Ханфас переводил взгляд с одного лица на другое, и в свете фонаря ясно был различим написанный на них страх. Поэтому никто из собравшихся не выразил сочувствия Зейтуне по поводу сломанного носа, а Фархат даже упрекнул его:
– Язык твой – враг твой!
– Если бы не ты, муаллим,– обратился Бархум к Хан-фасу,– мы бы не пришли ни к какому решению.
– Гнев твой страшен, футувва! – заметил Ханнура. Затем собравшиеся стали расходиться, и скоро в коридоре остались лишь Ханфас с Шалдамом и Рифаа с родителями. Шафеи подошел к Ханфасу попрощаться и протянул ему руку, но тот со злобой ударил его по руке тыльной стороной ладони, да так, что Шафеи вскрикнул от боли. К нему кинулись жена и сын, а Ханфас отправился восвояси, проклиная мужчин и женщин, и весь род Габаль, и самого Габаля. Дома Шафеи из-за сильной боли сначала даже не вспомнил, в какой переплет попал его сын. Он опустил руку в теплую воду, а Абда принялась ее массировать.
– Наверное, это Закийя настроила мужа против нас,– предположила она. Шафеи, морщась от боли, проговорил:
– Этот трус забыл, что именно наш глупый сын спас его от дубинки Бейюми.
Все свои надежды родители Рифаа связывали с сыном. Можно себе представить, сколь горьким было их разочарование! Женясь на Ясмине, Рифаа становился ничем. Свадьба еще не назначена, а семейство их уже стало предметом сплетен для всей улицы. Абда тайком лила слезы и чуть не ослепла. Шафеи ходил хмурый, как ненастный день. Но в присутствии Рифаа они скрывали свои чувства и не высказывали недовольства. Возможно, их недовольство смягчалось поведением Ясмины, которая сразу после сватовства прибежала в дом Шафеи, бросилась перед ним и его женой на колени, с плачем выражала им свою признательность и горячо заверяла, что она горько раскаивается в своем прошлом. Теперь, после того как юноша во всеуслышание заявил о своем намерении жениться, отказаться от свадьбы было нельзя. Шафеи и Абда покорились судьбе и смирились перед неизбежным. В их сердцах боролись два желания: справить свадьбу пышно, устроить, согласно обычаю, свадебное шествие, и другое желание – ограничиться празднованием дома, чтобы не подвергаться насмешкам со стороны членов рода Габаль, которые и так уже смеялись над предстоящим браком во всех кофейнях. Не в силах скрыть огорчения, Абда пожаловалась Шафеи:
– Как я мечтала увидеть свадьбу Рифаа, своего единственного сына! А теперь стыжусь ее.
– Ни один из членов рода Габаль не согласится участвовать в ней,– угрюмо сказал Шафеи.
– Лучше уж нам вернуться на Мукаттам, чем жить среди людей, которые нас не любят.
Рифаа сидел у окна, вытянув ноги и грея их на солнце.
– Мы не уйдем отсюда, мама! – сказал он.
– Лучше бы нам не возвращаться сюда! – воскликнул Шафеи.– А ты разве забыл, как грустил в день нашего возвращения?
– Сегодняшний день – не вчерашний,– улыбнулся Рифаа.– Если мы уйдем, то кто же избавит род Габаль от ифритов?
Плюнув, Шафеи воскликнул:
– Да пропади они пропадом со своими ифритами! Затем, помолчав немного, спросил:
– Ты сам приведешь в наш дом эту?.. Рифаа не дал ему договорить:
– Никого я в наш дом не приведу. Я сам уйду жить в другое место.
– Отец имеет в виду совсем не это,– поспешила вмешаться Абда.
– А я имею в виду именно это! Новый мой дом недалеко, и каждое утром мы сможем здороваться за руку из окна.
Несмотря на недовольство Шафеи, день свадьбы было решено отпраздновать, пусть и скромно. Коридор дома и двери двух жилищ были нарядно украшены. Пригласили певца и повара и всех самых близких друзей и знакомых. Но на приглашение откликнулись лишь дядюшка Гаввад, Умм Бахатырха, Хигази с семьей да несколько бедняков, которые рассчитывали на угощение. Рифаа был первым юношей, чья свадьба праздновалась без свадебной процессии. Собравшиеся перешли по коридору в дом невесты. Певец пел без вдохновения, так как было мало гостей. Во время застолья дядюшка Гаввад сказал слово, в котором восхвалял мужество Рифаа и его благородство, и сказал, что он умный и чистый юноша, но вынужден жить на улице, где в почете лишь жулики и дубинки.
В это время мальчишки, собравшиеся у дома, хором запели:
Рифаа, видно, ты сбесился, Раз на распутнице женился…
Пение они сопровождали гримасами и прыжками. Рифаа потупил взор, Шафеи побледнел, а дядюшка Хигази, разозленный, крикнул:
– Собаки! Собачьи дети!
