На коленях у него сидела Ихсан, которую он держал под мышки. Она болтала ручонками, то гладя отца по лицу, то царапая ему щеки. Какой-то голос запел под окном: «Глаза мои привязали меня к любимой…»
Касем сразу же вспомнил свою счастливую свадьбу, и сердце его радостно забилось. Он так любил веселье и музыку! Еще Адхам хотел проводить свои дни, распевая песни в саду. Какие же песни поют в праздничный день? «Глаза мои привязали меня к любимой». Правду говорит песня.
С тех пор как темной ночью в пустыне он поднял глаза на Киндиля, сердце его, рассудок и воля больше ему не принадлежат. Двор его дома превратился в клуб, где юноши укрепляются телом и очищаются духом. Он сам вместе с ними поднимает тяжести и учится драться на палках. У Садека мышцы рук стали такими же крепкими, какими еще раньше, благодаря ремеслу лудильщика, стали мышцы ног. А Хасан настоящий богатырь. Все юноши полны воодушевления. Садек оказался прав, когда однажды посоветовал пригласить в клуб бродяг и нищих. Они быстро загорелись интересом к спорту, а еще быстрее к его, Касема, речам.
И хотя их мало, но благодаря своему упорству они стоят многих. Тут Ихсан отвлекла его от размышлений возгласом: «Папа!» Касем стал целовать ее и заметил, что край его галабеи, на котором сидит дочка, мокрый. С кухни доносились удары пестика о ступку, голоса Камар и Сакины, мяуканье кошки. Под окном проехала повозка, сидящие в ней хлопали в ладоши и пели:
Аскер-солдат – настоящий хват, Торбуш он снял – сразу валием стал…
Касем улыбнулся, вспомнив вечер, когда муаллим Яхья, выпив лишнего, распевал эту песню. Ах, если б устроилась жизнь по законам справедливости и улица наша могла бы петь песни, не зная забот! Завтра в клуб придет много сильных, надежных и верных друзей. Завтра мы бросим вызов управляющему и футуввам, сокрушим все преграды. И останутся на улице лишь милосердный дед и его добрые внуки. Будут стерты с лица земли нищета, грязь, бедность и беззаконие. Исчезнут вши, мухи и дубинки, и воцарится безмятежный покой в тени садов, под звуки песен.
Касем очнулся от грез, услышав, как Камар гневно ругает Сакину. Удивленный, он прислушался, потом позвал жену. Дверь сразу же отворилась, и в комнату вошла Камар, толкая перед собой Сакину:
– Взгляни на эту женщину. Она родилась в этом доме, как родилась в нем и ее мать, но не стесняется шпионить за нами!
Касем вопросительно посмотрел на рабыню, а Сакина своим зычным голосом воскликнула:
– Я не шпионка, господин мой! Госпожа не хочет выслушать меня!
В глазах Камар был написан страх, который она тщетно пыталась скрыть.
– Она,– указала Камар на Сакину,– говорит ужасные вещи и при этом еще улыбается. Она говорит, что к следующему празднику Касем, мол, станет господином всей улицы, как в свое время Габаль стал господином в квартале Хамдан. Вот и спроси ее, что она имела в виду?
Касем, нахмурившись, спросил:
– Так что ты хотела этим сказать, Сакина?
– То, что сказала,– ответила рабыня со свойственной ей смелостью.– Я ведь не такая служанка, как все прочие, которые работают сегодня в одном доме, а завтра – в другом. Этот дом мне родной, и нехорошо скрывать от меня тайну.
Касем взглядом попросил жену забрать дочь, и Камар взяла девочку из рук мужа. Он велел Сакине сесть, и рабыня уселась у его ног.
– Разве справедливо,– спросила она,– что чужие знают о твоей тайне, а меня держат в неведении?!
– Какую тайну ты имеешь в виду?
– Твой разговор с Киндилем у скалы Хинд! – смело заявила Сакина.
Камар ахнула, но Касем жестом показал, чтобы Сакина продолжала.
– Как раньше это было с Габалем и Рифаа,– сказала она.– Ты не ниже их. Ты был господином уже тогда, когда пас овец. А я была посредницей между тобой и госпожой, разве ты не помнишь? Я должна была узнать обо всем раньше остальных. Как можно верить чужим и не верить своей служанке? Да простит вас Аллах! Но я молюсь, чтобы ты победил, победил управляющего и футувв! И все жители нашей улицы молятся о том же. Камар, нервными движениями укачивая ребенка, воскликнула:
– Не следовало тебе шпионить за нами. Это великий грех!
Но Сакина горячо и искренне возразила:
– Я и не думала шпионить, Господь свидетель! Просто услышала через дверь ваш разговор. Не может же человек заткнуть себе уши! А то, что ты, госпожа, не веришь мне, надрывает мне душу! Я не предательница. И разве я могу предать тебя? Кому и зачем мне предавать тебя? Да простит тебя Аллах, госпожа!
