Тоже без окошек. В этот «додж» как раз помещались «восьмерка» пацанов, два инструктора-воспитателя и один тренер по рукопашному бою. Он же сидел за рулем этого «доджа».
На полу кузовка между откидными скамейками – чехлы с оружием «восьмерки», амуницией, рациями, переговорными устройствами «ПУ-5».
А на скамейках под недреманным оком инструкторов друг против друга сидят пацаны одной «восьмерки» – по четыре на каждой лавке. Все переодеты в гражданское, но одинаковое. Типа детдомовского.
Езды до аэродрома – часа два. Такой пустынный, занюханный аэродромчик. Несколько самолетов «У 2», парочка «дугласов», один «СБ», ремонтные мастерские, командный пункт, метеослужба, барак для переукладки парашютов, второй – складские помещения, караулка для наряда внутренних войск НКВД и медпунктик в конце первого барака.
Ни одна живая душа к этому аэродромчику и близко подойти не могла!
Ну, еще наземный тренажер – такие высоченные, метров в десять, «козлы» деревянные врыты, а с них свисает на двух лямках парашютная подвесная система. Для отработки разворотов по ветру, скольжению, ускорению и замедлению спусков...
Никаких запасных парашютов пацанам не полагалось! Прыгали с «ПЛ-3» – «Парашют летчика третьей модификации». Только не с вытяжным кольцом, а с принудительным раскрытием...
Как и полагается диверсантам, прыгали с малых высот. В «Дугласе» через весь фюзеляж трубка идет типа водопроводной. Цепляешь за нее карабин с фалом, получаешь ногой в задницу и поневоле выпрыгиваешь из самолета. Фал в семнадцать метров твой парашют сам открывает – выдергивает металлические шпильки из люверсов, а у вытяжного тросика фал обрывается. Там для обрыва такой специальный шнурок между фалом и тросиком.
«ПЛ-3» как раз под задницей висит, обзор и руки в воздухе свободны – можно сразу из автомата шмалять. Еще до приземления...
Короче, вся «восьмерка» вместе с инструкторами прыгнула, все парашюты раскрылись, все в ажуре, а один пацан приземлился уже мертвым!
Доктор потом всем объяснил: он как из самолета выпрыгнул, так сразу же лапти и откинул. Сердце не выдержало и разорвалось. Вот вам первый «жмурик».
А второй пацан через пару дней прыгнул как все, фал сработал, а парашют и не раскрылся... Так пацан и вошел в землю с нераскрытым парашютом. Второй покойничек...
Тут же на аэродроме специалисты и укладчики стали рассматривать парашют – в чем, дескать, дело?! А там – вытяжные шпильки в люверсах плоскогубцами загнуты! Удружил кто-то из корефанов.
Стали по полной программе «раскручивать» всех живых. Нашли умельца.
– Я его еще в камере в «буру» проиграл, – говорит. – А для вора карточный долг – долг чести! Все руки не доходили... Ну и хотелось как-то посмешнее это устроить. Ничего получилось, да?
Связались по радио с Вишневецким. Доложили. Шифром, конечно.
Тот распорядился внимательно осмотреть покойного, и если на нем нет никаких подтверждений его принадлежности к «школе» – то не везти его наверх в горы, а закопать в районе дальнего поста охраны аэродрома.
– А того, который его «проиграл», куда везти?
– Никуда, – ответил Вишневецкий. – Там же закопать.
– Но ведь он еще живой?!
– Ваши проблемы – моя ответственность. Выполняйте! – ответил Вишневецкий и дал отбой связи.
Вот и третий покойничек. А если приплюсовать тех, кто уже в горах накрылся, так к концу пятого месяца все прогнозы аналитического отдела обязательно сбудутся!
Там даром хлеб не едят...
* * *
Мика и в самом деле был «отличником».
Если такое слово вообще применимо к тому, чему его обучали в этой школе.
Многие пацаны еще на воле, а потом и в камерах предварительного заключения слышали о легендарной воровской паре «гастролеров» – Лаврике и Мишке-художнике, которые ни в каких хеврах и кодлах не состояли, жили тихо, сами по себе. Ходили «чисто», блатняков из себя не строили, работали только по сильно «упакованным» хатам большого начальства. Вот такие Робин Гуды!..
И сентиментально-жестокий мир юного ворья пополнил свой слезливый фольклор легендой о покойном Лаврике и ныне здравствующем Мишке-художнике.
На крупицы подлинных событий накладывалась такая беззастенчивая жалостливая фантазия, что бедный интеллигентный Мика только отплевывался, когда краем уха слышал про себя и Лаврика эту, как говорится, «плетеную парашу»!..
Рассказывали о них, что брали они лишь «наличман» и «рыжье», ни одной шмотки никогда не тронули. Поэтому все «скупари помытого» – скупщики краденого – от них только «отскечь» имели. Никто на них в ментовку стукнуть не мог...