Однако дядюшка Гаввад примирительно сказал:
– Да, на нашей улице много грязи, но и хорошее никогда не забывается. Сколько футувв на ней властвовали, а добром она вспоминает лишь Адхама и Габаля. Певец поспешил своим пением заглушить голоса разбуянившихся мальчишек. Свадьба продолжалась, но веселья не было. Наконец гости разошлись. Рифаа остался наедине с Ясминой. Девушка в свадебном наряде была чудом красоты. Хорош был и Рифаа в шелковой галабее, с пестрой повязкой на голове, в ярко– желтых сапогах. Они сидели на диване напротив украшенной розами кровати. В зеркале шкафа отражались стоявшие под кроватью кувшин с водой и таз. По– видимому, девушка ждала действий со стороны Рифаа или по крайней мере подготовки к действиям, но он сидел молча и глядел то на фонарь под потолком, то на цветную циновку на полу. Когда молчание слишком затянулось, Ясмина мягко сказала:
– Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал. Я обязана тебе жизнью.
Рифаа ласково посмотрел на нее и сказал тоном человека, который не желает снова возвращаться к этой теме:
– Все мы обязаны жизнью кому-то другому.
Как великодушен Рифаа! В тот день, когда он ее спас, он не хотел, чтобы она целовала ему руку. А сейчас не хочет вспоминать о добре, которое сделал. С его великодушием может сравниться только его терпение. Но о чем он думает? Может быть, он огорчен тем, что из-за своей доброты был вынужден жениться на такой, как она?
– Я не так плоха, как думают обо мне люди. Они любят и ненавидят меня за одно и то же.
– Я знаю это,– утешал девушку Рифаа,– на нашей улице часто ошибаются.
Ясмина вдруг разозлилась:
– Они постоянно хвастают тем, что их род идет от Адхама, и в то же время хвалятся своими грехами.
– Пока мы не освободимся от ифритов, нам не видать счастья. Ясмина не поняла, что он имеет в виду, но вдруг ощутила всю нелепость положения и рассмеялась.
– Какой странный разговор мы ведем в свадебную ночь!
Она гордо вскинула голову и, казалось, уже забыла о своей благодарности Рифаа. Сняв шаль, накинутую на плечи, она кокетливо глядела на мужа.
– Ты станешь счастливой – первой на нашей улице! – пообещал он.
– Правда? А у меня есть вино.
– Я выпил немного за столом, и с меня достаточно. Ясмина в растерянности замолчала, затем предложила:
– Еще у меня есть хороший гашиш.
– Я пробовал, но мне не нравится.
– А твой отец заядлый курильщик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
– Язык твой – враг твой!
– Если бы не ты, муаллим,– обратился Бархум к Хан-фасу,– мы бы не пришли ни к какому решению.
– Гнев твой страшен, футувва! – заметил Ханнура. Затем собравшиеся стали расходиться, и скоро в коридоре остались лишь Ханфас с Шалдамом и Рифаа с родителями. Шафеи подошел к Ханфасу попрощаться и протянул ему руку, но тот со злобой ударил его по руке тыльной стороной ладони, да так, что Шафеи вскрикнул от боли. К нему кинулись жена и сын, а Ханфас отправился восвояси, проклиная мужчин и женщин, и весь род Габаль, и самого Габаля. Дома Шафеи из-за сильной боли сначала даже не вспомнил, в какой переплет попал его сын. Он опустил руку в теплую воду, а Абда принялась ее массировать.
– Наверное, это Закийя настроила мужа против нас,– предположила она. Шафеи, морщась от боли, проговорил:
– Этот трус забыл, что именно наш глупый сын спас его от дубинки Бейюми.
Все свои надежды родители Рифаа связывали с сыном. Можно себе представить, сколь горьким было их разочарование! Женясь на Ясмине, Рифаа становился ничем. Свадьба еще не назначена, а семейство их уже стало предметом сплетен для всей улицы. Абда тайком лила слезы и чуть не ослепла. Шафеи ходил хмурый, как ненастный день. Но в присутствии Рифаа они скрывали свои чувства и не высказывали недовольства. Возможно, их недовольство смягчалось поведением Ясмины, которая сразу после сватовства прибежала в дом Шафеи, бросилась перед ним и его женой на колени, с плачем выражала им свою признательность и горячо заверяла, что она горько раскаивается в своем прошлом. Теперь, после того как юноша во всеуслышание заявил о своем намерении жениться, отказаться от свадьбы было нельзя. Шафеи и Абда покорились судьбе и смирились перед неизбежным. В их сердцах боролись два желания: справить свадьбу пышно, устроить, согласно обычаю, свадебное шествие, и другое желание – ограничиться празднованием дома, чтобы не подвергаться насмешкам со стороны членов рода Габаль, которые и так уже смеялись над предстоящим браком во всех кофейнях. Не в силах скрыть огорчения, Абда пожаловалась Шафеи:
– Как я мечтала увидеть свадьбу Рифаа, своего единственного сына! А теперь стыжусь ее.
