– Ну, братишка, – промолвил Руфрид, – вот оно как. Предчувствия не мучают?
– Нет, – ответил Линден, и улыбнулся. – Наверное, это к добру. Жаль, отец нас не видит.
– Он бы нами гордился, – заверил его Руфрид, стиснув плечо брата, и добавил: – Тобой уж точно.
– Думаешь, мы справимся?
– Конечно. Если боишься, думай вот о чем – ты уже сегодня можешь усидеть Изомиру!
– А я не боюсь, – ответил Линден. – Вот что странно-то – не боюсь вовсе.
Руфрид в последний раз обнял его, и отстранился, явно сдерживая тревогу. Линден хлопнул его по спине, пытаясь ободрить, но слова никак не шли на язык.
– Ну, Брейида с нами?
– Тогда уж Маха, – ответил Руфрид. – Или Анут на нашей стороне, а Граннена путь ждет чрево Нут.
– Ты бы не гневил богов, – расхохотался Линден, – хоть ноне утром! Я рад, что все почти кончилось, а ты?
– Ага, – согласился Руфрид, и немного просветлел. – Я тоже.
Над Парионой занималась лиловая заря, но равнина еще была окутана тенью. Танфия уже готова была оседлать Зарянку, когда к ней подошел Сафаендер. Он немного нелепо выглядел в роли воина – в травянисто-зеленой рубахе и штанах, в кирасе, с мечом и деревянным щитом. Но даже сейчас он выглядел таким изящным, таким нездешним, что девушка невольно ощутила желание, и страх за своего любимого.
– Ты готов? – спросила она.
Поэт неровно вздохнул.
– Насколько могу быть. Танфия, ты великолепна. Только не дай себя поранить, хорошо?
Она подошла к нему, взяла за руку. Как не было тревожно ей самой, поэта просто трясло, точно в ознобе.
– Боги, Саф, ты в порядке?
– Нет, Танфия. Вообще-то нет, – ответил он с напускной легкостью. – Я уже говорил, что я трус, но не думал, что настолько.
– Боги, Саф, ты не обязан сражаться! Салиоль и Шарма остаются в лагере; останься и ты с ними.
– Не хочу быть настолько бесполезен, – ответил он.
– Ты принесешь пользу. Кто-то должен ухаживать за ранеными.
– Нет. – Лицо его было уныло, и он старался не встречаться с ней взглядом. – Я должен.
– Почему? – В приступе ужаса она схватила его за руку. – Что ты пытаешься доказать? Никто не упрекнет тебе, если ты не пойдешь в бой со всеми. Ты не солдат, боги свидетели! Ты не просто кто-то, ты Сафаендер! Если ты умрешь, что станет с прекрасными пьесами, которые ты еще не написал? Ты не можешь лишить их мир!
– Ох, Танфия… – Он обнял девушку и прижал к себе, покрывая поцелуями ее волосы. – Ты не понимаешь. Как могу я писать эти «прекрасные пьесы», если я не сражался за это право? Чтобы вернуть мир, к которому я привык, я должен его заслужить.
– Нет, – вздохнула Танфия. – Это я понимаю. И прекрати меня целовать, а то я расплачусь.
– Тогда потом, ладно? – спросил он.
Танфия видела, как он старается казаться храбрецом – особенно сейчас, когда из сумерек показались Руфрид и Линден.
– Ну, пора, – проговорил Руфрид. – Тан, береги себя.
– Ради всего святого, через несколько часов мы снова увидимся! – воскликнула она. Братья поочередно обняли ее, и она с потешной суровостью оттолкнула обоих. – Кончайте, это просто ужас какой-то! – На глаза наворачивались слезы. – И вообще, сражения никогда не идут по плану.
– Откуда тебе знать? – поинтересовался Руфрид.
– В книжках читала! – отмолвила Танфия.
К тому времени, когда кислолицый гранненов прихвостень добрался до лагеря мятежников, те уже заняли позиции вдоль гребня Гетласской гряды. Центр составляла пехота, прикрытая рядами лучников. По флангам разместились конные отряды – на правом под водительством Мириаса, где в первых рядах предстояло скакать Танфии, а чуть подальше – Линдену, а на левом под командой Зори, с которой был Руфрид. Сафаендер пошел в пехоту, в задние ряды, где ему предстояло сражаться радом с крестьянами, даже не слыхавшими его имени. Гелананфия с большой неохотой отпустила его в бой, но веских причин отказать не нашла.
Место было удачное – землю покрывала жесткая густая трава, а редкие деревца не закрывали обзора. Внизу лежала долина, а за ней – еще один ряд холмов, пониже. Солдатам Граннена придется наступать в гору, а это даст преимущество их противникам.
Гелананфия и Элдарет, оба на гнедых конях боевой породы, расположились на горке позади строя, между левым флангом пехоты и отрядом Зори. Над их ставкой не развевалось никакого знамени – следовало бы поднять царский стяг, но, сражаясь против царя, Гелананфия не нашла в себе на это смелости.
Гранненов помощник, подъехавший на своем тощем жеребчике, явно не был рад обнаружить вражеское войско в такой готовности.
– Я принес вам известие от воеводы Граннена, – обратился он к Элдарету, которого полагал единственным вожаком. – Любая попытка войти в Париону будет расценена как измена. Отказ сдаться немедля будет расценен как повод к атаке. У вас есть полчаса, чтобы сложить оружие и предать себя в руки властей.
– Ну уж нет! – усмехнулся странник. – Если воевода желает повода к атаке – он его получит.
– У меня есть весть для воеводы Граннена, – проговорила Гелананфия, откидывая капюшон и смело глядя в тоскливое лицо посланца. – Это войско ведет не один Элдарет. Передай воеводе, что он выступает против царевны Гелананфии. И передай, что попытка противостоять члену царского рода будет считаться изменой! Посмотрим, так ли он жаждет битвы!
Когда посланец вернулся в ставку Граннена, первые солнечные лучи коснулись холмов. У Гелананфии и Элдарета хватало времени, чтобы оглядеться. Царевна поднесла к глазам подзорную трубу.
Царское войско все еще строилось, тем же примерно порядком, что и ее собственное – лучники и застрельщики в первых рядах, за ними плотные ряды пехоты, по флангам конница. Войско занимало долину, Граннен же разместил свою ставку на холме по другую ее сторону. Различить самого воеводу с такого расстояния было невозможно, но царевна приметила плещущийся на ветру флаг, ловивший червонное золото солнца. По мере того, как лучи восхода проникали в долину, ряды царских солдат расцвечивались красками: зеленый, лиловый, золотой, блестела винно-красная и бурая кожа кирас. Развевались на шеломах старшин лазурные перья, и в гривы и хвосты гнедых, как один, коней вплетались золотые ленты. По сравнению с ними собственные ее бойцы казались бродягами, в разномастных кафтанах бессчетных оттенков, потертых и грязных от долгого лесного житья, на конях всех пород и мастей. Но в них была страсть… страсть настолько сильная, чтобы перебороть верность Гарнелису? «Или мрачных бесов, срывающихся с неба и, возможно… нет не думай об этом !».
– Как думаешь, сколько их там? – спросила она.
– Я бы посчитал, – ответил Элдарет, – что пеших четыре тысячи, да конных полторы.
– Больше нашего, – прикинула царевна, – но не настолько, как я боялась. Силы почти равны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146