Он повернулся, собираясь уйти, а Ясмина с издевкой спросила:
– Что, твой сын стал сегодня совершеннолетним?
И добавила, обращаясь к кому-то, находившемуся в глубине комнаты:
– В наши дни за юношу боятся больше, чем за девушку. Абда поджидала мужа в коридоре и сразу же сказала:
– Пойдем вместе на Мукаттам!
– Покарай его Аллах! И это мне награда за целый день тяжелого труда! – сердито воскликнул Шафеи.
Они сели на повозку, запряженную ослом, отправляющуюся к рынку Мукаттам. Там они расспросили о Рифаа своих бывших соседей, знакомых, но так и не напали на его след. Конечно, ему и раньше случалось часами бродить по пустыне или забираться в горы, но никогда он не пропадал так надолго.
Они вернулись домой ни с чем, еще более озабоченные и напуганные. В квартале уже всем было известно об исчезновении Рифаа. В кофейне и в доме Ясмины подшучивали над страхами его родителей. Умм Бахатырха и дядюшка Гаввад были, наверное, единственными, кто разделял тревогу Абды и Шафеи. Дядюшка Гаввад недоумевал: «Куда он мог запропаститься? Он ведь не какой– нибудь гуляка. Будь он таким, мы бы и не огорчались!» А подвыпивший футувва Батыха воскликнул: «Добрые люди! Не видели мальчика?» Как будто речь шла о заблудившемся ребенке. Улица смеялась, и мальчишки на каждом углу повторяли эти слова. Абда с горя заболела. Шафеи продолжал работать в мастерской с отрешенным видом, с красными от бессонницы глазами. Жена Ханфаса Закийя перестала навещать Абду, а встречая ее на улице, делала вид, что не узнает.
Однажды, когда Шафеи отпиливал кусок доски, он услышал голос Ясмины, возвращавшейся откуда-то домой:
– Дядюшка Шафеи, посмотри! – При этом она указывала в дальний конец улицы. Шафеи вышел из мастерской с пилой в руке и увидел своего сына, который в сильном смущении приближался к дому. Шафеи бросил пилу и кинулся навстречу Рифаа. Вглядываясь в лицо сына, он схватил его за руки и, не помня себя от радости, кричал:
– Рифаа! Где ты был? Разве ты не понимаешь, что значит для нас потерять тебя? Ты подумал о своей матери, которая чуть не умерла с горя?!
Юноша ничего не отвечал. Отцу бросилась в глаза его худоба, и он спросил:
– Ты что, болен?
Рифаа, запинаясь, проговорил:
– Нет. Разреши мне пройти к матери. Подошла Ясмина и тоже спросила:
– Где же ты был?
Но Рифаа даже не посмотрел в ее сторону. Его окружили мальчишки, и Шафеи поспешил увести сына домой. Вскоре пришли дядюшка Гаввад и Умм Бахатырха. Абда, увидев сына, поднялась с постели, прижала его к груди и еле слышно произнесла:
– Да простит тебя Аллах! Как же ты не подумал о своей матери?
Рифаа осторожно усадил ее на кровать, сел рядом и сказал:
– Прости меня!
Шафеи хмурился, но душа его радовалась возвращению сына, и он напоминал своим обликом тучу, которая скрывает светлый лик луны.
– Мы всегда желали тебе только счастья,– с упреком сказал он сыну.
– А ты подумал, что мы хотим заставить тебя жениться? – со слезами на глазах спросила Абда.
– Я устал,– грустно ответил Рифаа.
– Но где же ты был?
– Мне стало невмоготу, и я отправился в пустыню. Хотелось побыть одному.
Отец, ударив его ладонью по лбу, воскликнул:
– Разве разумные люди так поступают?!
– Оставьте его,– вмешалась Умм Бахатырха.– У меня есть опыт в подобных делах. Таким людям, как он, нельзя навязывать того, что им не по душе. Абда еще сильнее сжала руку сына.
