Например, ощущение, что за тобой
наблюдают. Это, решил он, наиболее неприятное из всех пережитых им
когда-либо чувств, даже страх не так гадок: чувство уязвимости при
всеобщем внимании полностью подавляет человека и совершенно непереносимо.
Он снова включил землеройку, она зарычала и снова начала рыть; камни
и грунт расступались перед ней, превращаясь в пыль или энергию под
воздействием огня или того, что она с ним делала, из задней части
землеройки высыпалась только зола - вот во что землеройка превращала все,
что встречалось у нее на пути. Все остальное потреблялось ее механизмом и,
таким образом, тоннель за его спиной не заполнялся отходами.
Следовательно - он мог возвратиться назад.
Но он этого не сделал. Он продолжал вгрызаться в землю.
Миниатюрный радиотелефон, по которому он мог переговариваться с
членами комитета в "Том Микс", ожил:
- Алло, Президент Сент-Джеймс, с вами все в порядке? Мы уже ждем
целый час, а вы все молчите.
Он ответил:
- Единственное, что я хочу вам сказать...
Он заставил себя замолчать. Для чего произносить это вслух? Для них
это выражение не новость, а избранный Президент, даже если это всего лишь
Президент подземного убежища, не употребляет на публике подобные
выражения. Он продолжал рыть. Телефон молчал. Они поняли его без слов.
Через десять минут он увидел свет, груда камней, грунта и корней
обрушилась вниз, ударила его по лицу, и хотя он был в защитных очках и
маске, а голова была защищена мощным шлемом, он съежился. Солнечный свет.
Такой яркий, что он почувствовал к нему отвращение. Он посмотрел вверх.
Солнечный свет. Смена дня и ночи. Опять. Как пятнадцать лет назад. Если бы
я умел молиться, я бы помолился. Помолился богу Солнца о том, чтобы вид
бога Солнца, древнейшего из богов, не стал предвестником смерти. И чтобы я
прожил достаточно долго, чтобы увидеть, как день сменяется ночью. И все не
закончилось бы одним жадным, мимолетным взглядом.
- Я на поверхности, - сказал Николас в радиотелефон.
Ответа не последовало. Возможно, села батарейка, впрочем, лампочка на
шлеме продолжала гореть, хотя при дневном свете казалась тусклой. Он
яростно встряхнул радиотелефон, в этот момент ему казалось важнее суметь
возвратиться обратно в убежище, чем двигаться вперед. О Боже, подумал он,
моя жена, мой брат, мой народ. _Я _о_т_р_е_з_а_н _о_т _н_и_х_.
Ему отчаянно захотелось начать карабкаться вниз по тоннелю, он
испытывал панический ужас жука, лежащего на спине и беспомощно
размахивающего лапками. Он выбросил из тоннеля несколько горстей земли и
камней. От его движений мелкие камешки и песок посыпались вниз, а он,
наконец, заставил себя на четвереньках выбраться из тоннеля и вцепиться в
липкую, плоскую, бескрайнюю поверхность земли. И он приник к ней, вжался в
нее, словно хотел оставить на ней отпечаток всего тела. Я оставлю свой
след, мелькнула у него дикая мысль. Вмятина размером с человека. Она
сохранится даже тогда, когда меня уже не будет в живых.
Он открыл глаза и посмотрел на север - в том, что это был север,
никаких сомнений не было. Скалы и увядшая, коричневая, безнадежно больная
трава ясно указывали на это. Потом посмотрел вверх и увидел, что небо
оказалось серым, а вовсе не голубым. Пыль, подумал он. Пыль, это из-за
войны, ее частицы так и не осели полностью. Он почувствовал разочарование.
Но земля! Под его рукой копошилось что-то живое - муравей зажал в
челюстях что-то белое, он проводил его взглядом; как вид они не отличались
особым интеллектом, но, по крайней мере, не сдались. И остались жить
здесь. Пятнадцать лет тому назад они не убежали, а встретили Судный день
лицом к лицу и по-прежнему живут здесь. И подтверждение тому - этот
муравей, являвшийся для него символом всех муравьев, как будто они
встретились где-то там, где время уже не существует.
Его радиотелефон снова защелкал:
- Алло, Президент Сент-Джеймс! Вы уже на поверхности? - В словах,
доносившихся из крошечною аппарата, слышались волнение и восторг.
- Да, я на поверхности.
- Так говорите же, расскажите нам, что вы видите!
- Во-первых, - сказал он, - небо серое из-за взвешенных частиц. Это
как-то грустно.
- Да, какая жалость, - раздался на другом конце нестройный хор
голосов.
