего. Адхам негодовал, глядя на него, но молча терпел его присутствие. В похоронах участвовали и футуввы, и люди, занимавшиеся сомнительными делами: жулики, воры, разбойники. Когда тело опускали в могилу, Идрис, стоявший рядом с Адхамом, говорил ему слова утешения, а Адхам скрепя сердце молча стискивал зубы, и только слезы градом катились из глаз его. Умейма била себя по щекам, голосила, каталась по земле. Когда все наконец разошлись, Адхам, обращаясь к Идрису, спросил:
– Существует ли предел твоей жестокости?!
– О чем ты говоришь, мой бедный брат? – притворно удивился Идрис.
– Я не знал, что ты так жестокосерден, хотя всегда плохо думал о тебе. Ведь смерть – конец всему. Над чем же злорадствовать?
– В горе ты утратил свою обычную вежливость, но я прощаю тебя,– проговорил Идрис, ударяя ладонью о ладонь и выражая этим жестом отчаяние от того, что чувства его истолкованы столь неверно.
– Когда же ты наконец поймешь, что нас уже давно ничто не связывает? Помилуй Бог, разве ты мне не брат?! Эти узы нельзя расторгнуть!
– Идрис! Неужели тебе мало того, что ты со мной сделал?
– Твое горе – причина твоей грубости! Но мы оба несчастны. Ты потерял Хумама и Кадри, а я – Хинд. У великого Габалауи остались лишь внук– убийца и внучка-распутница. И все же тебе легче, ведь у тебя есть еще дети, они заменят тебе ушедших.
– Неужели ты завидуешь мне? – печально спросил Адхам.
– Идрис завидует Адхаму?! – удивился Идрис. Если не понесешь ты кары, равной твоим злодеяниям, мир рухнет!
– Рухнет, непременно рухнет…
И потянулись дни, полные уныния и печали. Скорбь подорвала здоровье Умеймы, она сильно исхудала. За несколько лет Адхам, казалось, состарился больше, чем за всю долгую жизнь. Оба страдали от физического недуга и душевных мук. И вот настал день, когда болезнь окончательно взяла верх. Супруги уже не могли подняться с постели. Умейма с младшими детьми оставалась во внутренней комнате, Адхам – в комнате старших сыновей. Проходил день, наступала ночь, но они не зажигали лампы. Адхам довольствовался светом луны, проникавшим в комнату через дверь. Он то дремал, то пробуждался, находясь все время на грани между бодрствованием и забытьём… Как-то до него донесся насмешливый голос Идриса:
– Не нуждаешься ли ты в помощи?
Сердце у Адхама сжалось, но он ничего не ответил. Он ненавидел часы, когда Идрис выходил на свою вечернюю прогулку.
– Люди! Будьте свидетелями моей доброты и его невежливости! – выкрикнул на прощание Идрис, после чего удалился, напевая:
Втроем отправились мы на охоту в горы, Один пал жертвой страсти, второго сгубили друзья…
…Глаза Адхама наполнились слезами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
– Делай что хочешь, только молча. Умейма тихо причитала:
– Сыночек… Сыночек…
– Это только его труп… У нас нет больше сына… А вот его убийца! Если хочешь, убей его!– сказал Адхам.
Ударив себя по щекам, Умейма прохрипела, обращаясь к Кадри:
– Ты хуже дикого зверя!
Кадри молча опустил голову, а Адхам с яростью произнес:
– Этого нельзя простить! Убийца не может оставаться в живых! Справедливость требует отмщения!
– Вчера еще у нас была светлая надежда,– рыдала Умейма.– Мы говорили ему: «Иди!» А он отказался. Почему он не ушел?! Если бы он не был таким благородным, добрым, милосердным, он бы ушел и остался жив. Где же возмездие? Как ты смог, жестокосердый? Ты не сын мне больше, а я тебе не мать!
Кадри снова промолчал, но про себя подумал: «Я убил его один раз, а он убивает меня каждую секунду. Я уже мертв. Кто сказал, что я живой?»
– Что мне сделать с тобой? – сурово спросил его Адхам.
– Ты же сказал, что я не должен жить,– спокойно ответил Кадри.
– Как тебе пришло в голову убить его? – тихо спросила Умейма.
– Что толку причитать? Я готов понести любую кару. Мне легче умереть, чем выносить такие страдания! – в отчаянии воскликнул Кадри.
– Но ты и нашу жизнь сделал хуже смерти,– зло проговорил Адхам.
Умейма не переставала бить себя по щекам и тяжело вздыхать.
– Я не хочу так жить! Лучше похороните меня вместе с сыном. Почему ты не даешь мне оплакать его? – причитала она.
– Я опасаюсь не за твое горло,– ответил ей Адхам,– я боюсь, как бы нас не услышал сатана!
– А хоть бы и услышал! – воскликнул Кадри.– Мне все безразлично!
Вдруг снаружи послышался голос Идриса:
– Брат мой, Адхам, иди сюда, несчастный! Все оцепенели. Но Адхам крикнул в ответ:
– Иди к себе! Не смей ко мне приставать! А Идрис продолжал:
– Зло убивает зло. Ваше горе избавило вас от моего гнева. Забудем наши распри. Мы оба страдаем. Ты потерял дорогого сына, а я – единственную дочь. Дети были нашим утешением в изгнании, но их не стало. Иди сюда, бедняга, давай пожалеем друг друга.
