– Во-первых, у меня практически никогда не было «прошлого», а во-вторых, до войны я всего лишь учился в средней художественной школе.
– А вы, оказывается, еще и кокетун, старший лейтенант? – едко и насмешливо удивился майор Борщевский. – Мне показывали несколько ваших шаржей – у вас весьма зрелая и уверенная рука... Как мне кажется.
– Спасибо, товарищ майор.
– Просто Юрий Леопольдович.
– Спасибо, Юрий Леопольдович. В таком случае просто Михаил Сергеевич.
Майор внимательно оглядел Мику и очень вежливо произнес:
– Не ошибусь, Михал Сергеич, если скажу, что навскидку я примерно вдвое старше вас. И в моем возрасте уже нужно начинать беречь время, отпущенное судьбой. Ничего, если я сокращу ваше отчество и буду называть вас Мишей?
Борщевский понравился Мике своей скрытой иронией и явной интеллигентностью. Чем-то – построением фраз, негромкостью, манерой смотреть на собеседника – Борщевский напоминал Мике отца – покойного Сергея Аркадьевича.
– Весьма польщен, Юрий Леопольдович, – в тон Борщевскому ответил Мика и добавил: – В таком случае не Миша, а Мика. Так меня называли дома. Хорошо?
– Отлично, Мика. Итак, в связи с нашей беспредельной секретностью я не имею права пригласить к нам на гастроли ни один театр. Только самодеятельность. А политотдел требует «зрелищ» и «зрелищ», чтобы как-то отвлечь наш военно-героический народ от поголовной пьянки. Вот я и решил сделать пару-тройку спектаклей своими силами. У нас есть минимум два десятка очень способных людишек. Я же в прошлом – театральный режиссер... Не бог весть что, но режиссер. Здесь, как говорится, на «твердых заработках». Вот и решил рискнуть. Одна пьеса такого драматурга Александра Галича «Вас вызывает Таймыр!» – вы, наверное, не знаете – сейчас катится по всем театрам страны. И парочка пьес Евгения Львовича Шварца – «Голый король» и «Дракон». Но «Дракона» могут не разрешить... Вы вообще что-нибудь знаете о Шварце?
– Впервые слышу.
– Если бы мне не было известно, что вы хороший летчик, я бы считал это позорным фактом вашей биографии. Шварц – гений! Я пришлю вам с посыльным книжечку его пьес, и вы в этом убедитесь сами. А вам я предлагаю напридумывать и нарисовать эскизы костюмов для пьес Шварца. Для Галича не нужно – там милая советская современность. А вот для «Дракона» и для «Голого короля» необходим свежий, веселый взгляд молодого, смелого и нахального человека.
– С чего это вы взяли, что я смел и нахален, Юрий Леопольдович?
– Ваша профессия предполагает смелость, а сплетни о количестве оприходованных вами вольнонаемных и военнослужащих дамочек нашего гарнизона позволяют мне не сомневаться в вашем нахальстве и наглом напоре, Мика.
– Кошмар! – сказал Мика, – Вы именно по этому признаку остановили свой выбор на мне?!
– Нет. Мне понравились ваши рисунки, – ответил Борщевский.
... Через полторы недели после утренних полетов вдоль речки Ахтубы и дневного оформления документации эскадрилий по налету часов каждого экипажа Мика приехал на своем «виллисе» к Борщевскому в Дом офицеров.
Приехал восторженно-прибалдевший от чтения шварцевского «Дракона» и привез не только эскизы костюмов, но и даже весьма остроумный проект оформления сцены с крайне незначительными, чисто аппликативными сменами декораций.
Борщевский все внимательно просмотрел и строго сказал:
– Вы очень талантливы, Мика. Я надеюсь, что вас ждет блестящее будущее.
С этой минуты старший лейтенант Поляков полностью влился во вновь организованный театральный коллектив при Доме офицеров и отныне каждый свободный вечер проводил за кулисами «театра Борщевского».
Вознаграждением Мике за столь весомый вклад в постановку спектакля была безмерная благодарность Юрия Леопольдовича и безоговорочная готовность любой из девиц домофицерского закулисья немедленно нырнуть в койку к красивому старшему лейтенанту с собственным «виллисом». Чем Мика и пользовался без зазрения совести, сильно расширив диапазон своих внеслужебно-половых упражнений...
* * *
Спустя два месяца после премьеры «Дракона», разрешенного САМИМ Королевым (вопреки запрету политотдела), Мика Поляков медленно ехал па собственном «виллисе» по скрипящему февральскому снежному насту в штаб своего авиасоединения мимо Дома офицеров.
Чуть притормозил у большого фанерного рекламного щита, где сверху было написано: «Евгений Шварц». Ниже гигантскими буквами – «Дракон». А уже под названием пьесы – тоже достаточно крупно:
«Режиссер спектакля – майор Ю. Борщевский.
