Через полмесяца из этих тридцати четырех должны были быть сформированы две компактные боевые группы, для которых в оперативно-стратегическом отделе союзного НКВД уже полным ходом разрабатывались две ответственнейшие диверсионные операции – одна для Восточных Карпат в районе Мукачевского перевала, вторая – для Приэльбрусья Большого Кавказа.
Уже были даже уточнены сроки вылета групп для переброски в районы задания. Аналитический отдел просчитал: при успешном выполнении акций возможность остаться в живых кому-нибудь из пацанов этих двух групп практически сводится к нулю...
... Но почему, почему этот пацан-симпатяга – бывший магазинный вор с порочно-лукавой рожей и кличкой Маэстро, который почти пять месяцев вечерами, как воск, растапливал самые ссохшиеся и заскорузлые души блатников и уркаганов своей виртуозной игрой на гитаре, а немец-подрывник из дивизии «Эдельвейс» аккомпанировал ему на маленькой шестигранной гармошечке-концертино, ПОЧЕМУ ЭТОТ ЧЕРТОВ МАЭСТРО ДОЛЖЕН БЫЛ ПОГИБНУТЬ ИМЕННО СЕЙЧАС?!
Как он соскользнул с края ледовой площадки, где они хотели остановиться на ночлег?!
... Как он сумел выпасть из своей «связки»?!
... Почему отстегнулся страховочный карабин?!
Этого не мог сейчас сказать никто.
Зато все пацаны, сам Вишневецкий, оба инструктора-альпиниста – мастера спорта из института Лесгафта...
.... ВИДЕЛИ, как Маэстро неожиданно поскользнулся и с коротким, удивленным и неестественно тоненьким, пронзительным криком полетел вниз – в жуткую ледовую расщелину, которой не было ни конца, ни края...
Широко открытыми от ужаса глазами потрясенный Мика секунду провожал погибающего Маэстро, а потом 208 вдруг неожиданно побагровел, обхватил свою голову двумя руками, словно боялся, что она сейчас разлетится на куски, и истошно закричал:
– НЕТ!!! НЕТ!!! НЕТ!..
* * *
– Вадяша, Петюня!.. Я, клянусь вам, ни слова не преувеличил!.. Вспомните, когда мы лет пятнадцать тому назад все вместе брали этот пик. Тогда Абалаков с Памира приехал, с нами ходил, помните? Там еще такая площадочка ледяная на отметке четыре шестьсот... Помните? Слева – стенка, справа – расщелина метров триста глубиной... И этот засранец поскальзывается и туда!.. Прямо в расщелину!.. Все! Нет человека, понимаете?.. И вдруг один паренек хватает себя за башку и орет: «Нет!!! Нет!!! Нет!..» Три раза. Вот тут, мужики, вы меня можете на хер послать, морду набить, в глаза плюнуть, но я клянусь вам – самым близким мне людям!.. – мы все, все видим, как бедняга пролетает метров полтораста вниз, а после крика того паренька «Нет!!!» его падение, слышите?.. ЗАМЕДЛЯЕТСЯ, И ОН СОВСЕМ ПЛАВНО СОБСТВЕННЫМИ НОГАМИ ОПУСКАЕТСЯ НА МАЛЕНЬКИЙ, ЕЛЕ ВЫСТУПАЮЩИЙ, ОБЛЕДЕНЕЛЫЙ СКАЛЬНЫЙ КАРНИЗ... Я ему ору: «Не шевелись!!!», а он и ответить не может... Ну дальше, сами знаете, дело техники. Спустились к нему, увязали его в «беседку», вытащили наверх, спрашиваем: «Ты почувствовал что-нибудь такое особенное?» А он говорит: «Будто кто-то меня подхватил так мягко, обнял и поставил на ноги...» Петро! Что это?! Ты же сыщик, едрена вошь, объясни... Вадик! Вадяша, дружочек ты наш, профессор, мать твою за ногу! Осмотри ты меня, обследуй, что со мной? Может, я от этой долбаной службы просто чокнулся, с ума сошел?.. И ничего этого в горах не было... А, ребята?..
