Взгляните на его труп!
Неожиданная смерть Лахиты произвела огромное впечатление на сражающихся противников: воля одних укрепилась, воля других ocлабела. Надежда и отчаяние столкнулись в решающей охватке. Хасан встал рядом с Каеемом и, нанося удары, ни разу не промахнулся. Сражающиеся то нападали, то отступали, дубинки то взмывали вверх, то обрушивались на головы противника. Пыль вздымалась, разлетаясь во все стороны, и оседала, окутывая дерущихся кровавой пеленой. Глотки исторгали крики и проклятия, вздохи и угрозы. То тут, то там человек, покачнувшись, падал наземь или вдруг поворачивался и бросался бежать. Тела раненых и убитых усеяли землю, и кровь сверкала под лучами солнца. Касем, улучив момент, оглянулся в сторону обрыва и увидел, что Садек и другие мужчины целыми корзинами кидают вниз камни. По их нахмуренным лицам он понял, что опасность там еще больше возросла. Женщины, в том числе и его жена, кричали и звали на помощь. Он увидел также, что люди Садека берут в руки дубинки, готовясь встретить тех, кому удастся, несмотря на град камней, достичь вершины горы. Касем понял серьезность положения и, сразу приняв решение, подбежал к трупу Лахиты, от которого его оттеснила схватка. Он позвал Садека, и они вместе подтащили труп футуввы к обрыву и сбросили вниз. Труп покатился по склону, пока не оказался под ногами поднимавшихся людей. Среди них произошло замешательство, и послышался гневный голос Хаджаджа:
– Вверх! Вперед! Отомстим преступникам!
Касем с издевкой в голосе и с удивительным самообладанием крикнул:
– Да-да! Вперед! Вот труп вашего футуввы. А за моей спиной трупы других ваших мужчин. Поднимайтесь, мы вас ждем!
И он указал на мужчин и женщин, стоявших рядом с ним, которые после этих слов снова осыпали поднимающихся на вершину скалы градом камней. Шедшие впереди стали пятиться назад, несмотря на приказы Хаджаджа и Гулты. До Касема донесся ропот протеста и недовольства. Он снова крикнул:
– Гулта! Хаджадж! Ну где же вы? Поднимайтесь! Не убегайте!
Гулта, кипя от ненависти, закричал:
– Если вы мужчины, спускайтесь сами! Спускайтесь, вы, бабы!
А Хаджадж, стоявший среди мужчин, которые явно колебались, воскликнул:
– Не будет мне жизни, если я не выпущу из тебя кровь, самый подлый из пастухов!
Касем взял камень и метнул его изо всех сил. Его примеру последовали другие. Внизу началась паника. В этот момент подошел Хасан и, вытирая со лба кровь, сказал:
– Все! Конец! Оставшиеся в живых бежали по южному склону.
– Отправь людей в погоню за ними! – приказал Касем.
– Да у тебя и рот, и подбородок в крови! – заметил Садек Xасану.
Хасан утерся тыльной стороной ладони и увидел на руке кровь. Он печально проговорил:
– Среди наших людей восемь убитых и много тяжело раненных, они не могут сами двигаться.
Он посмотрел вниз, на тропу, по которой бежали в панике враги, осыпаемые камнями, а Садек сказал:
– Если бы им удалось добраться до вершины, здесь некому было бы их встретить.
Затем он вытер кровь с лица Касема и добавил:
– Нас спас твой ум!
Касем приказал двум мужчинам оставаться у начала спуска и охранять его, а остальных послал вдогонку убегавшим.
Вместе с Садеком и Хасаном, тяжело ступая, они направились к площадке между хижинами, с которой уже убрали трупы убитых. Да, это была жестокая битва! Из его друзей погибло восемь человек, а враги потеряли десять, не считая Лахиты. Но и из оставшихся в живых не было ни одного, который не получил бы либо раны, либо перелома. Вернувшись в свои жилища, пострадавшие отдались заботам женщин, а из домов убитых доносился плач.
Прибежала запыхавшаяся Бадрийя и пригласила друзей мужа в дом, чтобы обмыть и перевязать их раны. Вслед за ней пришла Сакина с Ихсан на руках. Малютка громко плакала.
Солнце нещадно палило. Коршуны и вороны кружили над полем битвы. В воздухе стоял запах пыли и крови. Ихсан плакала не переставая, но никто не пытался успокоить ее. Даже могучий Хасан едва держался на ногах. Садек печально произнес:
– Да упокоит Аллах души погибших!
– Да будет милостив Аллах и к мертвым, и к живым, проговорил вслед за ним Касем.
Неожиданно Хасан почувствовал прилив радости и воскликнул:
– Очень скоро мы добьемся полной победы, и на нашей улице окончится время крови и насилия.
– Мы положим конец насилию и кровопролитию! – уверенно подтвердил Касем.
88.
