Почему один из их сыновей нес это предупреждение?
– Не знаю. Но нам надо убираться отсюда, как только Лин поправится.
– Согласен. А до тех пор – давай наслаждаться жизнью. – Ладонь его скользнула под простыню, между нагих бедер Танфии.
– Руфе, не надо!
Юноша убрал руку.
– Передумала?
– Нет, дурачок! – Она погладила его по щеке. – Просто я еще не мылась. От меня, должно быть, несет потом.
– Так вымоешься позже. – Он прижался лицом к ее плечу, пощекотал языком шею, и Танфия поневоле рассмеялась. Тело его было жарким и сильным, и устоять было невозможно. – Не так и страшно. Я дыхание задержу, – прошептал он, залезая к ней под одеяло, и усмехнулся, когда она в напускном негодовании стукнула его кулачком. – И не жалуйся. Для меня ты пахнешь замечательно.
Когда Каламис ввел ее в пиршественный чертог, Танфия задрожала.
Узкие стрельчатые окна перемежались панелями черного дерева. Резные балки поддерживали высокие своды. Хотя по стенам и вдоль длинного стола сияло не меньше сотни свечей, темнота выпивала их свет. Впечатление создавалось сурово-величественное и мрачное. Танфия ощущала себя неуместной, и в то же время стремилась показать, что достойна подобного окружения. Это должна была быть первая проверка ее способностей, и ей во что бы то ни стало следовало ее выдержать.
В дальне конце зала полыхал камин, и там поджидали гостей хозяева замка, такие сдержанные и строгие, что Танфии даже стыдно стало, что пару часов назад они с Руфридом кувыркались на здешних перинах.
Мерия снабдила гостей свежей одеждой – для Руфрида простые темные штаны и белая рубашка, а для Танфии длинное темно-синее платье. Хотя оно было девушке великовато, ничего роскошнее она в жизни не видела, не говорят уж о том, чтобы носить. В зеркало на стене отведенной ей комнаты Танфия взирала с отчаянием: волосы ее – спасибо Руфриду! – напоминали воронье гнездо. Но расческа, заколки и помада, принесенные Мерией, сделали свое дело. И теперь, рука об руку с Руфридом, она входила в зал со всем возможным достоинством, остро ощущая, что все ее усилия написаны у нее на лбу.
Каламис показался ей симпатичным, но слишком мускулистым. С квадратного лица смотрели вечно прищуренные черные глаза, и сам Каламис словно бы постоянно прислушивался, оценивал, не выдавая своих истинных чувств ничем.
– Танфия, – проговорил он, – с тобою желает познакомиться моя мать, владычица Алорна, княгиня Сеферетская. Матушка, дозволь представить тебе наших гостей Танфию и Руфрида, из, э, деревни близ града Хаверейна.
Танфия не была уверена, что в подобных обстоятельствах полагается делать реверанс, поэтому она стеснительно склонила голову и пожала протянутую ей тонкую, костистую, шелково-гладкую руку.
Княгиня была высока и костлява. Седые ее волосы были безупречно уложены и прикрыты украшенной синими самоцветами сеткой. Сапфиры, должно быть, решила Танфия. И все же княгиня не выглядела бы ни выше, ни внушительнее бабушки Хельвин, если б не одеяние. Танфия едва могла отвести взгляд от ее платья – широкой юбки, буфов на рукавах, жесткого корсажа. По черному шелку змеился синий узор, и блестели лазурные бусины. Рядом с подобной сдержанной роскошью одолженное платье девушки, которое еще минуту назад казалось ей таким шикарным, походило на обноски.
– Мой отец, владыка Даннион, князь Сеферетский.
Князь был так же высок, хотя и сутулился – Танфия не могла решить для себя, из стеснения ли, или из презрительного высокомерия. Лицо владыки, подобно лицу его младшего сына, было тонким и отстраненным, серые глаза будто выцвели. Он кивнул девушке, но руки не подал. И Даннион, и Фейлан также были облачены в черное с синим, будто прочих цветов и не существовало в мире – короткие широкие панталоны, шелковые чулки, расшитые туфли и обильно изукрашенные камзолы с прорезными рукавами.
– С сестрой моей матушки, госпожой Амитрией, и моим младшим братом Фейланом вы уже знакомы…
Фейлан, подобно отцу, скрывал под маской отчуждения некоторую нервозность. Госпожа же Амитрия, растрепанная, в мятой накидке, ничуть не походила на сестру, да и на прочих свойственников. Суетливая и быстрая, как птичка, она взирала на собравшихся с едкой насмешкой.
– И моя супруга, госпожа Эсамира.
Жена Каламиса носила свободное платье нескольких оттенков синего, расшитое серебряными листьями, весьма шедшее к ее раскосым синим глазам и рыжевато-русым кудрям, ниспадавшим до пояса. Хотя она была женщиной крупной, но создавала впечатление худобы, будто с ее мощного костяка спала плоть. Губы ее были презрительно надуты.
