Выступление
"Йенси" доказывает это. А больше нам никто ничего и не расскажет.
Правление йенсенистов, обман, продолжавшийся тринадцать лет, или сорок три
года, если начинать отсчет с момента появления фильмов Фишера, закончился.
На счастье или на горе.
К нему подошел Адамс, оба молчали. Потом Адамс заговорил:
- Сейчас все зависит от Рансибла и Фута. Может быть, им удастся
загнать Лантано в угол. Утихомирить его. Добиться того, что члены
американского правительства в старое доброе время называли "равновесием
сил". Возможно, для этого его придется вызвать в Совет Реконструкции и
настоять, чтобы... - Он махнул рукой. - Богу одному известно, что теперь
делать. Я надеюсь все же, что они что-нибудь придумают. Началась
неразбериха, Ник, даю вам честное слово, я чувствую это, хотя нахожусь
здесь, а не там, началась ужасная неразбериха, и будет она продолжаться
очень долго.
- Но люди начнут выходить на поверхность, - сказал Николас.
- Я хотел бы увидеть, как Лантано, или тот, кто теперь программирует
"чучело", объяснит бывшим обитателям убежищ, почему они оказались в
гигантском, раскинувшемся на тысячи миль парке, а не среди радиоактивных
развалин!
Адамс усмехнулся, лицо его исказила гримаса, отразившая
противоречивые мысли: он лихорадочно обдумывал различные варианты - в нем
снова ожил сотрудник Литературного отдела Агентства.
- Что же они, - размышлял он вслух, - кем бы они ни были, скажут
сейчас людям? Можно ли придумать что-нибудь правдоподобное? Мне лично
ничего в голову не приходит. По крайней мере, пока. Хотя, Лантано... У
него, Ник, богатая фантазия. Он талантлив. Необычайно талантлив. Он,
вероятно, выйдет из положения.
- Вы полагаете, - спросил Николас, - что самая большая ложь еще
впереди?
После долгой паузы - он напряженно размышлял, - Адамс ответил:
- Да.
- А правду они не могут сказать?
- Что?! Ник, да поймите вы, что какая бы там ни сложилась ситуация,
кто бы из этой шайки не прикарманил на время все козыри, после всего, что
сегодня там произошло, у них теперь появилась прямо-таки работенка не из
легких. Совсем не из легких, Ник. Им придется объяснить, откуда взялся
ухоженный, с аккуратно подстриженным газоном парк, покрывший всю планету.
И объяснить это, причем самым убедительным образом, им придется не вам и
не мне, и не парочке бывших жителей убежищ, а сотням, сотням миллионов
обозленных, недоверчивых людей, которые будут отныне придираться к каждому
слову, услышанному с телеэкрана! Хотели бы вы попытаться безукоризненно
справиться с этой задачей, Ник?
- Нет, мне это не по нутру, - ответил Николас.
- А я бы попробовал. - Лицо Адамса исказило страдание, показавшееся
Николасу отражением подлинной, захватывающей страсти. - Вот теперь я хотел
бы поработать! Я хотел бы оказаться прямо сейчас в Агентстве, в моей
конторе, в доме 580 по Пятой авеню - и заняться выпуском в эфир этой
передачи. Это ведь моя работа! Это была моя работа. Но меня пугали туман и
одиночество, я позволил им сломить меня. Но теперь я могу возвратиться, и
они уже ничего со мной не сделают, я этого не допущу! Потому что ведь это
так важно, мы работали над этим все годы. И вот наступил момент, когда мы
должны все объяснить. А я здесь, я скрываюсь, я в убежище!
Он страдал, он испытывал чувство утраты, осознавая, что отрезан от
своих коллег. И чувство это становилось все сильнее, как будто бы его
гортань, до самого желудка, заткнули кляпом и он, лишившись воздуха, мог в
любой момент рухнуть на землю. Адамс ловил ртом воздух. Тщетно. И все-таки
он не сдавался.
- Все кончено, - сказал Николас, вовсе не собираясь его утешать, -
для вас лично и для всех йенсенистов.
П_о_т_о_м_у _ч_т_о_, подумал он, _я _р_а_с_с_к_а_ж_у _и_м
п_р_а_в_д_у_.
Они молча посмотрели друг на друга. Адамсу казалось, что он сорвался
в пропасть. И между ними внезапно выросла стена. И они оказались по разные
ее стороны. Навсегда.
И эта стена с каждым мгновением становилась все выше. И наконец
Николас почувствовал, как его охватило странное чувство, которое Джозеф
Адамс называл "туманом". Туман этот беззвучно заполнил его изнутри.
