На следующую ночь, когда жар вернулся, ей привиделась склоняющаяся над кроватью серую тень. Потом в клине льющегося из-за приоткрытой двери света показались два силуэта, и спорила с кем-то Намания: «Она еще слаба, еще не готова».
Это повторилось и на следующую ночь, и на следующую. Но Изомира никак не могла проснуться настолько, чтобы понять, сон это или нет. Зелья Намании вводили ее в глубокое забытье.
Постепенно она поправлялась. Вскоре она уже могла вставать с постели, сидеть в кресле, поражаясь роскоши своей тюрьмы, но это быстро ей прискучило. Девушка попросила у Намании бумаги, перьев и чернил, и целительница исполнила просьбу. В детстве одной из любимых ее с Танфией игр было писать друг другу письма, как (если поверить Танфии) пишут их жители Парионы, изображая богатых дам, у кого есть слуги, чтобы разносить послания по городу. Сейчас Изомира и вправду направляла свои послания Танфии, искренне описывая свои впечатления в письмах, которые не могла послать. «Я так скучаю по тебе. Я в городе, который ты всегда мечтала увидеть, и мне кажется, что здесь все не так, как нам мнилось …»
Вечером десятого дня, когда Изомира чувствовала себя почти хорошо, вошедшая Намания оперлась на комод, склонив голову. Ее трясло от внутреннего напряжения.
– Я больше не могу.
– Намания? – Имми поспешно сложила письмо и, вставая, заткнула его под обшлаг. Свои писания она не желала показывать никому, даже целительнице. – Что случилось?
Лекарка обернулась. Лицо ее посерело от отчаяния, и девушка смутилась.
– Прости. – Намания вздохнула. – Я больше не могу растягивать твою хворь. Терпение царя истощилось. Он настаивает, чтобы тебя привели к нему, больную или здоровую.
Изомира прикусила губу.
– Я здорова, – ответила она. – Но я все-таки не понимаю. Ну зачем царю такая простушка, как я? Это какая-то ошибка.
Намания покачала головой. Глаза ее покраснели.
– Да пребудет с тобою Богиня, милая, – только и сказала она, поглаживая Изомиру по щеке.
После омовения служанка облачила Изомиру в шелковое платье цвета слоновой кости, с золотым корсажем и широкой верхней юбкой. Девушку эта роскошь просто потрясла – точно как на картинках в книгах Танфии! Имми едва не рассмеялась нелепости своего положения. Даже Танфия никогда не мечтала быть представленной царю и царице.
– И что я здесь делаю? – спросила Изомира вслух, пораженная вдруг величием предстоящей встречи.
Горничная одарила ее долгим, невыразительным взглядом и не ответила. Ей явно неловко было разодевать крестьянку как придворную даму.
– Я сделала все, что могла, – произнесла она, наконец, уложив девушке волосы. – Хотите полюбоваться?
Она подвела Изомиру к зеркалу от пола до потолка. Оттуда на девушку взирала незнакомка – бледная, напуганная русалка, неуместная и уязвимая в непривычных одеждах. Волосы ее были убраны опаловыми заколками, и ниспадали на плечи сияющими волнами.
– Вы прекрасны, – сообщила горничная тоном скорей несчастным, чем радостным.
Провести Изомиру в царские чертоги пришли конюший и стражник, оба в синих с золотом дворцовых мундирах. По гулким коридорам шли они, под взглядами портретов, и вверх по монументальным лестницам. Провожатые молчали. Изомира разрывалась, пытаясь одновременно запомнить все, чтобы потом рассказать Танфии, и волноваться предстоящей встрече. Светильники озаряли янтарь и золото стен, позолоту картинных рам.
Наконец, провожатые вступили в зал перед высокими, богато украшенными дверями. Конюший вошел, стражник же остался ожидать вместе с Изомирой. Оглядываясь, девушка увидела, что по стенам развешаны портреты самодержцев Авентурии. Она знала их лица, видела гравюры в книгах. Царица Силана, основавшая Париону. Царица Гетида, объединившая Девять царств. Царь Маарот, победитель в битве на Серебряных равнинах. Его наследница, царица Девинда, и ее сын, царь Аралит. И внук Девинды, сам Гарнелис.
Изомира вглядывалась в портрет. На нем изображен был прекрасный юноша, неизмеримо добрый и царственный, облаченный в синий бархат и сжимающий увенчанный хрустальным шаром скипетр. На челе его покоилась корона десяти самоцветов, обозначающая единство земель. Волосы его смоляными реками стекали на плечи. Черты лица были тверды – высокие скулы, решительный рот, орлиный нос. От него исходило душевное тепло, мягкая сила и уверенность.
Сердце Изомиры застряло в глотке. Этот человек воплощал собою все ее с Танфией мечты… как мог тот, чья душа просвечивала сквозь зрачки, чинить вред ближним?
Двери отворились – внутри была темнота. Стражник провел девушку внутрь и оставил там, не сказав ни слова, не объяснив ничего. Мрак сомкнулся вокруг нее. Глаза постепенно привыкали к сумеркам, Изомира оглянулась, чтобы понять, что ей делать дальше, но провожатые истаяли, затворив за собою створки дверей.
В дальнем конце коридора виднелось стрельчатое окно, клочок вечернего неба, прорезанный силуэтом. Стоявший был высок, худ, величав, складки его одеяния ниспадали несгибаемо-ровно, точно мраморные. У Изомиры перехватило горло. Она двинулась к окну, притягиваемая будто помимо своей воли. И по мере того как она приближалась, человек оборачивался к ней.
Мелькнули резкие, рубленые черты, перышки седых бровей, черные зеницы. Девушка затаила дыхание, не в силах всхлипнуть. Глаза . Они походили на лужи темной крови, от них исходил обессиливающий черный ток.
Его взгляд ударил ее, сбивая с ног.
Изомира признала лицо с портрета. Это был ее царь, исхудавший, постаревший, но несомненно царь, возлюбленный Гарнелис, которого ее и Танфию учили почитать… но что-то переменилось в нем. Не в облике – в душе. Его внутреннее «я» виднелось в глазах, нетаимое, свет невинности, обращенный ко злу и тьме. Словно, взирая на Имми, он видел не перепуганную девчонку, а лакомый кусочек, златокрылую мошку, которую паук затягивает в тенета и высасывает досуха.
– Дитя, – проговорил царь. Басовитый голос его был тих, но мощен и груб. – Наконец-то.
– Ваше величество, – пролепетала Изомира. Она склонила голову, изобразила реверанс. Что сделать еще, она не знала. Ее разрывали ужас и трепет – ведь что бы не сталось с ним, Гарнелис оставался ее царем.
– Много дней ожидал я этого мига. Когда тебя принесли сюда, ты была больна. Но теперь ты поправилась.
Это не был вопрос – скорей утверждение.
– Да, благодарю вас, ваше величество.
– Хорошо. Твое имя?
– Изомира, дщерь Эйнии, ваше величество.
Наступило долгое молчание. Царь ощупывал ее взглядом, не чувственным – ей бы подобное и в голову не пришло – но неторопливым, загадочным.
– После первоначального приветствия, – проговорил, наконец, Гарнелис, – правильно обращаться «государь».
– Простите, государь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146