Никогда ранее не переживала улица столь ужасных дней. Мужчины, вернувшиеся после сражения на горе, ходили, храня скорбное молчание, поникшие, усталые, опустив глаза в землю, словно веки у них были налиты свинцом. Весть о поражении опередила их, и в час их возвращения дома уже сотрясались от плача, рыдающие женщины в отчаянии били себя по щекам. Узнали о поражении и жители других улиц и переулков. Об улице Габалауи, которой раньше все завидовали, стали говорить со злорадством. Квартал бродяг, покинутый его жителями, совсем опустел. Боясь возмездия, люди бросили свои дома и лавки. И никто не сомневался, что все они присоединятся к Касему, умножив собой численность и мощь его войска. Улица оделась в траур, окуталась печалью, но души жителей пылали злобой и жаждой мести. Обитатели квартала Габаль после смерти Лахиты заволновались, кто же теперь будет главным футуввой. Вопрос этот тревожил и жителей квартала Рифаа. Взаимные подозрения клубились, как пыль, поднятая бурей. Управляющий Рифат, боясь смуты, призвал к себе Хаджаджа и Гулту. Футуввы явились вместе с самыми надежными своими людьми. Люди Гулты встали в одном углу залы, а люди Хаджаджа – в другом, разделенные стеной недоверия.
Рифат понял, в чем дело, и еще больше встревожился.
– Вы знаете,– начал он свою речь,– какая с нами приключилась беда. Но ведь мы живы, нас еще много, мы сильны и можем добиться победы, если сохраним единство наших рядов. В противном случае всех нас ждет одинаковый конец.
– Последний удар нанесем мы,– заявил один мужчина из квартала Габаль.– С любой бедой можно справиться.
Если бы они не засели на горе, мы истребили бы их всех до последнего, – заметил Хаджадж.
– Лахита вступил в бой после тяжелого, изнурительного подъема на гору, которого не вынес бы и верблюд,– проговорил еще кто-то.
– Поговорим лучше о том, как нам укрепить единство,– предложил управляющий.
– По милости Аллаха все мы – братья и таковыми останемся, сказал Гулта, но Рифат возразил:
– Это только слова. А то, как вы пришли и выстроились здесь друг против друга, говорит о недоверии, разделяющем вас.
– Все горим желанием отомстить! – воскликнул Хаджадж. Управляющий, обводя взглядом их мрачные лица, сказал:
– Будьте откровенны. Вы одним глазом смотрите друг на друга, а другим – на не занятое после смерти Лахиты место главного футуввы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Неожиданная смерть Лахиты произвела огромное впечатление на сражающихся противников: воля одних укрепилась, воля других ocлабела. Надежда и отчаяние столкнулись в решающей охватке. Хасан встал рядом с Каеемом и, нанося удары, ни разу не промахнулся. Сражающиеся то нападали, то отступали, дубинки то взмывали вверх, то обрушивались на головы противника. Пыль вздымалась, разлетаясь во все стороны, и оседала, окутывая дерущихся кровавой пеленой. Глотки исторгали крики и проклятия, вздохи и угрозы. То тут, то там человек, покачнувшись, падал наземь или вдруг поворачивался и бросался бежать. Тела раненых и убитых усеяли землю, и кровь сверкала под лучами солнца. Касем, улучив момент, оглянулся в сторону обрыва и увидел, что Садек и другие мужчины целыми корзинами кидают вниз камни. По их нахмуренным лицам он понял, что опасность там еще больше возросла. Женщины, в том числе и его жена, кричали и звали на помощь. Он увидел также, что люди Садека берут в руки дубинки, готовясь встретить тех, кому удастся, несмотря на град камней, достичь вершины горы. Касем понял серьезность положения и, сразу приняв решение, подбежал к трупу Лахиты, от которого его оттеснила схватка. Он позвал Садека, и они вместе подтащили труп футуввы к обрыву и сбросили вниз. Труп покатился по склону, пока не оказался под ногами поднимавшихся людей. Среди них произошло замешательство, и послышался гневный голос Хаджаджа:
– Вверх! Вперед! Отомстим преступникам!
Касем с издевкой в голосе и с удивительным самообладанием крикнул:
– Да-да! Вперед! Вот труп вашего футуввы. А за моей спиной трупы других ваших мужчин. Поднимайтесь, мы вас ждем!
И он указал на мужчин и женщин, стоявших рядом с ним, которые после этих слов снова осыпали поднимающихся на вершину скалы градом камней. Шедшие впереди стали пятиться назад, несмотря на приказы Хаджаджа и Гулты. До Касема донесся ропот протеста и недовольства. Он снова крикнул:
– Гулта! Хаджадж! Ну где же вы? Поднимайтесь! Не убегайте!
Гулта, кипя от ненависти, закричал:
– Если вы мужчины, спускайтесь сами! Спускайтесь, вы, бабы!
А Хаджадж, стоявший среди мужчин, которые явно колебались, воскликнул:
– Не будет мне жизни, если я не выпущу из тебя кровь, самый подлый из пастухов!