– О, – воскликнула Танфия, недослышав, – мою сестру зовут Изомира!
Руфрид предупреждающе наступил ей на ногу.
– Как забавно, – произнесла госпожа Эсамира, – эти крестьяне дают своим детям такие поэтичные имена. Разве можно что-то иметь против простых народных имен, вроде Неррии и Фрейнии, верно?
Все вежливо посмеялись – кроме Амитрии, от взгляда которой молоко бы прокисло. Танфия решительно не понимала, почему крестьяне не могут называть детей, как им вздумается, но сказать это вслух было не неприлично, и она промолчала.
– Как я понимаю, – проговорил князь, прежде чем тишина слишком затянулась, – это вы принесли нам весть о гибели нашего сына Арана.
– Мы… не уверены, что это был он, – поспешно вставил Руфрид.
– Сегодня мы отрядили людей обыскать лес и принести в замок тело. – Князь протяжно вздохнул. – Увы, то был наш сын.
– Нам очень жаль, – хором произнесли Танфия и Руфрид. – Надеюсь, мы верное поступили, – добавила Танфия, – что привели его коня.
– Безусловно, – подтвердила владычица Алорна. – Само собой, вы можете остаться, покуда ваш спутник не оправится от лихорадки. Это самое малое, чем мы можем отблагодарить вас.
– Мы подозревали, что он погиб, – тяжело проговорил владыка Даннион. – И опасались подобных вестей. Однако они стали для нас тяжелым ударом.
– Вам известно, э, как он умер? – осторожно поинтересовалась Танфия.
– Мы редко заходим в чащу леса. Зверь, возможно. Дикие коты… кто теперь скажет?
Ответ показался девушке до странности пустым и легковесным. Дикому коту не под силу убить человека, во всяком случае, всадника, а дра’аки так далеко от гор не залетают…
Руфрид шагнул вперед и подал князю записку, найденную Линденом на теле погибшего.
– Боюсь, сударь, что это письмо не достигло адресата, – сказал он. – Жаль, что этого не случилось, прежде… – Тут пришел черед Танфии ущипнуть его. – Э, жаль.
Князь перечел письмо, передал супруге; затем оно прошло через руки Каламиса, Фейлана и Эсамиры. Ни один из них не вымолвил ни слова, и лица их ничего не отражали. Танфия читала, что среди благородных считается недостойным показывать свои чувства, но подобная сдержанность впечатлила даже ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
– Не знаю. Но нам надо убираться отсюда, как только Лин поправится.
– Согласен. А до тех пор – давай наслаждаться жизнью. – Ладонь его скользнула под простыню, между нагих бедер Танфии.
– Руфе, не надо!
Юноша убрал руку.
– Передумала?
– Нет, дурачок! – Она погладила его по щеке. – Просто я еще не мылась. От меня, должно быть, несет потом.
– Так вымоешься позже. – Он прижался лицом к ее плечу, пощекотал языком шею, и Танфия поневоле рассмеялась. Тело его было жарким и сильным, и устоять было невозможно. – Не так и страшно. Я дыхание задержу, – прошептал он, залезая к ней под одеяло, и усмехнулся, когда она в напускном негодовании стукнула его кулачком. – И не жалуйся. Для меня ты пахнешь замечательно.
Когда Каламис ввел ее в пиршественный чертог, Танфия задрожала.
Узкие стрельчатые окна перемежались панелями черного дерева. Резные балки поддерживали высокие своды. Хотя по стенам и вдоль длинного стола сияло не меньше сотни свечей, темнота выпивала их свет. Впечатление создавалось сурово-величественное и мрачное. Танфия ощущала себя неуместной, и в то же время стремилась показать, что достойна подобного окружения. Это должна была быть первая проверка ее способностей, и ей во что бы то ни стало следовало ее выдержать.
В дальне конце зала полыхал камин, и там поджидали гостей хозяева замка, такие сдержанные и строгие, что Танфии даже стыдно стало, что пару часов назад они с Руфридом кувыркались на здешних перинах.
Мерия снабдила гостей свежей одеждой – для Руфрида простые темные штаны и белая рубашка, а для Танфии длинное темно-синее платье. Хотя оно было девушке великовато, ничего роскошнее она в жизни не видела, не говорят уж о том, чтобы носить. В зеркало на стене отведенной ей комнаты Танфия взирала с отчаянием: волосы ее – спасибо Руфриду! – напоминали воронье гнездо. Но расческа, заколки и помада, принесенные Мерией, сделали свое дело. И теперь, рука об руку с Руфридом, она входила в зал со всем возможным достоинством, остро ощущая, что все ее усилия написаны у нее на лбу.
Каламис показался ей симпатичным, но слишком мускулистым. С квадратного лица смотрели вечно прищуренные черные глаза, и сам Каламис словно бы постоянно прислушивался, оценивал, не выдавая своих истинных чувств ничем.