– Его счастье для нас – главное в жизни,– промолвила она.– Но что суждено, того не миновать! Как же ты похудел, сынок!
А дядюшка Шафеи сердито спросил:
– Скажите, случалось ли что-нибудь подобное на нашей улице раньше?
– Мне всякое приходилось видывать, дядюшка Шафеи, уж поверь,– с упреком проговорила Умм Бахатырха,– Рифаа не похож на других.
– Мы стали притчей во языцех для всей улицы!
– На всей улице нет юноши, подобного ему!
– Это-то и приводит меня в отчаяние.
– Не гневи Аллаха, дядя. Ты сам не знаешь, что говоришь, и не понимаешь, что говорят тебе другие.
50.
Работа в мастерской Шафеи вновь пошла своим чередом. У одного конца верстака Шафеи распиливал доску. У другого Рифаа, вооружившись молотком, забивал гвозди. Под верстаком уже накопилась груда опилок. Готовые оконные и дверные рамы стояли прислоненными к стене, а посреди мастерской были сложены, один на другой, ящики из отполированного некрашеного дерева. В воздухе стоял запах дерева. Визжала пила, стучал молоток, булькала вода в кальяне, который курили четверо клиентов, сидевших у порога и беседовавших между собой. Один из них, Хигази, сказал, обращаясь к Шафеи:
– Если мне понравится диван, который ты сейчас мастеришь, я закажу тебе мебель для приданого моей дочери.
Затем, продолжая прерванный разговор, вновь повернулся к своим собеседникам:
– Вот я вам и говорю, что, если бы Габаль сейчас воскрес и увидел, как мы живем, он бы лишился рассудка.
Все скорбно покачали головой и сделали по очередной затяжке, а могильщик Бархум спросил Шафеи:
– Почему ты не хочешь смастерить мне гроб? Я хорошо заплачу.
Шафеи прекратил пилить и со смехом ответил:
– Это невозможно, клянусь Аллахом! Если клиенты увидят в мастерской гроб, они все разбегутся.
Фархат поддержал его:
– Правда, правда. Никто не любит, когда ему напоминают о смерти.
– Беда ваша в том, что вы боитесь смерти больше, чем следует,– заметил Хигази,– поэтому-то над вами и властвуют Ханфас и Бейюми, а Игаб отнимает последний кусок хлеба.
– А ты, значит, не боишься смерти? Хигази сплюнул и сказал:
– Все мы грешны. Вот Габаль был сильным. И с помощью силы вернул нам наши права, которых мы лишились из-за трусости.
Вдруг Рифаа прекратил стучать молотком, вынул изо рта гвозди и сказал:
– Габаль хотел вернуть наши права добром. К силе он был вынужден прибегнуть, чтобы защитить себя.
Хигази насмешливо спросил:
– Скажи, сынок, ты можешь забить гвоздь без помощи силы?
Но Рифаа серьезно ответил:
– Человек же не дерево, муаллим!
Взглянул на отца и снова принялся за работу. А Хигази продолжал:
– Габаль был самым сильным из всех футувв нашей улицы, и он пробудил дух смелости в своих сородичах.
– Он хотел, чтобы они стали футуввами всей улицы, а не только своего квартала,– добавил Фархат.
– А сегодня они больше смахивают на мышей или на кроликов! Шафеи, вытирая тыльной стороной руки нос, спросил:
– Какой цвет ты предпочитаешь, муаллим Хигази?
– Мне нужен немаркий цвет, чтобы подольше не пачкался,– ответил Хигази и вновь обратился к друзьям: – А когда Даабас выбил глаз Каабильхе, Габаль ему самому выбил глаз. Так он при помощи насилия восстановил справедливость.
Тут Рифаа громко вздохнул и сказал:
– Насилие нам не поможет. И днем и ночью мы видим, как люди бьют и убивают друг друга. Даже женщины пускают в ход ногти, царапая друг дружку до крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119