Касем внимательно слушал Сакину и, когда она закончила, спокойно сказал:
– Ты честная женщина, Сакина. Я не сомневаюсь в твоей преданности.
Сакина взглянула на него испытующе, чтобы убедиться, что он говорит серьезно, и пробормотала:
– Да пошлет тебе Аллах здоровье, господин! Ей-богу, я такая и есть!
Касем тихо проговорил:
– Я умею различать людей. И измена не поселится в моем доме, как это было в доме брата моего Рифаа. Камар, эта женщина такая же честная, как ты сама, и не надо думать о ней плохо. Она член нашей семьи, и я не забуду, что именно она принесла мне когда-то радостную весть.
Камар, немного успокоившись, ворчливо сказала:
– Но ведь она подслушивала!
Она не подслушивала,– улыбнулся Касем,– просто Господу было угодно донести наши голоса до ее слуха так же, как он донес до слуха Рифаа голос деда. Господь оказал тебе милость, Сакина!
Сакина схватила его руку и принялась ее целовать. – Жизнь моя принадлежит тебе, господин. Клянусь, ты победишь своих и наших врагов и станешь господином всей улицы!
– Но я не хочу быть господином, Сакина! Рабыня воздела руки в молитве:
– О Боже, исполни его желания!
– Аминь!
Глядя на нее с улыбкой, Касем сказал:
– Ты будешь моим посланцем, если мне понадобится посланец. И таким образом будешь участвовать в нашем деле.
Лицо Сакины сияло, глаза горели восторгом, а Касем продолжал:
– Если судьба позволит нам распределить доходы от имения, как мы того хотим, ни одна женщина не будет обделена, будь то госпожа или служанка!
От удивления Сакина чуть не проглотила язык, а Касем заключил:
– Владелец имения сказал мне, что имение принадлежит всем его потомкам, а ты, Сакина, ему внучка, так же как Камар.
Сакина благодарно поклонилась Касему.
С улицы донеслись звуки мизмара. Кто-то крикнул: «Лахита! Будь славен тысячу раз!» Касем обернулся к окну и увидел футувв, которые ехали по улице на конях, украшенных бумажными цветами. Люди встречали их приветственными возгласами и преподносили им подарки. Футуввы направлялись в пустыню, чтобы, как всегда по праздникам, устроить соревнования, скачки и борьбу на палках. Как только они скрылись, на улице появился пьяный Аграма, который шел, шатаясь из стороны в сторону. Касем улыбнулся, завидев юношу, который в клубе у них считался одним из самых преданных и надежных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Касем сразу же вспомнил свою счастливую свадьбу, и сердце его радостно забилось. Он так любил веселье и музыку! Еще Адхам хотел проводить свои дни, распевая песни в саду. Какие же песни поют в праздничный день? «Глаза мои привязали меня к любимой». Правду говорит песня.
С тех пор как темной ночью в пустыне он поднял глаза на Киндиля, сердце его, рассудок и воля больше ему не принадлежат. Двор его дома превратился в клуб, где юноши укрепляются телом и очищаются духом. Он сам вместе с ними поднимает тяжести и учится драться на палках. У Садека мышцы рук стали такими же крепкими, какими еще раньше, благодаря ремеслу лудильщика, стали мышцы ног. А Хасан настоящий богатырь. Все юноши полны воодушевления. Садек оказался прав, когда однажды посоветовал пригласить в клуб бродяг и нищих. Они быстро загорелись интересом к спорту, а еще быстрее к его, Касема, речам.
И хотя их мало, но благодаря своему упорству они стоят многих. Тут Ихсан отвлекла его от размышлений возгласом: «Папа!» Касем стал целовать ее и заметил, что край его галабеи, на котором сидит дочка, мокрый. С кухни доносились удары пестика о ступку, голоса Камар и Сакины, мяуканье кошки. Под окном проехала повозка, сидящие в ней хлопали в ладоши и пели:
Аскер-солдат – настоящий хват, Торбуш он снял – сразу валием стал…
Касем улыбнулся, вспомнив вечер, когда муаллим Яхья, выпив лишнего, распевал эту песню. Ах, если б устроилась жизнь по законам справедливости и улица наша могла бы петь песни, не зная забот! Завтра в клуб придет много сильных, надежных и верных друзей. Завтра мы бросим вызов управляющему и футуввам, сокрушим все преграды. И останутся на улице лишь милосердный дед и его добрые внуки. Будут стерты с лица земли нищета, грязь, бедность и беззаконие. Исчезнут вши, мухи и дубинки, и воцарится безмятежный покой в тени садов, под звуки песен.
Касем очнулся от грез, услышав, как Камар гневно ругает Сакину. Удивленный, он прислушался, потом позвал жену. Дверь сразу же отворилась, и в комнату вошла Камар, толкая перед собой Сакину:
– Взгляни на эту женщину. Она родилась в этом доме, как родилась в нем и ее мать, но не стесняется шпионить за нами!