– Танфия, – проговорил он, – с тобою желает познакомиться моя мать, владычица Алорна, княгиня Сеферетская. Матушка, дозволь представить тебе наших гостей Танфию и Руфрида, из, э, деревни близ града Хаверейна.
Танфия не была уверена, что в подобных обстоятельствах полагается делать реверанс, поэтому она стеснительно склонила голову и пожала протянутую ей тонкую, костистую, шелково-гладкую руку.
Княгиня была высока и костлява. Седые ее волосы были безупречно уложены и прикрыты украшенной синими самоцветами сеткой. Сапфиры, должно быть, решила Танфия. И все же княгиня не выглядела бы ни выше, ни внушительнее бабушки Хельвин, если б не одеяние. Танфия едва могла отвести взгляд от ее платья – широкой юбки, буфов на рукавах, жесткого корсажа. По черному шелку змеился синий узор, и блестели лазурные бусины. Рядом с подобной сдержанной роскошью одолженное платье девушки, которое еще минуту назад казалось ей таким шикарным, походило на обноски.
– Мой отец, владыка Даннион, князь Сеферетский.
Князь был так же высок, хотя и сутулился – Танфия не могла решить для себя, из стеснения ли, или из презрительного высокомерия. Лицо владыки, подобно лицу его младшего сына, было тонким и отстраненным, серые глаза будто выцвели. Он кивнул девушке, но руки не подал. И Даннион, и Фейлан также были облачены в черное с синим, будто прочих цветов и не существовало в мире – короткие широкие панталоны, шелковые чулки, расшитые туфли и обильно изукрашенные камзолы с прорезными рукавами.
– С сестрой моей матушки, госпожой Амитрией, и моим младшим братом Фейланом вы уже знакомы…
Фейлан, подобно отцу, скрывал под маской отчуждения некоторую нервозность. Госпожа же Амитрия, растрепанная, в мятой накидке, ничуть не походила на сестру, да и на прочих свойственников. Суетливая и быстрая, как птичка, она взирала на собравшихся с едкой насмешкой.
– И моя супруга, госпожа Эсамира.
Жена Каламиса носила свободное платье нескольких оттенков синего, расшитое серебряными листьями, весьма шедшее к ее раскосым синим глазам и рыжевато-русым кудрям, ниспадавшим до пояса. Хотя она была женщиной крупной, но создавала впечатление худобы, будто с ее мощного костяка спала плоть. Губы ее были презрительно надуты.
– О, – воскликнула Танфия, недослышав, – мою сестру зовут Изомира!
Руфрид предупреждающе наступил ей на ногу.
– Как забавно, – произнесла госпожа Эсамира, – эти крестьяне дают своим детям такие поэтичные имена. Разве можно что-то иметь против простых народных имен, вроде Неррии и Фрейнии, верно?
Все вежливо посмеялись – кроме Амитрии, от взгляда которой молоко бы прокисло. Танфия решительно не понимала, почему крестьяне не могут называть детей, как им вздумается, но сказать это вслух было не неприлично, и она промолчала.
– Как я понимаю, – проговорил князь, прежде чем тишина слишком затянулась, – это вы принесли нам весть о гибели нашего сына Арана.
– Мы… не уверены, что это был он, – поспешно вставил Руфрид.
– Сегодня мы отрядили людей обыскать лес и принести в замок тело. – Князь протяжно вздохнул. – Увы, то был наш сын.
– Нам очень жаль, – хором произнесли Танфия и Руфрид. – Надеюсь, мы верное поступили, – добавила Танфия, – что привели его коня.
– Безусловно, – подтвердила владычица Алорна. – Само собой, вы можете остаться, покуда ваш спутник не оправится от лихорадки. Это самое малое, чем мы можем отблагодарить вас.
– Мы подозревали, что он погиб, – тяжело проговорил владыка Даннион. – И опасались подобных вестей. Однако они стали для нас тяжелым ударом.
– Вам известно, э, как он умер? – осторожно поинтересовалась Танфия.
– Мы редко заходим в чащу леса. Зверь, возможно. Дикие коты… кто теперь скажет?
Ответ показался девушке до странности пустым и легковесным. Дикому коту не под силу убить человека, во всяком случае, всадника, а дра’аки так далеко от гор не залетают…
Руфрид шагнул вперед и подал князю записку, найденную Линденом на теле погибшего.
– Боюсь, сударь, что это письмо не достигло адресата, – сказал он. – Жаль, что этого не случилось, прежде… – Тут пришел черед Танфии ущипнуть его. – Э, жаль.
Князь перечел письмо, передал супруге; затем оно прошло через руки Каламиса, Фейлана и Эсамиры. Ни один из них не вымолвил ни слова, и лица их ничего не отражали. Танфия читала, что среди благородных считается недостойным показывать свои чувства, но подобная сдержанность впечатлила даже ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146