— Как вы себя чувствуете?
Шея священника с одной стороны была покрыта темными пятнами засохшей крови, но лицо — насколько мог различить Роджер — выглядело совершенно безмятежным.
— Они скоро убьют меня. Возможно, сегодня.
Роджер сел, прижимая оленью шкуру к груди. Он и без того замерз, а от спокойного тона священника ему стало еще холоднее.
— Нет, — невольно произнес он, но тут же закашлялся, чувствуя, что горло у него забито пылью и золой. — Нет, они этого не сделают.
Александр не дал себе труда возразить.
Он даже не шелохнулся. Он сидел совершенно обнаженный, не обращая внимания на утренний холод, и смотрел вверх. Но потом наконец опустил взгляд и повернулся лицом к Роджеру.
— Вы не выслушаете мою исповедь?
— Я не священник. — Роджер поднялся на колени и неловко прополз по полу, держа перед собой оленью шкуру. — Вот, возьмите, вы замерзли. Набросьте на себя.
— Это не имеет значения.
Роджер не понял, что имел в виду Александр — то ли что холод ему не страшен, то ли ему все равно, священник ли Роджер. Он положил руку на голое плечо отца Фериго. Имело это значение или нет, но кожа Александра была холодной, как лед.
Роджер сел рядом с ним, придвинувшись как можно ближе, и накинул шкуру на них обоих.
От соприкосновения с ледяным телом Александра по его собственной коже побежали мурашки, но теперь это не тревожило Роджера; он наклонился к несчастному, искренне желая хоть немного его согреть.
— Ваш отец, — сказал Александр. Он повернул голову; его дыхание коснулось лица Роджера, глаза преподобного казались черными дырами на бледном лице. — Вы говорили, ваш отец был священником.
— Пресвитерианским. Да. Но я — нет.
Он скорее почувствовал, чем увидел, как Александр слабо махнул рукой.
— В момент острой нужды любой человек может взять на себя обязанности служителя Божия, — сказал он. Его холодные пальцы на мгновение сжали руку Роджера. — Так вы выслушаете мою исповедь?
— Ну, если это… да, если вы того хотите. — Роджер чувствовал себя очень неловко, но в конце концов, это ведь никому не могло причинить вреда, наоборот, это могло помочь… И в хижине, и в деревне, лежавшей за ее стенами, было тихо. Ни звука, кроме свиста ветра в ветвях сосен.
Роджер откашлялся. То ли Александр был готов начать, то ли он ждал, что Роджер сначала что-то скажет?
Негромкий звук его кашля как будто послужил сигналом. Француз повернулся к Роджеру, склонил голову так, что стала видна его светловолосая макушка.
— Прости меня, брат, ибо я грешен, — очень тихо произнес Александр. И, не поднимая головы, сложив руки на коленях, он начал свою исповедь.
Он выехал из Детройта в сопровождении отряда гуронов и с риском для жизни спустился вниз по реке до миссии святой Берты Ронвильской, чтобы сменить служившего там пожилого брата, чье здоровье было окончательно подорвано суровой жизнью.
— Я был счастлив там, — сказал Александр тем легким мечтательным тоном, каким обычно люди говорят о событиях, имевших место многие десятки лет назад. — Это было очень дикое место, но я был молод и ревностен в своей вере. Я лишь радовался трудностям.
Молод? Священник вряд ли был намного старше самого Роджера…
Александр передернул плечами, как бы сбрасывая с них груз прошлого.
— Я провел два года с гуронами и очень многих обратил в истинную веру. Потом я с группой индейцев отправился в форт Стэнвикс, где проходило большое собрание племен тех мест. Так я встретился с Кенньяниси-тхаго, вождем воинственного племени могавков. Он слышал мою проповедь и проникся верой в Святого Духа и пригласил меня отправиться вместе с ним в его деревню.
Могавки до того момента были печально известны среди миссионеров тем, что с большим подозрением относились к христианскому вероучению, так что такое приглашение показалось молодому священнику посланным самим небом шансом. И преподобный Фериго, недолго думая, отправился в каноэ вниз по реке в компании с Кенньяниси-тхаго и его воинами.
— Это и был мой первый грех, — тихо пояснил Александр. — Я впал в гордыню. — Он поднял один палец перед лицом Роджера, как бы предлагая открыть счет. — Но пока еще Господь не оставил меня.
Могавки сражались на стороне англичан во время недавней войны между французами и индейцами, так что к молодому священнику-французу отнеслись более чем настороженно. Но он старался изо всех сил и учил язык могавков, чтобы иметь возможность проповедовать им на их родном языке.
Он преуспел, сумел обратить в христианство некоторое количество жителей деревни, хотя и далеко не всех. Однако среди новообращенных оказался сам вождь, так что Александр оказался под его защитой.
К несчастью, шаман деревни всячески противостоял влиянию священника, так что между христианами и не христианами в деревне усилиями шамана постоянно поддерживались довольно напряженные отношения.
Священник облизнул пересохшие губы, потом взял кувшин с водой и сделал несколько глотков.
— А потом, — продолжил он, глубоко вздохнув, — потом я впал в новый грех…
Он, как оказалось, влюбился в одну из новообращенных женщин.
— А вообще у вас были женщины, до того? — Роджеру было неловко задавать этот вопрос, но Александр ответил очень просто, без малейших колебаний:
— Нет, никогда. — Роджер услышал тихий смешок… совсем тихий, почти как вздох, и полный горькой насмешки над собой. — Я был уверен, что никогда в жизни не поддамся такому искушению. Но человек слаб и жалок перед лицом сатанинской похоти, перед желаниями плоти…
Он несколько месяцев жил в вигваме этой девушки. А потом, однажды утром, он проснулся очень рано и пошел к ручью, чтобы умыться, — и увидел в воде свое отражение…
— И по воде вдруг пробежала рябь, ее поверхность вздрогнула… и из глубины поднялась огромная разверстая пасть, и разбила мое отражение на мелкие части…
Это была всего лишь крупная форель, ловившая стрекоз, однако священник, потрясенный зрелищем, воспринял происшедшее как знак, поданный ему Господом… он решил, что Бог самолично дал ему понять, что его душе грозит быть поглощенной пастью ада Он сразу же вернулся в вигвам, забрал свои вещи и перебрался в маленький шалаш за пределами деревни, чтобы жить там в одиночества. Однако он оставил свою возлюбленную беременной….
— Так они из-за этого не поленились притащить вас сюда? — спросил Роджер.
— Нет, не совсем так. Они ведь совсем не так, как мы, относятся к морали и браку, — пояснил Александр. — Женщины берут тех мужчин, которых хотят, и брак — это просто соглашение, которое длится до тех пор, пока оно устраивает обоих партнеров. Если женщина больше не хочет этого мужчину — она просто изгоняет его из своего дома… или же он уходит сам. А дети, если они имеются, остаются с матерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191