Николас сказал:
- Я сам еще толком не разобрался в том, что здесь происходит. Справа
- развалины Чейенна, несколько зданий уцелело, но остальные сильно
разрушены. Развалины эти виднеются вдали, почти на горизонте, поближе -
обломки зданий...
Все могло быть намного хуже, и он чувствовал недоумение. Потому что
вдалеке он увидел что-то очень похожее на деревья.
- Если верить телевидению, - сказал он, - то прямо на границе с
Небраской находится большая военная база; как мы и планировали, я начну
двигаться на северо-восток.
- Не забудьте, - взволнованно затрещал телефон, - что, по слухам,
дельцы с черного рынка якобы живут в развалинах зданий, подвалах и старых
бомбоубежищах. Так что если дорога на северо-восток не окажется
перспективной, направляйтесь на север, в развалины Чейенна, может быть,
там удастся кого-нибудь разыскать. Я полагаю, что в таком большом городе
не могло не быть глубоких подвалов, в которых поодиночке, по два человека,
можно было найти убежище. И не забывайте о том, что они знают, как
маскироваться от железок. Они вынуждены прятаться от них. Эй! Вы меня
слышите?
- Я слышу вас, все в порядке, - ответил Николас.
- И у вас есть коробка амальгированных горячим методом рассеивающих
частиц для защиты от термотропных машин-убийц. И таблетки, предназначенные
для других механизмов - как только тронетесь в путь, разбрасывайте их
вокруг себя.
Николас осторожно, с опаской встал на ноги.
И тут-то они и набросились на него. Он услышал их издалека; стоило
ему пошевельнуться, и они среагировали на его движение. Он повернулся к
ним, сжимая в руке то жалкое оружие, которым снабдили его ребята из
подземного цеха. Первый железка спланировал на него столь стремительно,
словно его накачали газом гелием и он совершенно ничего не весил. И
поэтому луч самодельного лазерного пистолета Николаса прошел у него под
брюхом, не причинив никакого вреда; железка был устаревшего образца.
Опускаясь по спирали, оказался у него за спиной. А в это время другой,
похожий на многоножку, на бешеной скорости устремился прямо на него,
выставив вперед какую-то штуковину, которая, однако, не стреляла. Железка
старался схватить его, Николас увернулся, еще раз выстрелил из своего
самодельного оружия и увидел, как от железки отвалились какие-то детали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
наблюдают. Это, решил он, наиболее неприятное из всех пережитых им
когда-либо чувств, даже страх не так гадок: чувство уязвимости при
всеобщем внимании полностью подавляет человека и совершенно непереносимо.
Он снова включил землеройку, она зарычала и снова начала рыть; камни
и грунт расступались перед ней, превращаясь в пыль или энергию под
воздействием огня или того, что она с ним делала, из задней части
землеройки высыпалась только зола - вот во что землеройка превращала все,
что встречалось у нее на пути. Все остальное потреблялось ее механизмом и,
таким образом, тоннель за его спиной не заполнялся отходами.
Следовательно - он мог возвратиться назад.
Но он этого не сделал. Он продолжал вгрызаться в землю.
Миниатюрный радиотелефон, по которому он мог переговариваться с
членами комитета в "Том Микс", ожил:
- Алло, Президент Сент-Джеймс, с вами все в порядке? Мы уже ждем
целый час, а вы все молчите.
Он ответил:
- Единственное, что я хочу вам сказать...
Он заставил себя замолчать. Для чего произносить это вслух? Для них
это выражение не новость, а избранный Президент, даже если это всего лишь
Президент подземного убежища, не употребляет на публике подобные
выражения. Он продолжал рыть. Телефон молчал. Они поняли его без слов.
Через десять минут он увидел свет, груда камней, грунта и корней
обрушилась вниз, ударила его по лицу, и хотя он был в защитных очках и
маске, а голова была защищена мощным шлемом, он съежился. Солнечный свет.
Такой яркий, что он почувствовал к нему отвращение. Он посмотрел вверх.
Солнечный свет. Смена дня и ночи. Опять. Как пятнадцать лет назад. Если бы
я умел молиться, я бы помолился. Помолился богу Солнца о том, чтобы вид
бога Солнца, древнейшего из богов, не стал предвестником смерти. И чтобы я
прожил достаточно долго, чтобы увидеть, как день сменяется ночью. И все не
закончилось бы одним жадным, мимолетным взглядом.
- Я на поверхности, - сказал Николас в радиотелефон.
