Очертания предметов потихоньку стирались, лица становились неразличимыми, люди превращались в тени. Обе тропинки, ведущие в пустыню со стороны Большого дома, затянула тьма.
Наконец толпа пришла в движение. Люди свернули к Большому дому и оттуда быстрым шагом прошли по всей улице до самой Гамалийи. Затем каждый направился в свой квартал. В этот момент Лахита повелительным тоном крикнул:
– Огня!
Первым свет зажегся в доме Камар, в квартале бродяг, потом засветились фонари на ручных тележках, в кофейнях, пока наконец улица вновь не ожила. Люди осматривали землю вокруг себя. Вдруг кто-то крикнул:
– Вот он, кошелек!
Фангари подбежал к кричавшему, схватил кошелек, быстро пересчитал деньги и, не оборачиваясь, устремился к Гамалийе, провожаемый смехом и криками. Тогда все повернулись к Касему, стали хвалить и поздравлять его, обсуждая его выдумку. Он оказался в центре внимания. Похвалы сыпались на него, как розы. А когда Касем со своими друзьями Хасаном и Садеком пришли в кофейню, футувва Саварис встретил их приветливой улыбкой и сказал:
– Кальян за мой счет!
67.
С порозовевшим от смущения лицом, с блестящими глазами и с бьющимся сердцем вошел Касем на следующее утро во двор дома Камар, чтобы забрать овцу. Повторяя про себя: «Помоги, о Господи!», он стал отвязывать стоявшее под лестницей животное. Тут он услышал скрип открывающейся двери и голос госпожи Камар:
– Доброе утро!
– Да будет оно счастливым для вас, госпожа! – ответил он, вложив в ответ все обуревавшие его чувства.
– Вчера ты сделал для жителей улицы доброе дело.
– Аллах наставил меня! Певучим голосом она произнесла:
– Ты нам доказал, что мудрость надежнее силы.
«А твоя благосклонность дороже мудрости!» – подумал Касем, а вслух сказал:
– Да хранит тебя Аллах!
– Ловко ты управился с жителями улицы, словно с овцами,– пошутила Камар.
– Да сопутствует тебе удача,– пожелала она ему на прощание.
Касем ушел, унося счастье в душе. У каждого дома стадо его пополнялось то овцой, то козой. Люди приветливо здоровались с ним. Даже футуввы, которые обычно не отвечали на его пожелания доброго утра, сегодня смотрели на него не так косо.
Шагая вслед за стадом, Касем обогнул стену Большого дома и вышел в пустыню. Солнце, поднявшееся над горой Мукаттам, встретило его ярким светом.
Утренний ветерок уже нес в себе его горячее дыхание.
У подножия горы он заметил несколько пастухов. Какой-то мужчина в рваной одежде шел, наигрывая на свирели, а в ясном небе парили коршуны. Воздух был чист и благоуханен. Огромная гора, одиноко стоявшая в пустыне, казалась в этот час обителью прекрасных надежд. Окинув пустыню взглядом из края в край, Касем ощутил радость от увиденного и, переполненный счастьем, запел:
О красота! О прелесть! О счастье! Имя твое начертано в моем сердце.
Он переводил глаза со скалы Кадри и Хинд на место, где погибли Хумам и Рифаа, потом на место, где произошла встреча Габалауи с Габалем. Все соединилось здесь – солнце, гора, песок, слава, любовь, смерть. И в его сердце взошла любовь. Но что все это значит? Что было в прошлом и что последует в будущем? Юноша размышлял об улице с ее враждующими кварталами и соперничающими футуввами, с ее преданиями, которые рассказываются в каждой кофейне на свой лад.
Перед полуднем Касем погнал свою отару к рынку Мукаттам, где навестил, как обычно, муаллима Яхью. Старик спросил его:
– Говорят, ты что-то совершил вчера на нашей улице? Стараясь скрыть смущение, Касем отхлебнул глоток чая, а Яхья продолжал:
– Лучше бы ты позволил им подраться, чтобы они перебили друг друга.
Касем, не поднимая глаз, тихо сказал:
– Ты так не думаешь на самом деле?
– Не позволяй людям хвалить себя, не то вызовешь гнев футувв!
– Чем я могу их разгневать?
– А кто мог подумать, что Рифаа будет так вероломно предан? – вздыхая, проговорил старик.
– Разве можно сравнивать великого Рифаа со мной? – удивился Касем.
Когда юноша собрался уходить, муаллим напутствовал его:
– Всегда храни подаренный мной амулет. Вечером, сидя в тени скалы Хинд, Касем услышал голос Сакины, звавшей свою овцу. Он вскочил, обогнул скалу и увидел служанку: она стояла возле овцы, гладя ее шерсть. Поздоровавшись, Сакина сказала:
– Я иду по делу в Даррасу и решила сократить путь, пройдя здесь.
– Но сегодня в пустыне очень жарко!
– Поэтому я и хочу немного отдохнуть в тени скалы,– с улыбкой проговорила Сакина.
Они сели рядышком там, где лежал посох Касема, и Сакина продолжила разговор:
– Вчера, когда ты спас честь улицы, я поняла, что твоя мать молилась за тебя перед смертью.