На этом правдивая часть сказочного жизнеописания Лаврика и Мики заканчивалась. Дальше уже шел безграничный полет вранья!..
... Будто бы взяли их случайно, в Талгаре, когда они намылились уйти в Китай... Перестрелка была – зашибись!.. Лаврику сразу три пули прямо в сердце попали. И он, умирая, прошептал своему корешку Мишке-художнику: «Отомсти за меня, Мишаня... За всех пацанов, за весь блатной мир отомсти. А я сверху, вон из-за того облачка, посмотрю, как ты это сделаешь...» И умер. А тогда Художник давай из «маузера» шмалять по ментам! И завалил главного мента и еще кучу ментов положил. И тут у него патроны кончились, и его повязали...
А дело его вел сам начальник всего казахского угро. Русский. Без руки, Поместил он Художника в одиночку. А у того была граната (!!!) притырена. И он этой гранатой взорвал дверь своей камеры и только хотел «сделать ноги», как прибежал сам начальник всего казахского утро без руки и говорит Художнику: «Миша! Е-мое, что же ты делаешь?! Если ты сейчас убежишь – меня же с работы снимут к свиньям собачьим!.. Тут один казах уже второй год на мое место „кнокает“... А у меня жена больная, трое детей и всего одна рука... Кто меня, однорукого, с моими детями прокормит?.. Не убегай, Миша!» Пожалел Художник однорукого начальника всего казахского угро и остался в камере. А тот ему за это заменил расстрельную статью вот на эту школу...
«Особо осведомленные» рассказывали, что «Художник» еще в Каскелене, в детдоме для трудновоспитуемых подростков, опасной бритвой перерезал глотки двум взрослым «паханам-уркаганам», которые хотели одного малолетку несмышленыша «в очко отшворить»!..
Сомневавшихся в достоверности легенд о Художнике эта подробность добивала окончательно, и авторитет Мики Полякова в Школе Вишневецкого был настолько неоспоримым, что, когда воспитатели стали назначать из самих пацанов «старших» в своих «восьмерках», Мика был возведен на этот трон с почтительным ликованием.
Это в то время, когда за место «старшего» в других «восьмерках» шла жесточайшая борьба, вплоть до поножовщины!..
Пользовался Мика уважением и у инструкторов по всем видам спорта и убийств. Он был прекрасно тренирован, почти не потерял форму за время отсидки и благодаря добротным «подготовительным курсам» у незабвенного Лаврика обладал безупречно расчетливой храбростью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
На полу кузовка между откидными скамейками – чехлы с оружием «восьмерки», амуницией, рациями, переговорными устройствами «ПУ-5».
А на скамейках под недреманным оком инструкторов друг против друга сидят пацаны одной «восьмерки» – по четыре на каждой лавке. Все переодеты в гражданское, но одинаковое. Типа детдомовского.
Езды до аэродрома – часа два. Такой пустынный, занюханный аэродромчик. Несколько самолетов «У 2», парочка «дугласов», один «СБ», ремонтные мастерские, командный пункт, метеослужба, барак для переукладки парашютов, второй – складские помещения, караулка для наряда внутренних войск НКВД и медпунктик в конце первого барака.
Ни одна живая душа к этому аэродромчику и близко подойти не могла!
Ну, еще наземный тренажер – такие высоченные, метров в десять, «козлы» деревянные врыты, а с них свисает на двух лямках парашютная подвесная система. Для отработки разворотов по ветру, скольжению, ускорению и замедлению спусков...
Никаких запасных парашютов пацанам не полагалось! Прыгали с «ПЛ-3» – «Парашют летчика третьей модификации». Только не с вытяжным кольцом, а с принудительным раскрытием...
Как и полагается диверсантам, прыгали с малых высот. В «Дугласе» через весь фюзеляж трубка идет типа водопроводной. Цепляешь за нее карабин с фалом, получаешь ногой в задницу и поневоле выпрыгиваешь из самолета. Фал в семнадцать метров твой парашют сам открывает – выдергивает металлические шпильки из люверсов, а у вытяжного тросика фал обрывается. Там для обрыва такой специальный шнурок между фалом и тросиком.
«ПЛ-3» как раз под задницей висит, обзор и руки в воздухе свободны – можно сразу из автомата шмалять. Еще до приземления...
Короче, вся «восьмерка» вместе с инструкторами прыгнула, все парашюты раскрылись, все в ажуре, а один пацан приземлился уже мертвым!
Доктор потом всем объяснил: он как из самолета выпрыгнул, так сразу же лапти и откинул. Сердце не выдержало и разорвалось. Вот вам первый «жмурик».
А второй пацан через пару дней прыгнул как все, фал сработал, а парашют и не раскрылся... Так пацан и вошел в землю с нераскрытым парашютом. Второй покойничек...