Касем вопросительно посмотрел на рабыню, а Сакина своим зычным голосом воскликнула:
– Я не шпионка, господин мой! Госпожа не хочет выслушать меня!
В глазах Камар был написан страх, который она тщетно пыталась скрыть.
– Она,– указала Камар на Сакину,– говорит ужасные вещи и при этом еще улыбается. Она говорит, что к следующему празднику Касем, мол, станет господином всей улицы, как в свое время Габаль стал господином в квартале Хамдан. Вот и спроси ее, что она имела в виду?
Касем, нахмурившись, спросил:
– Так что ты хотела этим сказать, Сакина?
– То, что сказала,– ответила рабыня со свойственной ей смелостью.– Я ведь не такая служанка, как все прочие, которые работают сегодня в одном доме, а завтра – в другом. Этот дом мне родной, и нехорошо скрывать от меня тайну.
Касем взглядом попросил жену забрать дочь, и Камар взяла девочку из рук мужа. Он велел Сакине сесть, и рабыня уселась у его ног.
– Разве справедливо,– спросила она,– что чужие знают о твоей тайне, а меня держат в неведении?!
– Какую тайну ты имеешь в виду?
– Твой разговор с Киндилем у скалы Хинд! – смело заявила Сакина.
Камар ахнула, но Касем жестом показал, чтобы Сакина продолжала.
– Как раньше это было с Габалем и Рифаа,– сказала она.– Ты не ниже их. Ты был господином уже тогда, когда пас овец. А я была посредницей между тобой и госпожой, разве ты не помнишь? Я должна была узнать обо всем раньше остальных. Как можно верить чужим и не верить своей служанке? Да простит вас Аллах! Но я молюсь, чтобы ты победил, победил управляющего и футувв! И все жители нашей улицы молятся о том же. Камар, нервными движениями укачивая ребенка, воскликнула:
– Не следовало тебе шпионить за нами. Это великий грех!
Но Сакина горячо и искренне возразила:
– Я и не думала шпионить, Господь свидетель! Просто услышала через дверь ваш разговор. Не может же человек заткнуть себе уши! А то, что ты, госпожа, не веришь мне, надрывает мне душу! Я не предательница. И разве я могу предать тебя? Кому и зачем мне предавать тебя? Да простит тебя Аллах, госпожа!
Касем внимательно слушал Сакину и, когда она закончила, спокойно сказал:
– Ты честная женщина, Сакина. Я не сомневаюсь в твоей преданности.
Сакина взглянула на него испытующе, чтобы убедиться, что он говорит серьезно, и пробормотала:
– Да пошлет тебе Аллах здоровье, господин! Ей-богу, я такая и есть!
Касем тихо проговорил:
– Я умею различать людей. И измена не поселится в моем доме, как это было в доме брата моего Рифаа. Камар, эта женщина такая же честная, как ты сама, и не надо думать о ней плохо. Она член нашей семьи, и я не забуду, что именно она принесла мне когда-то радостную весть.
Камар, немного успокоившись, ворчливо сказала:
– Но ведь она подслушивала!
Она не подслушивала,– улыбнулся Касем,– просто Господу было угодно донести наши голоса до ее слуха так же, как он донес до слуха Рифаа голос деда. Господь оказал тебе милость, Сакина!
Сакина схватила его руку и принялась ее целовать. – Жизнь моя принадлежит тебе, господин. Клянусь, ты победишь своих и наших врагов и станешь господином всей улицы!
– Но я не хочу быть господином, Сакина! Рабыня воздела руки в молитве:
– О Боже, исполни его желания!
– Аминь!
Глядя на нее с улыбкой, Касем сказал:
– Ты будешь моим посланцем, если мне понадобится посланец. И таким образом будешь участвовать в нашем деле.
Лицо Сакины сияло, глаза горели восторгом, а Касем продолжал:
– Если судьба позволит нам распределить доходы от имения, как мы того хотим, ни одна женщина не будет обделена, будь то госпожа или служанка!
От удивления Сакина чуть не проглотила язык, а Касем заключил:
– Владелец имения сказал мне, что имение принадлежит всем его потомкам, а ты, Сакина, ему внучка, так же как Камар.
Сакина благодарно поклонилась Касему.
С улицы донеслись звуки мизмара. Кто-то крикнул: «Лахита! Будь славен тысячу раз!» Касем обернулся к окну и увидел футувв, которые ехали по улице на конях, украшенных бумажными цветами. Люди встречали их приветственными возгласами и преподносили им подарки. Футуввы направлялись в пустыню, чтобы, как всегда по праздникам, устроить соревнования, скачки и борьбу на палках. Как только они скрылись, на улице появился пьяный Аграма, который шел, шатаясь из стороны в сторону. Касем улыбнулся, завидев юношу, который в клубе у них считался одним из самых преданных и надежных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119