Художник – ст. л-нт М. Поляков».
– Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал... – спел сам себе Мика и поехал дальше.
Печальные нотки явственно звучали в Микином исполнении этой древней щемяще-блатняцкой строки. Ибо при всей своей, прямо скажем, не очень горячей любви к армии, к обязательному состоянию постоянной «подчиненности» последнее время служба на ГЦП для старшего лейтенанта Полякова складывалась более чем удачно и достаточно разнообразно. Что даже заставило Мику несколько пересмотреть свое бывшее стойкое отношение ко всему армейскому.
И вдруг...
И вдруг СВЕРХУ грянул гром!
Неделю тому назад Политбюро, руководимое лично товарищем Сталиным, исходя из самых мирных и гуманных побуждений, произвело шоковое и беспощадное сокращение почти половины кадрового состава всей Советской армии!
Сотни тысяч Бывших Мальчишек, ставших Взрослыми только в армии, должны были быть выброшены на улицу. На ту самую «гражданскую» улицу, с которой их, голодных и завшивевших, военкоматы подобрали семь-восемь лет назад.
Их выбрасывали на «гражданку», в «штатскую» жизнь, которой они, сегодня двадцатитрех-, двадцатичетырех-, двадцатипятилетние Бывшие Пацаны, совершенно не знали и ничего в ней не умели.
Они умели только летать, бомбить, стрелять и окапываться. Они были научены выживать в самых экстремальных обстоятельствах, не предполагавших какого бы то ни было продолжения жизни...
Но на «гражданке» в то время стрелять было не в кого, бомбить некого и окапываться от кого-либо не имело никакого смысла. Да и «выживать» они малость подразучились. Как-никак, а на дворе был февраль пятьдесят второго.
И половина сокращаемой Советской армии ни черта не соображала в том, куда ее сейчас вышвыривают.
Не избежал этой участи и Мика Поляков. Сегодня он ехал в штаб оформлять свое увольнение.
Ехал и думал: «А „виллис“ я подарю Юрию Леопольдовичу. Слава Богу, что старика не тронули!..»
«Старику» Юрию Леопольдовичу Борщевскому было тогда сорок четыре года...
* * *
Хорошо еще, что черт-те когда, в Заполярье, Микин командир полка Вась-Вась Шмаков заставил своего начальника штаба послать в Ленинград кому нужно, бумагу о «.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
– А вы, оказывается, еще и кокетун, старший лейтенант? – едко и насмешливо удивился майор Борщевский. – Мне показывали несколько ваших шаржей – у вас весьма зрелая и уверенная рука... Как мне кажется.
– Спасибо, товарищ майор.
– Просто Юрий Леопольдович.
– Спасибо, Юрий Леопольдович. В таком случае просто Михаил Сергеевич.
Майор внимательно оглядел Мику и очень вежливо произнес:
– Не ошибусь, Михал Сергеич, если скажу, что навскидку я примерно вдвое старше вас. И в моем возрасте уже нужно начинать беречь время, отпущенное судьбой. Ничего, если я сокращу ваше отчество и буду называть вас Мишей?
Борщевский понравился Мике своей скрытой иронией и явной интеллигентностью. Чем-то – построением фраз, негромкостью, манерой смотреть на собеседника – Борщевский напоминал Мике отца – покойного Сергея Аркадьевича.
– Весьма польщен, Юрий Леопольдович, – в тон Борщевскому ответил Мика и добавил: – В таком случае не Миша, а Мика. Так меня называли дома. Хорошо?
– Отлично, Мика. Итак, в связи с нашей беспредельной секретностью я не имею права пригласить к нам на гастроли ни один театр. Только самодеятельность. А политотдел требует «зрелищ» и «зрелищ», чтобы как-то отвлечь наш военно-героический народ от поголовной пьянки. Вот я и решил сделать пару-тройку спектаклей своими силами. У нас есть минимум два десятка очень способных людишек. Я же в прошлом – театральный режиссер... Не бог весть что, но режиссер. Здесь, как говорится, на «твердых заработках». Вот и решил рискнуть. Одна пьеса такого драматурга Александра Галича «Вас вызывает Таймыр!» – вы, наверное, не знаете – сейчас катится по всем театрам страны. И парочка пьес Евгения Львовича Шварца – «Голый король» и «Дракон». Но «Дракона» могут не разрешить... Вы вообще что-нибудь знаете о Шварце?
– Впервые слышу.
– Если бы мне не было известно, что вы хороший летчик, я бы считал это позорным фактом вашей биографии. Шварц – гений! Я пришлю вам с посыльным книжечку его пьес, и вы в этом убедитесь сами. А вам я предлагаю напридумывать и нарисовать эскизы костюмов для пьес Шварца. Для Галича не нужно – там милая советская современность. А вот для «Дракона» и для «Голого короля» необходим свежий, веселый взгляд молодого, смелого и нахального человека.