Итак, значит, тайна раскрыта. Но каким образом? Только сейчас Умейма испугалась за Кадри.
– Твое злоречие,– проговорил Адхам,– не задевает меня. Что оно в сравнении с моими страданиями!
– Злоречие? – укоряюще сказал Идрис.– Ты ведь не знаешь, как я плакал, когда увидел тебя извлекающим тело сына из ямы, которую вырыл Кадри.
– Проклятый шпион! – вскипел Адхам.
– Я плакал не только об убитом, но и об убийце. Я сказал себе: «Бедный Адхам! В одну ночь он потерял двух сыновей».
Тут Умейма заголосила, уже не обращая ни на кого внимания, а Кадри бросился к выходу. Адхам поспешил за ним.
– Я не хочу терять обоих! – стенала Умейма.
Кадри кинулся было на Идриса, но Адхам оттолкнул его, а сам встал перед Идрисом и с вызовом сказал:
– Предупреждаю, не вмешивайся в наши дела!
– Глупец! – спокойно произнес Идрис.– Ты не понимаешь, кто твой друг, а кто – враг. Ты готов драться с собственным братом, чтобы защитить убийцу твоего сына.
– Уходи прочь!..
– Ну что же, прими мои соболезнования и до скорой встречи,– проговорил, хихикнув, Идрис и скрылся в темноте…
Адхам повернулся к Кадри, но того уже не было. Он увидел лишь Умейму, которая стояла рядом с ним и спрашивала, куда делся Кадри. Адхам, вглядываясь в окружающий мрак, громко позвал:
– Кадри, Кадри, где ты?!
Ему, как эхо, вторил голос Идриса: «Кадри! Кадри! Где ты?..»
23.
Хумама похоронили на кладбище в Баб ан-Наср. На похороны пришло много народу – все, кто знал Адхама, такие же торговцы, как он сам, а также его постоянные покупатели, уважавшие Адхама за мягкий нрав и вежливое обращение. Идрис не только явился без приглашения на похороны и шагал вместе со всеми в похоронной процессии, но и после погребения стоял со скорбным видом, принимал соболезнования в качестве дяди умершего. Адхам негодовал, глядя на него, но молча терпел его присутствие. В похоронах участвовали и футуввы, и люди, занимавшиеся сомнительными делами: жулики, воры, разбойники. Когда тело опускали в могилу, Идрис, стоявший рядом с Адхамом, говорил ему слова утешения, а Адхам скрепя сердце молча стискивал зубы, и только слезы градом катились из глаз его. Умейма била себя по щекам, голосила, каталась по земле. Когда все наконец разошлись, Адхам, обращаясь к Идрису, спросил:
– Существует ли предел твоей жестокости?!
– О чем ты говоришь, мой бедный брат? – притворно удивился Идрис.
– Я не знал, что ты так жестокосерден, хотя всегда плохо думал о тебе. Ведь смерть – конец всему. Над чем же злорадствовать?
– В горе ты утратил свою обычную вежливость, но я прощаю тебя,– проговорил Идрис, ударяя ладонью о ладонь и выражая этим жестом отчаяние от того, что чувства его истолкованы столь неверно.
– Когда же ты наконец поймешь, что нас уже давно ничто не связывает? Помилуй Бог, разве ты мне не брат?! Эти узы нельзя расторгнуть!
– Идрис! Неужели тебе мало того, что ты со мной сделал?
– Твое горе – причина твоей грубости! Но мы оба несчастны. Ты потерял Хумама и Кадри, а я – Хинд. У великого Габалауи остались лишь внук– убийца и внучка-распутница. И все же тебе легче, ведь у тебя есть еще дети, они заменят тебе ушедших.
– Неужели ты завидуешь мне? – печально спросил Адхам.
– Идрис завидует Адхаму?! – удивился Идрис. Если не понесешь ты кары, равной твоим злодеяниям, мир рухнет!
– Рухнет, непременно рухнет…
И потянулись дни, полные уныния и печали. Скорбь подорвала здоровье Умеймы, она сильно исхудала. За несколько лет Адхам, казалось, состарился больше, чем за всю долгую жизнь. Оба страдали от физического недуга и душевных мук. И вот настал день, когда болезнь окончательно взяла верх. Супруги уже не могли подняться с постели. Умейма с младшими детьми оставалась во внутренней комнате, Адхам – в комнате старших сыновей. Проходил день, наступала ночь, но они не зажигали лампы. Адхам довольствовался светом луны, проникавшим в комнату через дверь. Он то дремал, то пробуждался, находясь все время на грани между бодрствованием и забытьём… Как-то до него донесся насмешливый голос Идриса:
– Не нуждаешься ли ты в помощи?
Сердце у Адхама сжалось, но он ничего не ответил. Он ненавидел часы, когда Идрис выходил на свою вечернюю прогулку.
– Люди! Будьте свидетелями моей доброты и его невежливости! – выкрикнул на прощание Идрис, после чего удалился, напевая:
Втроем отправились мы на охоту в горы, Один пал жертвой страсти, второго сгубили друзья…
…Глаза Адхама наполнились слезами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119