Ответа не последовало. Возможно, села батарейка, впрочем, лампочка на
шлеме продолжала гореть, хотя при дневном свете казалась тусклой. Он
яростно встряхнул радиотелефон, в этот момент ему казалось важнее суметь
возвратиться обратно в убежище, чем двигаться вперед. О Боже, подумал он,
моя жена, мой брат, мой народ. _Я _о_т_р_е_з_а_н _о_т _н_и_х_.
Ему отчаянно захотелось начать карабкаться вниз по тоннелю, он
испытывал панический ужас жука, лежащего на спине и беспомощно
размахивающего лапками. Он выбросил из тоннеля несколько горстей земли и
камней. От его движений мелкие камешки и песок посыпались вниз, а он,
наконец, заставил себя на четвереньках выбраться из тоннеля и вцепиться в
липкую, плоскую, бескрайнюю поверхность земли. И он приник к ней, вжался в
нее, словно хотел оставить на ней отпечаток всего тела. Я оставлю свой
след, мелькнула у него дикая мысль. Вмятина размером с человека. Она
сохранится даже тогда, когда меня уже не будет в живых.
Он открыл глаза и посмотрел на север - в том, что это был север,
никаких сомнений не было. Скалы и увядшая, коричневая, безнадежно больная
трава ясно указывали на это. Потом посмотрел вверх и увидел, что небо
оказалось серым, а вовсе не голубым. Пыль, подумал он. Пыль, это из-за
войны, ее частицы так и не осели полностью. Он почувствовал разочарование.
Но земля! Под его рукой копошилось что-то живое - муравей зажал в
челюстях что-то белое, он проводил его взглядом; как вид они не отличались
особым интеллектом, но, по крайней мере, не сдались. И остались жить
здесь. Пятнадцать лет тому назад они не убежали, а встретили Судный день
лицом к лицу и по-прежнему живут здесь. И подтверждение тому - этот
муравей, являвшийся для него символом всех муравьев, как будто они
встретились где-то там, где время уже не существует.
Его радиотелефон снова защелкал:
- Алло, Президент Сент-Джеймс! Вы уже на поверхности? - В словах,
доносившихся из крошечною аппарата, слышались волнение и восторг.
- Да, я на поверхности.
- Так говорите же, расскажите нам, что вы видите!
- Во-первых, - сказал он, - небо серое из-за взвешенных частиц. Это
как-то грустно.
- Да, какая жалость, - раздался на другом конце нестройный хор
голосов.
Николас сказал:
- Я сам еще толком не разобрался в том, что здесь происходит. Справа
- развалины Чейенна, несколько зданий уцелело, но остальные сильно
разрушены. Развалины эти виднеются вдали, почти на горизонте, поближе -
обломки зданий...
Все могло быть намного хуже, и он чувствовал недоумение. Потому что
вдалеке он увидел что-то очень похожее на деревья.
- Если верить телевидению, - сказал он, - то прямо на границе с
Небраской находится большая военная база; как мы и планировали, я начну
двигаться на северо-восток.
- Не забудьте, - взволнованно затрещал телефон, - что, по слухам,
дельцы с черного рынка якобы живут в развалинах зданий, подвалах и старых
бомбоубежищах. Так что если дорога на северо-восток не окажется
перспективной, направляйтесь на север, в развалины Чейенна, может быть,
там удастся кого-нибудь разыскать. Я полагаю, что в таком большом городе
не могло не быть глубоких подвалов, в которых поодиночке, по два человека,
можно было найти убежище. И не забывайте о том, что они знают, как
маскироваться от железок. Они вынуждены прятаться от них. Эй! Вы меня
слышите?
- Я слышу вас, все в порядке, - ответил Николас.
- И у вас есть коробка амальгированных горячим методом рассеивающих
частиц для защиты от термотропных машин-убийц. И таблетки, предназначенные
для других механизмов - как только тронетесь в путь, разбрасывайте их
вокруг себя.
Николас осторожно, с опаской встал на ноги.
И тут-то они и набросились на него. Он услышал их издалека; стоило
ему пошевельнуться, и они среагировали на его движение. Он повернулся к
ним, сжимая в руке то жалкое оружие, которым снабдили его ребята из
подземного цеха. Первый железка спланировал на него столь стремительно,
словно его накачали газом гелием и он совершенно ничего не весил. И
поэтому луч самодельного лазерного пистолета Николаса прошел у него под
брюхом, не причинив никакого вреда; железка был устаревшего образца.
Опускаясь по спирали, оказался у него за спиной. А в это время другой,
похожий на многоножку, на бешеной скорости устремился прямо на него,
выставив вперед какую-то штуковину, которая, однако, не стреляла. Железка
старался схватить его, Николас увернулся, еще раз выстрелил из своего
самодельного оружия и увидел, как от железки отвалились какие-то детали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66