Касем взял камень и метнул его изо всех сил. Его примеру последовали другие. Внизу началась паника. В этот момент подошел Хасан и, вытирая со лба кровь, сказал:
– Все! Конец! Оставшиеся в живых бежали по южному склону.
– Отправь людей в погоню за ними! – приказал Касем.
– Да у тебя и рот, и подбородок в крови! – заметил Садек Xасану.
Хасан утерся тыльной стороной ладони и увидел на руке кровь. Он печально проговорил:
– Среди наших людей восемь убитых и много тяжело раненных, они не могут сами двигаться.
Он посмотрел вниз, на тропу, по которой бежали в панике враги, осыпаемые камнями, а Садек сказал:
– Если бы им удалось добраться до вершины, здесь некому было бы их встретить.
Затем он вытер кровь с лица Касема и добавил:
– Нас спас твой ум!
Касем приказал двум мужчинам оставаться у начала спуска и охранять его, а остальных послал вдогонку убегавшим.
Вместе с Садеком и Хасаном, тяжело ступая, они направились к площадке между хижинами, с которой уже убрали трупы убитых. Да, это была жестокая битва! Из его друзей погибло восемь человек, а враги потеряли десять, не считая Лахиты. Но и из оставшихся в живых не было ни одного, который не получил бы либо раны, либо перелома. Вернувшись в свои жилища, пострадавшие отдались заботам женщин, а из домов убитых доносился плач.
Прибежала запыхавшаяся Бадрийя и пригласила друзей мужа в дом, чтобы обмыть и перевязать их раны. Вслед за ней пришла Сакина с Ихсан на руках. Малютка громко плакала.
Солнце нещадно палило. Коршуны и вороны кружили над полем битвы. В воздухе стоял запах пыли и крови. Ихсан плакала не переставая, но никто не пытался успокоить ее. Даже могучий Хасан едва держался на ногах. Садек печально произнес:
– Да упокоит Аллах души погибших!
– Да будет милостив Аллах и к мертвым, и к живым, проговорил вслед за ним Касем.
Неожиданно Хасан почувствовал прилив радости и воскликнул:
– Очень скоро мы добьемся полной победы, и на нашей улице окончится время крови и насилия.
– Мы положим конец насилию и кровопролитию! – уверенно подтвердил Касем.
88.
Никогда ранее не переживала улица столь ужасных дней. Мужчины, вернувшиеся после сражения на горе, ходили, храня скорбное молчание, поникшие, усталые, опустив глаза в землю, словно веки у них были налиты свинцом. Весть о поражении опередила их, и в час их возвращения дома уже сотрясались от плача, рыдающие женщины в отчаянии били себя по щекам. Узнали о поражении и жители других улиц и переулков. Об улице Габалауи, которой раньше все завидовали, стали говорить со злорадством. Квартал бродяг, покинутый его жителями, совсем опустел. Боясь возмездия, люди бросили свои дома и лавки. И никто не сомневался, что все они присоединятся к Касему, умножив собой численность и мощь его войска. Улица оделась в траур, окуталась печалью, но души жителей пылали злобой и жаждой мести. Обитатели квартала Габаль после смерти Лахиты заволновались, кто же теперь будет главным футуввой. Вопрос этот тревожил и жителей квартала Рифаа. Взаимные подозрения клубились, как пыль, поднятая бурей. Управляющий Рифат, боясь смуты, призвал к себе Хаджаджа и Гулту. Футуввы явились вместе с самыми надежными своими людьми. Люди Гулты встали в одном углу залы, а люди Хаджаджа – в другом, разделенные стеной недоверия.
Рифат понял, в чем дело, и еще больше встревожился.
– Вы знаете,– начал он свою речь,– какая с нами приключилась беда. Но ведь мы живы, нас еще много, мы сильны и можем добиться победы, если сохраним единство наших рядов. В противном случае всех нас ждет одинаковый конец.
– Последний удар нанесем мы,– заявил один мужчина из квартала Габаль.– С любой бедой можно справиться.
Если бы они не засели на горе, мы истребили бы их всех до последнего, – заметил Хаджадж.
– Лахита вступил в бой после тяжелого, изнурительного подъема на гору, которого не вынес бы и верблюд,– проговорил еще кто-то.
– Поговорим лучше о том, как нам укрепить единство,– предложил управляющий.
– По милости Аллаха все мы – братья и таковыми останемся, сказал Гулта, но Рифат возразил:
– Это только слова. А то, как вы пришли и выстроились здесь друг против друга, говорит о недоверии, разделяющем вас.
– Все горим желанием отомстить! – воскликнул Хаджадж. Управляющий, обводя взглядом их мрачные лица, сказал:
– Будьте откровенны. Вы одним глазом смотрите друг на друга, а другим – на не занятое после смерти Лахиты место главного футуввы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119