- Ну ладно, - выдавил из себя Адамс, - расскажи им правду, раздобудь
десятиваттный коротковолновый передатчик и подними соседние убежища. Пусть
Слово Твое будет услышано. Но что касается меня, то я возвращаюсь прямо
сейчас в свое поместье, засяду в библиотеке и напишу речь. Эта речь, безо
всякого преувеличения, станет вершиной моего творчества! Потому что сейчас
она нам нужна. Я напишу ее лучше, чем Лантано, а когда я смогу превзойти
его, то уже никому не удастся меня обойти! Так что мы еще посмотрим, Ник,
подождем немного и посмотрим, кому поверят люди, когда все это закончится.
У вас своя дорога, а у меня своя. И я не позволю меня остановить! Списать
за ненадобностью. - Он пристально посмотрел на Николаса.
Взволнованная, запыхавшаяся Рита выбежала из коридора и бросилась к
Николасу:
- Николас, только что передали - война закончилась, и мы сможем
возвратиться! Мы сможем наконец начать...
- Но не сразу, - сказал Николас, - они еще к этому не готовы, да и
условия на поверхности не совсем такие, как нам нужно. - Он бросил на
Адамса долгий, тоскливый взгляд:
- Правда ведь?
- Да, да, - безразлично ответил Адамс, как будто бы его уже здесь не
было, и лишь какая-то его частица все еще оставалась. - Но условия жизни
на поверхности со временем станут приемлемыми.
- Но самое главное, - сказала Рита, пытаясь отдышаться, - мы
победили, они, нарпаковцы, сдались нашим железкам. Это сказал Йенси!
Передача транслировалась в каждую комнату. Я сама слышала!
Заметив сомнение на лице своего мужа, она неуверенно сказала:
- Это ведь не слухи. Сам Йенси, сам Заступник лично...
Николас повернулся к Адамсу:
- Ну, что вы скажете? Объясните им, что это розыгрыш по случаю нашего
с вами дня рождения!
- Нет, - ответил Адамс, лихорадочно прокручивая в голове один вариант
за другим, - надо придумать что-нибудь поубедительнее.
- Ну тогда уровень радиации, - сказал Николас.
Он чувствовал усталость. Но не такую уж страшную усталость. И не
приправленную отчаянием, несмотря на все эти бесполезные, проведенные в
ожидании годы.
В глазах у Адамса заплясали яркие огоньки.
- Радиация, - сказал Николас, - только теперь снизилась до
допустимого уровня. Вот тебе и ответ, разве не так? А все эти годы вы
вынуждены были говорить - у вас не была выбора, абсолютно никакого выбора,
- вы вынуждены были лгать, что война все еще продолжается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
"Йенси" доказывает это. А больше нам никто ничего и не расскажет.
Правление йенсенистов, обман, продолжавшийся тринадцать лет, или сорок три
года, если начинать отсчет с момента появления фильмов Фишера, закончился.
На счастье или на горе.
К нему подошел Адамс, оба молчали. Потом Адамс заговорил:
- Сейчас все зависит от Рансибла и Фута. Может быть, им удастся
загнать Лантано в угол. Утихомирить его. Добиться того, что члены
американского правительства в старое доброе время называли "равновесием
сил". Возможно, для этого его придется вызвать в Совет Реконструкции и
настоять, чтобы... - Он махнул рукой. - Богу одному известно, что теперь
делать. Я надеюсь все же, что они что-нибудь придумают. Началась
неразбериха, Ник, даю вам честное слово, я чувствую это, хотя нахожусь
здесь, а не там, началась ужасная неразбериха, и будет она продолжаться
очень долго.
- Но люди начнут выходить на поверхность, - сказал Николас.
- Я хотел бы увидеть, как Лантано, или тот, кто теперь программирует
"чучело", объяснит бывшим обитателям убежищ, почему они оказались в
гигантском, раскинувшемся на тысячи миль парке, а не среди радиоактивных
развалин!
Адамс усмехнулся, лицо его исказила гримаса, отразившая
противоречивые мысли: он лихорадочно обдумывал различные варианты - в нем
снова ожил сотрудник Литературного отдела Агентства.
- Что же они, - размышлял он вслух, - кем бы они ни были, скажут
сейчас людям? Можно ли придумать что-нибудь правдоподобное? Мне лично
ничего в голову не приходит. По крайней мере, пока. Хотя, Лантано... У
него, Ник, богатая фантазия. Он талантлив. Необычайно талантлив. Он,
вероятно, выйдет из положения.
- Вы полагаете, - спросил Николас, - что самая большая ложь еще
впереди?
После долгой паузы - он напряженно размышлял, - Адамс ответил:
- Да.
- А правду они не могут сказать?
- Что?! Ник, да поймите вы, что какая бы там ни сложилась ситуация,
кто бы из этой шайки не прикарманил на время все козыри, после всего, что
сегодня там произошло, у них теперь появилась прямо-таки работенка не из
легких. Совсем не из легких, Ник. Им придется объяснить, откуда взялся
ухоженный, с аккуратно подстриженным газоном парк, покрывший всю планету.