– А ты не хочешь помолиться за меня? – улыбнулся Касем.
Сакина лукаво подмигнула.
– За таких, как ты, молятся благородные женщины.
– Кому нужен пастух?!
– Пути Господни неисповедимы! А ты сейчас сравнялся с футуввами, не пролив ни капли крови.
– Клянусь, твоя речь слаще меда!
Подняв на юношу свои выцветшие глаза, женщина спросила:
– Хочешь, я укажу тебе путь?
– Да! – взволнованно проговорил Касем.
– Попытай счастья, посватайся к нашей госпоже! Касем не поверил своим ушам.
– О ком ты говоришь, Сакина?
– Не притворяйся, что не знаешь! В нашем квартале только одна госпожа.
– Госпожа Камар?!
– А кто же еще?
Дрожащим голосом Касем проговорил:
– Ее муж был знатным человеком, а я всего лишь пастух.
– Но если судьба улыбнется, ее улыбка осветит все вокруг.
– А ее не разгневает мое сватовство?
Поднимаясь с места, Сакина наставительно проговорила:
– Никто не знает, что обрадует женщину, а что рассердит. Положись на Аллаха! Ну, будь здоров!
Касем поднял голову к небу и зажмурил глаза, как в сладком сне.
68.
Сидя после ужина вокруг еще не убранной таблийи, дядюшка Закария, его жена и сын Хасан в замешательстве смотрели на Касема. Качая головой, Закария говорил:
– Ты плетешь какую-то несусветицу. Я всегда считал тебя человеком умным и достойным, несмотря на бедность. Неужели у тебя помутился рассудок?
Жена Закарии во все глаза разглядывала юношу, любопытствуя узнать, что же произошло.
– Со мной разговаривала ее служанка, и разговор этот подал мне надежду, – объяснил Касем.
– Служанка?! – вырвалось у тетки, которая глазами умоляла Касема продолжать.
Дядюшка растерянно усмехнулся и недоверчиво заметил:
– Быть может, ты ее не так понял?
Касем ровным голосом, скрывавшим волнение, ответил:
– Я понял правильно, дядя! Тут тетка не выдержала:
– Так оно и есть! Если служанка сказала, значит, и госпожа говорила.
– Наш Касем – всем мужчинам мужчина! воскликнул Хасан, гордясь любимым братом.
А Закария, качая головой, бормотал себе иод нос: «Вот тебе и «Горячий батат!»
– Но у тебя нет ни миллима! – обратился он к Касему.
– Но он пасет ее овцу, возразила жена, так что ей должно быть об этом известно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Наконец толпа пришла в движение. Люди свернули к Большому дому и оттуда быстрым шагом прошли по всей улице до самой Гамалийи. Затем каждый направился в свой квартал. В этот момент Лахита повелительным тоном крикнул:
– Огня!
Первым свет зажегся в доме Камар, в квартале бродяг, потом засветились фонари на ручных тележках, в кофейнях, пока наконец улица вновь не ожила. Люди осматривали землю вокруг себя. Вдруг кто-то крикнул:
– Вот он, кошелек!
Фангари подбежал к кричавшему, схватил кошелек, быстро пересчитал деньги и, не оборачиваясь, устремился к Гамалийе, провожаемый смехом и криками. Тогда все повернулись к Касему, стали хвалить и поздравлять его, обсуждая его выдумку. Он оказался в центре внимания. Похвалы сыпались на него, как розы. А когда Касем со своими друзьями Хасаном и Садеком пришли в кофейню, футувва Саварис встретил их приветливой улыбкой и сказал:
– Кальян за мой счет!
67.
С порозовевшим от смущения лицом, с блестящими глазами и с бьющимся сердцем вошел Касем на следующее утро во двор дома Камар, чтобы забрать овцу. Повторяя про себя: «Помоги, о Господи!», он стал отвязывать стоявшее под лестницей животное. Тут он услышал скрип открывающейся двери и голос госпожи Камар:
– Доброе утро!
– Да будет оно счастливым для вас, госпожа! – ответил он, вложив в ответ все обуревавшие его чувства.
– Вчера ты сделал для жителей улицы доброе дело.
– Аллах наставил меня! Певучим голосом она произнесла:
– Ты нам доказал, что мудрость надежнее силы.
«А твоя благосклонность дороже мудрости!» – подумал Касем, а вслух сказал:
– Да хранит тебя Аллах!
– Ловко ты управился с жителями улицы, словно с овцами,– пошутила Камар.
– Да сопутствует тебе удача,– пожелала она ему на прощание.
Касем ушел, унося счастье в душе. У каждого дома стадо его пополнялось то овцой, то козой. Люди приветливо здоровались с ним. Даже футуввы, которые обычно не отвечали на его пожелания доброго утра, сегодня смотрели на него не так косо.
Шагая вслед за стадом, Касем обогнул стену Большого дома и вышел в пустыню. Солнце, поднявшееся над горой Мукаттам, встретило его ярким светом.
Утренний ветерок уже нес в себе его горячее дыхание.