– Ты повторяешься, Андрюха. Пей. Пей и закусывай.
... Все трое выросли в одном дворе на окраине Алма-Аты – за Головным арыком, и до седых волос профессор для двух других оставался Вадиком или Вадяшей, начальник уголовного розыска – Петрушей или Петюией, а полковник НКВД – Андрюхой или Андрюликом.
Никто никогда никого ни 6 чем не расспрашивал. Это избавляло от вынужденного вранья. Для вопросов, связанных со спецификой профессии, свободен был только профессор Эйгинсон Вадим Евгеньевич. Но он считал, что «лечить своих – дело самое последнее!», и поэтому Петюня и Андрюлик обращались к профессору Вадику за врачебным советом значительно реже, чем это им уже требовалось...
С вечера, когда жизнь в клинике относительно замирала, сбрасывались и собирались в кабинете профессора Вадика. Предусмотрительный Вадяша даже специальную палату держал постоянно незанятой. Среди сотрудников клиники она называлась почему-то «правительственной», и ключ от нее был всегда у самого профессора.
Там после очередного загульного «мальчишника» отсыпались Петюня и Андрюлик. Профессор Вадик дрых обычно в своем кабинете на широченном кожаном диване, который с удовольствием использовал и для плотских утех с молоденькими ординаторшами и хорошенькими медицинскими сестричками.
Ни в рестораны, ни в другие общественно-публичные заведения вместе никогда не ходили, чтобы потом Андрюхе или Петюне не писать отчеты своим надзорно-соответствующим службам – где был, с кем был, о чем говорили и кто что сказал по тому или иному поводу...
Начальник уголовного розыска разлил остатки водки по трем граненым стаканам, а профессор достал из письменного стола еще одну непочатую бутылку.
Однорукий начальник угро поднял стакан и сказал:
– Давайте выпьем, мужики, а потом я продолжу свою мысль. За нас!
– И за Родину, – добавил полковник Андрюха.
– Это и есть – «за нас», – объяснил ему профессор Вадик.
Все выпили стоя.
– Закусывай, – сказал Петюня Андрюле. – А то ты уже плывешь.
– Обижаешь, начальник...
– Ешь! Это я тебе как врач говорю. Петруха! Не наливай ему больше. Он там в горах совсем одичал! Скоро ему черт знает что мерещиться будет. – И профессор осторожно посмотрел на Петюню.
– Ладно, Вадяша, не темни, – тихо сказал тот. – Помнишь, что ты говорил про тот феномен?
– Феномен, – поправил его профессор.
– Мне больше нравится «феномен». Ты сказал тогда: «Биомеханические и биоэнергетические возможности человека не ограничены»...
– Как в том анекдоте: «Во, бля, память!» – восхищенно пробормотал профессор.
– Где это ты нахватался? – удивился Петюня. – У меня вроде бы не сидел, у Андрюлика, кажется, не учился?.. Андрюха! Скоро наш профессор будет «по фене ботать»!
– Мужики! Вы что, совсем ошалели?! О чем вы треплетесь?! Я пришел к вам с гор специально, чтобы вы меня выслушали, помогли прийти в себя... А вы?! – возмутился полковник НКВД.
– Уймись, не вопи. Ночь на дворе, – сказал профессор.
– Вернемся к неограниченным возможностям человека, – сказал Петюня. – Андрюша, хочешь, я скажу тебе, кто это три раза крикнул в горах слово «нет», после чего тот падающий пацан был спасен? Это кричал бывший вор-домушник очень высокой квалификации Поляков Михаил Сергеевич по кличке Мишка-художник. Как он там у тебя, кстати?..
– О, черт побери!.. – простонал Андрюлик. – Петюня! Ты же сам «режимщик»!.. Что же ты мне такие вопросы задаешь?!
– Он нас скоро всех пересажает, Петруха, – неприязненно проговорил профессор Вадик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116