И объяснить это, причем самым убедительным образом, им придется не вам и
не мне, и не парочке бывших жителей убежищ, а сотням, сотням миллионов
обозленных, недоверчивых людей, которые будут отныне придираться к каждому
слову, услышанному с телеэкрана! Хотели бы вы попытаться безукоризненно
справиться с этой задачей, Ник?
- Нет, мне это не по нутру, - ответил Николас.
- А я бы попробовал. - Лицо Адамса исказило страдание, показавшееся
Николасу отражением подлинной, захватывающей страсти. - Вот теперь я хотел
бы поработать! Я хотел бы оказаться прямо сейчас в Агентстве, в моей
конторе, в доме 580 по Пятой авеню - и заняться выпуском в эфир этой
передачи. Это ведь моя работа! Это была моя работа. Но меня пугали туман и
одиночество, я позволил им сломить меня. Но теперь я могу возвратиться, и
они уже ничего со мной не сделают, я этого не допущу! Потому что ведь это
так важно, мы работали над этим все годы. И вот наступил момент, когда мы
должны все объяснить. А я здесь, я скрываюсь, я в убежище!
Он страдал, он испытывал чувство утраты, осознавая, что отрезан от
своих коллег. И чувство это становилось все сильнее, как будто бы его
гортань, до самого желудка, заткнули кляпом и он, лишившись воздуха, мог в
любой момент рухнуть на землю. Адамс ловил ртом воздух. Тщетно. И все-таки
он не сдавался.
- Все кончено, - сказал Николас, вовсе не собираясь его утешать, -
для вас лично и для всех йенсенистов.
П_о_т_о_м_у _ч_т_о_, подумал он, _я _р_а_с_с_к_а_ж_у _и_м
п_р_а_в_д_у_.
Они молча посмотрели друг на друга. Адамсу казалось, что он сорвался
в пропасть. И между ними внезапно выросла стена. И они оказались по разные
ее стороны. Навсегда.
И эта стена с каждым мгновением становилась все выше. И наконец
Николас почувствовал, как его охватило странное чувство, которое Джозеф
Адамс называл "туманом". Туман этот беззвучно заполнил его изнутри.
- Ну ладно, - выдавил из себя Адамс, - расскажи им правду, раздобудь
десятиваттный коротковолновый передатчик и подними соседние убежища. Пусть
Слово Твое будет услышано. Но что касается меня, то я возвращаюсь прямо
сейчас в свое поместье, засяду в библиотеке и напишу речь. Эта речь, безо
всякого преувеличения, станет вершиной моего творчества! Потому что сейчас
она нам нужна. Я напишу ее лучше, чем Лантано, а когда я смогу превзойти
его, то уже никому не удастся меня обойти! Так что мы еще посмотрим, Ник,
подождем немного и посмотрим, кому поверят люди, когда все это закончится.
У вас своя дорога, а у меня своя. И я не позволю меня остановить! Списать
за ненадобностью. - Он пристально посмотрел на Николаса.
Взволнованная, запыхавшаяся Рита выбежала из коридора и бросилась к
Николасу:
- Николас, только что передали - война закончилась, и мы сможем
возвратиться! Мы сможем наконец начать...
- Но не сразу, - сказал Николас, - они еще к этому не готовы, да и
условия на поверхности не совсем такие, как нам нужно. - Он бросил на
Адамса долгий, тоскливый взгляд:
- Правда ведь?
- Да, да, - безразлично ответил Адамс, как будто бы его уже здесь не
было, и лишь какая-то его частица все еще оставалась. - Но условия жизни
на поверхности со временем станут приемлемыми.
- Но самое главное, - сказала Рита, пытаясь отдышаться, - мы
победили, они, нарпаковцы, сдались нашим железкам. Это сказал Йенси!
Передача транслировалась в каждую комнату. Я сама слышала!
Заметив сомнение на лице своего мужа, она неуверенно сказала:
- Это ведь не слухи. Сам Йенси, сам Заступник лично...
Николас повернулся к Адамсу:
- Ну, что вы скажете? Объясните им, что это розыгрыш по случаю нашего
с вами дня рождения!
- Нет, - ответил Адамс, лихорадочно прокручивая в голове один вариант
за другим, - надо придумать что-нибудь поубедительнее.
- Ну тогда уровень радиации, - сказал Николас.
Он чувствовал усталость. Но не такую уж страшную усталость. И не
приправленную отчаянием, несмотря на все эти бесполезные, проведенные в
ожидании годы.
В глазах у Адамса заплясали яркие огоньки.
- Радиация, - сказал Николас, - только теперь снизилась до
допустимого уровня. Вот тебе и ответ, разве не так? А все эти годы вы
вынуждены были говорить - у вас не была выбора, абсолютно никакого выбора,
- вы вынуждены были лгать, что война все еще продолжается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66