Тут же на аэродроме специалисты и укладчики стали рассматривать парашют – в чем, дескать, дело?! А там – вытяжные шпильки в люверсах плоскогубцами загнуты! Удружил кто-то из корефанов.
Стали по полной программе «раскручивать» всех живых. Нашли умельца.
– Я его еще в камере в «буру» проиграл, – говорит. – А для вора карточный долг – долг чести! Все руки не доходили... Ну и хотелось как-то посмешнее это устроить. Ничего получилось, да?
Связались по радио с Вишневецким. Доложили. Шифром, конечно.
Тот распорядился внимательно осмотреть покойного, и если на нем нет никаких подтверждений его принадлежности к «школе» – то не везти его наверх в горы, а закопать в районе дальнего поста охраны аэродрома.
– А того, который его «проиграл», куда везти?
– Никуда, – ответил Вишневецкий. – Там же закопать.
– Но ведь он еще живой?!
– Ваши проблемы – моя ответственность. Выполняйте! – ответил Вишневецкий и дал отбой связи.
Вот и третий покойничек. А если приплюсовать тех, кто уже в горах накрылся, так к концу пятого месяца все прогнозы аналитического отдела обязательно сбудутся!
Там даром хлеб не едят...
* * *
Мика и в самом деле был «отличником».
Если такое слово вообще применимо к тому, чему его обучали в этой школе.
Многие пацаны еще на воле, а потом и в камерах предварительного заключения слышали о легендарной воровской паре «гастролеров» – Лаврике и Мишке-художнике, которые ни в каких хеврах и кодлах не состояли, жили тихо, сами по себе. Ходили «чисто», блатняков из себя не строили, работали только по сильно «упакованным» хатам большого начальства. Вот такие Робин Гуды!..
И сентиментально-жестокий мир юного ворья пополнил свой слезливый фольклор легендой о покойном Лаврике и ныне здравствующем Мишке-художнике.
На крупицы подлинных событий накладывалась такая беззастенчивая жалостливая фантазия, что бедный интеллигентный Мика только отплевывался, когда краем уха слышал про себя и Лаврика эту, как говорится, «плетеную парашу»!..
Рассказывали о них, что брали они лишь «наличман» и «рыжье», ни одной шмотки никогда не тронули. Поэтому все «скупари помытого» – скупщики краденого – от них только «отскечь» имели. Никто на них в ментовку стукнуть не мог...
На этом правдивая часть сказочного жизнеописания Лаврика и Мики заканчивалась. Дальше уже шел безграничный полет вранья!..
... Будто бы взяли их случайно, в Талгаре, когда они намылились уйти в Китай... Перестрелка была – зашибись!.. Лаврику сразу три пули прямо в сердце попали. И он, умирая, прошептал своему корешку Мишке-художнику: «Отомсти за меня, Мишаня... За всех пацанов, за весь блатной мир отомсти. А я сверху, вон из-за того облачка, посмотрю, как ты это сделаешь...» И умер. А тогда Художник давай из «маузера» шмалять по ментам! И завалил главного мента и еще кучу ментов положил. И тут у него патроны кончились, и его повязали...
А дело его вел сам начальник всего казахского угро. Русский. Без руки, Поместил он Художника в одиночку. А у того была граната (!!!) притырена. И он этой гранатой взорвал дверь своей камеры и только хотел «сделать ноги», как прибежал сам начальник всего казахского утро без руки и говорит Художнику: «Миша! Е-мое, что же ты делаешь?! Если ты сейчас убежишь – меня же с работы снимут к свиньям собачьим!.. Тут один казах уже второй год на мое место „кнокает“... А у меня жена больная, трое детей и всего одна рука... Кто меня, однорукого, с моими детями прокормит?.. Не убегай, Миша!» Пожалел Художник однорукого начальника всего казахского угро и остался в камере. А тот ему за это заменил расстрельную статью вот на эту школу...
«Особо осведомленные» рассказывали, что «Художник» еще в Каскелене, в детдоме для трудновоспитуемых подростков, опасной бритвой перерезал глотки двум взрослым «паханам-уркаганам», которые хотели одного малолетку несмышленыша «в очко отшворить»!..
Сомневавшихся в достоверности легенд о Художнике эта подробность добивала окончательно, и авторитет Мики Полякова в Школе Вишневецкого был настолько неоспоримым, что, когда воспитатели стали назначать из самих пацанов «старших» в своих «восьмерках», Мика был возведен на этот трон с почтительным ликованием.
Это в то время, когда за место «старшего» в других «восьмерках» шла жесточайшая борьба, вплоть до поножовщины!..
Пользовался Мика уважением и у инструкторов по всем видам спорта и убийств. Он был прекрасно тренирован, почти не потерял форму за время отсидки и благодаря добротным «подготовительным курсам» у незабвенного Лаврика обладал безупречно расчетливой храбростью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116