– С чего это вы взяли, что я смел и нахален, Юрий Леопольдович?
– Ваша профессия предполагает смелость, а сплетни о количестве оприходованных вами вольнонаемных и военнослужащих дамочек нашего гарнизона позволяют мне не сомневаться в вашем нахальстве и наглом напоре, Мика.
– Кошмар! – сказал Мика, – Вы именно по этому признаку остановили свой выбор на мне?!
– Нет. Мне понравились ваши рисунки, – ответил Борщевский.
... Через полторы недели после утренних полетов вдоль речки Ахтубы и дневного оформления документации эскадрилий по налету часов каждого экипажа Мика приехал на своем «виллисе» к Борщевскому в Дом офицеров.
Приехал восторженно-прибалдевший от чтения шварцевского «Дракона» и привез не только эскизы костюмов, но и даже весьма остроумный проект оформления сцены с крайне незначительными, чисто аппликативными сменами декораций.
Борщевский все внимательно просмотрел и строго сказал:
– Вы очень талантливы, Мика. Я надеюсь, что вас ждет блестящее будущее.
С этой минуты старший лейтенант Поляков полностью влился во вновь организованный театральный коллектив при Доме офицеров и отныне каждый свободный вечер проводил за кулисами «театра Борщевского».
Вознаграждением Мике за столь весомый вклад в постановку спектакля была безмерная благодарность Юрия Леопольдовича и безоговорочная готовность любой из девиц домофицерского закулисья немедленно нырнуть в койку к красивому старшему лейтенанту с собственным «виллисом». Чем Мика и пользовался без зазрения совести, сильно расширив диапазон своих внеслужебно-половых упражнений...
* * *
Спустя два месяца после премьеры «Дракона», разрешенного САМИМ Королевым (вопреки запрету политотдела), Мика Поляков медленно ехал па собственном «виллисе» по скрипящему февральскому снежному насту в штаб своего авиасоединения мимо Дома офицеров.
Чуть притормозил у большого фанерного рекламного щита, где сверху было написано: «Евгений Шварц». Ниже гигантскими буквами – «Дракон». А уже под названием пьесы – тоже достаточно крупно:
«Режиссер спектакля – майор Ю. Борщевский.
Художник – ст. л-нт М. Поляков».
– Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал... – спел сам себе Мика и поехал дальше.
Печальные нотки явственно звучали в Микином исполнении этой древней щемяще-блатняцкой строки. Ибо при всей своей, прямо скажем, не очень горячей любви к армии, к обязательному состоянию постоянной «подчиненности» последнее время служба на ГЦП для старшего лейтенанта Полякова складывалась более чем удачно и достаточно разнообразно. Что даже заставило Мику несколько пересмотреть свое бывшее стойкое отношение ко всему армейскому.
И вдруг...
И вдруг СВЕРХУ грянул гром!
Неделю тому назад Политбюро, руководимое лично товарищем Сталиным, исходя из самых мирных и гуманных побуждений, произвело шоковое и беспощадное сокращение почти половины кадрового состава всей Советской армии!
Сотни тысяч Бывших Мальчишек, ставших Взрослыми только в армии, должны были быть выброшены на улицу. На ту самую «гражданскую» улицу, с которой их, голодных и завшивевших, военкоматы подобрали семь-восемь лет назад.
Их выбрасывали на «гражданку», в «штатскую» жизнь, которой они, сегодня двадцатитрех-, двадцатичетырех-, двадцатипятилетние Бывшие Пацаны, совершенно не знали и ничего в ней не умели.
Они умели только летать, бомбить, стрелять и окапываться. Они были научены выживать в самых экстремальных обстоятельствах, не предполагавших какого бы то ни было продолжения жизни...
Но на «гражданке» в то время стрелять было не в кого, бомбить некого и окапываться от кого-либо не имело никакого смысла. Да и «выживать» они малость подразучились. Как-никак, а на дворе был февраль пятьдесят второго.
И половина сокращаемой Советской армии ни черта не соображала в том, куда ее сейчас вышвыривают.
Не избежал этой участи и Мика Поляков. Сегодня он ехал в штаб оформлять свое увольнение.
Ехал и думал: «А „виллис“ я подарю Юрию Леопольдовичу. Слава Богу, что старика не тронули!..»
«Старику» Юрию Леопольдовичу Борщевскому было тогда сорок четыре года...
* * *
Хорошо еще, что черт-те когда, в Заполярье, Микин командир полка Вась-Вась Шмаков заставил своего начальника штаба послать в Ленинград кому нужно, бумагу о «.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116