У подножия горы он заметил несколько пастухов. Какой-то мужчина в рваной одежде шел, наигрывая на свирели, а в ясном небе парили коршуны. Воздух был чист и благоуханен. Огромная гора, одиноко стоявшая в пустыне, казалась в этот час обителью прекрасных надежд. Окинув пустыню взглядом из края в край, Касем ощутил радость от увиденного и, переполненный счастьем, запел:
О красота! О прелесть! О счастье! Имя твое начертано в моем сердце.
Он переводил глаза со скалы Кадри и Хинд на место, где погибли Хумам и Рифаа, потом на место, где произошла встреча Габалауи с Габалем. Все соединилось здесь – солнце, гора, песок, слава, любовь, смерть. И в его сердце взошла любовь. Но что все это значит? Что было в прошлом и что последует в будущем? Юноша размышлял об улице с ее враждующими кварталами и соперничающими футуввами, с ее преданиями, которые рассказываются в каждой кофейне на свой лад.
Перед полуднем Касем погнал свою отару к рынку Мукаттам, где навестил, как обычно, муаллима Яхью. Старик спросил его:
– Говорят, ты что-то совершил вчера на нашей улице? Стараясь скрыть смущение, Касем отхлебнул глоток чая, а Яхья продолжал:
– Лучше бы ты позволил им подраться, чтобы они перебили друг друга.
Касем, не поднимая глаз, тихо сказал:
– Ты так не думаешь на самом деле?
– Не позволяй людям хвалить себя, не то вызовешь гнев футувв!
– Чем я могу их разгневать?
– А кто мог подумать, что Рифаа будет так вероломно предан? – вздыхая, проговорил старик.
– Разве можно сравнивать великого Рифаа со мной? – удивился Касем.
Когда юноша собрался уходить, муаллим напутствовал его:
– Всегда храни подаренный мной амулет. Вечером, сидя в тени скалы Хинд, Касем услышал голос Сакины, звавшей свою овцу. Он вскочил, обогнул скалу и увидел служанку: она стояла возле овцы, гладя ее шерсть. Поздоровавшись, Сакина сказала:
– Я иду по делу в Даррасу и решила сократить путь, пройдя здесь.
– Но сегодня в пустыне очень жарко!
– Поэтому я и хочу немного отдохнуть в тени скалы,– с улыбкой проговорила Сакина.
Они сели рядышком там, где лежал посох Касема, и Сакина продолжила разговор:
– Вчера, когда ты спас честь улицы, я поняла, что твоя мать молилась за тебя перед смертью.
– А ты не хочешь помолиться за меня? – улыбнулся Касем.
Сакина лукаво подмигнула.
– За таких, как ты, молятся благородные женщины.
– Кому нужен пастух?!
– Пути Господни неисповедимы! А ты сейчас сравнялся с футуввами, не пролив ни капли крови.
– Клянусь, твоя речь слаще меда!
Подняв на юношу свои выцветшие глаза, женщина спросила:
– Хочешь, я укажу тебе путь?
– Да! – взволнованно проговорил Касем.
– Попытай счастья, посватайся к нашей госпоже! Касем не поверил своим ушам.
– О ком ты говоришь, Сакина?
– Не притворяйся, что не знаешь! В нашем квартале только одна госпожа.
– Госпожа Камар?!
– А кто же еще?
Дрожащим голосом Касем проговорил:
– Ее муж был знатным человеком, а я всего лишь пастух.
– Но если судьба улыбнется, ее улыбка осветит все вокруг.
– А ее не разгневает мое сватовство?
Поднимаясь с места, Сакина наставительно проговорила:
– Никто не знает, что обрадует женщину, а что рассердит. Положись на Аллаха! Ну, будь здоров!
Касем поднял голову к небу и зажмурил глаза, как в сладком сне.
68.
Сидя после ужина вокруг еще не убранной таблийи, дядюшка Закария, его жена и сын Хасан в замешательстве смотрели на Касема. Качая головой, Закария говорил:
– Ты плетешь какую-то несусветицу. Я всегда считал тебя человеком умным и достойным, несмотря на бедность. Неужели у тебя помутился рассудок?
Жена Закарии во все глаза разглядывала юношу, любопытствуя узнать, что же произошло.
– Со мной разговаривала ее служанка, и разговор этот подал мне надежду, – объяснил Касем.
– Служанка?! – вырвалось у тетки, которая глазами умоляла Касема продолжать.
Дядюшка растерянно усмехнулся и недоверчиво заметил:
– Быть может, ты ее не так понял?
Касем ровным голосом, скрывавшим волнение, ответил:
– Я понял правильно, дядя! Тут тетка не выдержала:
– Так оно и есть! Если служанка сказала, значит, и госпожа говорила.
– Наш Касем – всем мужчинам мужчина! воскликнул Хасан, гордясь любимым братом.
А Закария, качая головой, бормотал себе иод нос: «Вот тебе и «Горячий батат!»
– Но у тебя нет ни миллима! – обратился он к Касему.
– Но он пасет ее овцу, возразила жена, так что ей должно быть об этом известно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119