– Ни один из членов рода Габаль не согласится участвовать в ней,– угрюмо сказал Шафеи.
– Лучше уж нам вернуться на Мукаттам, чем жить среди людей, которые нас не любят.
Рифаа сидел у окна, вытянув ноги и грея их на солнце.
– Мы не уйдем отсюда, мама! – сказал он.
– Лучше бы нам не возвращаться сюда! – воскликнул Шафеи.– А ты разве забыл, как грустил в день нашего возвращения?
– Сегодняшний день – не вчерашний,– улыбнулся Рифаа.– Если мы уйдем, то кто же избавит род Габаль от ифритов?
Плюнув, Шафеи воскликнул:
– Да пропади они пропадом со своими ифритами! Затем, помолчав немного, спросил:
– Ты сам приведешь в наш дом эту?.. Рифаа не дал ему договорить:
– Никого я в наш дом не приведу. Я сам уйду жить в другое место.
– Отец имеет в виду совсем не это,– поспешила вмешаться Абда.
– А я имею в виду именно это! Новый мой дом недалеко, и каждое утром мы сможем здороваться за руку из окна.
Несмотря на недовольство Шафеи, день свадьбы было решено отпраздновать, пусть и скромно. Коридор дома и двери двух жилищ были нарядно украшены. Пригласили певца и повара и всех самых близких друзей и знакомых. Но на приглашение откликнулись лишь дядюшка Гаввад, Умм Бахатырха, Хигази с семьей да несколько бедняков, которые рассчитывали на угощение. Рифаа был первым юношей, чья свадьба праздновалась без свадебной процессии. Собравшиеся перешли по коридору в дом невесты. Певец пел без вдохновения, так как было мало гостей. Во время застолья дядюшка Гаввад сказал слово, в котором восхвалял мужество Рифаа и его благородство, и сказал, что он умный и чистый юноша, но вынужден жить на улице, где в почете лишь жулики и дубинки.
В это время мальчишки, собравшиеся у дома, хором запели:
Рифаа, видно, ты сбесился, Раз на распутнице женился…
Пение они сопровождали гримасами и прыжками. Рифаа потупил взор, Шафеи побледнел, а дядюшка Хигази, разозленный, крикнул:
– Собаки! Собачьи дети!
Однако дядюшка Гаввад примирительно сказал:
– Да, на нашей улице много грязи, но и хорошее никогда не забывается. Сколько футувв на ней властвовали, а добром она вспоминает лишь Адхама и Габаля. Певец поспешил своим пением заглушить голоса разбуянившихся мальчишек. Свадьба продолжалась, но веселья не было. Наконец гости разошлись. Рифаа остался наедине с Ясминой. Девушка в свадебном наряде была чудом красоты. Хорош был и Рифаа в шелковой галабее, с пестрой повязкой на голове, в ярко– желтых сапогах. Они сидели на диване напротив украшенной розами кровати. В зеркале шкафа отражались стоявшие под кроватью кувшин с водой и таз. По– видимому, девушка ждала действий со стороны Рифаа или по крайней мере подготовки к действиям, но он сидел молча и глядел то на фонарь под потолком, то на цветную циновку на полу. Когда молчание слишком затянулось, Ясмина мягко сказала:
– Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал. Я обязана тебе жизнью.
Рифаа ласково посмотрел на нее и сказал тоном человека, который не желает снова возвращаться к этой теме:
– Все мы обязаны жизнью кому-то другому.
Как великодушен Рифаа! В тот день, когда он ее спас, он не хотел, чтобы она целовала ему руку. А сейчас не хочет вспоминать о добре, которое сделал. С его великодушием может сравниться только его терпение. Но о чем он думает? Может быть, он огорчен тем, что из-за своей доброты был вынужден жениться на такой, как она?
– Я не так плоха, как думают обо мне люди. Они любят и ненавидят меня за одно и то же.
– Я знаю это,– утешал девушку Рифаа,– на нашей улице часто ошибаются.
Ясмина вдруг разозлилась:
– Они постоянно хвастают тем, что их род идет от Адхама, и в то же время хвалятся своими грехами.
– Пока мы не освободимся от ифритов, нам не видать счастья. Ясмина не поняла, что он имеет в виду, но вдруг ощутила всю нелепость положения и рассмеялась.
– Какой странный разговор мы ведем в свадебную ночь!
Она гордо вскинула голову и, казалось, уже забыла о своей благодарности Рифаа. Сняв шаль, накинутую на плечи, она кокетливо глядела на мужа.
– Ты станешь счастливой – первой на нашей улице! – пообещал он.
– Правда? А у меня есть вино.
– Я выпил немного за столом, и с меня достаточно. Ясмина в растерянности замолчала, затем предложила:
– Еще у меня есть хороший гашиш.
– Я пробовал, но мне не нравится.
– А твой отец заядлый курильщик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119