— Что это ты такое делаешь, Сасснек?
— Сочиняю свидетельство о рождении нашего маленького Гизмо… по мере своего разумения, — ответила я.
— Гизмо? — с сомнением в голосе повторил Джейми. — Это что, христианское имя?
— Думаю, да, хотя на этот счет можно лишь гадать, если человека зовут, например, Пантален или Онуфриус. Или Ферролус.
— Ферролус? Хм… Сомневаюсь, чтобы я хоть раз такое слышал. — Джейми откинулся на спинку стула и сложил руки на коленях.
— Один из моих любимчиков, — сообщила я, аккуратно записывая дату рождения и время — хотя бы это было у нашего бедняжки… Это были два неоспоримые пункта свидетельства о рождении: дата появления на свет и имя врача, принимавшего роды.
— Ферролус, — продолжила я, немного развеселившись, — это святой покровитель заболевшей домашней птицы. Великомученик. Он был римским трибуном и тайным христианином. Когда это обнаружилось, его заковали в цепи и бросили в выгребную яму при тюрьме в ожидании суда… ну, я полагаю, камеры были просто переполнены. Однако он, похоже, был отчаянным смельчаком. Он умудрился сбросить с себя цепи и сбежал через сточную трубу. Но его поймали, притащили назад и обезглавили.
Джейми тупо уставился на меня.
— И какое он имеет отношение к курам и цыплятам?
— Понятия не имею. Пошли запрос в Ватикан, — посоветовала я.
— М-мм… А, ладно, я и сам-то всегда был поклонником святого Гуйгнола.
Я видела, как в глазах Джейми блеснуло озорство, но не удержалась и спросила:
— А он чему покровительствует?
— О нем говорят, что он помогает импотентам. — Блеск в глазах Джейми стал ярче. — Я однажды видел его статую, в Бресте; там говорят, что ей уже тысяча лет. И статуя, скажу тебе, чудесная; у святого петушок размером с ружейный ствол, и…
— Что?
— Да дело не в размерах, не в том чудо, — сказал Джейми, жестом требуя молчания. — Ну, не совсем в том. Горожане мне говорили, что всю эту тысячу лет люди постоянно строгают святого, он же деревянный… отпиливают по кусочку его естества, а петушок все равно остается таких же размеров. — Джейми усмехнулся. — И еще там говорят, что если у мужчины лежит в кармане кусочек статуи святого Гуйгнола, то он может резвиться с подругой день и ночь напролет, и ничуть не устанет.
— Ну, полагаю, подруг ему все-таки придется менять, — сухо произнесла я. — Но ты наверняка заинтересовался, за какие именно подвиги этот герой удостоился канонизации, а?
Джейми расхохотался.
— Ну, это тебе расскажет любой, кто хоть раз молился ему, Сасснек.
Он повернулся на табурете и уставился в открытую дверь. Брианна и Лиззи сидели на траве, раскинув пышные юбки и глядя на малыша, который лежал на животике на старой шали, голенький и рыжеволосый, как бабуин.
Брианна Элен, тщательно вывела я — и снова остановилась.
— Брианна Элен Рэндалл, как ты думаешь? — спросила я. — Или Фрезер? Или вписать обе фамилии?
Джейми не обернулся, лишь едва заметно повел плечами.
— А это имеет значение?
— Может иметь. — Я подула на лист, наблюдая, как блестящие черные буквы тускнеют по мере высыхания чернил. — Если Роджер вернется… вне зависимости от того, останется он здесь или нет… и если он пожелает признать маленького анонима, то тогда, полагаю, его фамилией станет Маккензи. Если же Роджер не сможет или не захочет вернуться, тогда, насколько я себе это представляю, ребенок будет носить фамилию матери.
Джейми несколько мгновений молчал, глядя на двух девушек. Они утром вымыли в ручье волосы, и теперь Лиззи расчесывала гриву Брианны, и длинные пряди сверкали на летнем солнце, как красный шелк.
— Она себя называет Фрезер, — сказал он наконец очень мягко. — Или называла.
Я отложила перо и потянулась через стол, чтобы коснуться его руки.
— Она простила тебя, давно простила, — сказала я. — И ты это знаешь.
Плечо Джейми чуть шевельнулось; это была бессознательная попытка слегка ослабить внутреннее напряжение.
— Пока — да, — глухим голосом ответил он. — Но что будет, если ее мужчина не вернется?
Я призадумалась. Джейми, пожалуй, был прав; Брианна простила его, потому что его поступок был вызван простой ошибкой. Но если Роджер не объявится в ближайшее время… да, она может обвинить в этом Джейми… и не без причины, вынуждена была признать я.
— Напиши оба, — резко сказал Джейми. — Пусть сама выбирает.
Но я подумала, что он имеет в виду совсем не фамилию.
— Он придет, — твердо произнесла я. — И все будет прекрасно. — Я взяла перо и пробормотала себе под нос: — Я надеюсь.
Он наклонился, чтобы напиться; вода с плеском стекала с темно-зеленой скалы. День был теплый; ну, весна ведь, не осень, и мягкий изумрудно-зеленый мох под ногами…
Он давно забыл, что такое бритва; его борода стала густой и длинной, волосы свисали ниже плеч. Накануне вечером он искупался в ручье, и постарался, как смог, выстирать одежду, но, конечно, никаких иллюзий относительно своей внешности он не испытывал.
Да и не о чем тут беспокоиться, сказал он себе. Как он выглядит — не имеет значения.
Он, слегка прихрамывая, повернул к дорожке, на которой оставил свою лошадь. Нога у него болела, но это тоже не имело значения.
Он медленно проехал через поляну, где впервые встретился с Джейми Фрезером. Листва на деревьях и кустах была молодой, ярко-зеленой, а откуда-то издали доносилось хриплое воронье карканье. Но никого не было между деревьями… лишь слегка колыхалась под легким ветерком трава. Он глубоко вздохнул, почувствовав укол в сердце при воспоминании об обломках прошлой жизни, твердых и острых, как стекло…
Он повернул лошадь к вершине годы и заставил ее шагать побыстрее, слегка ткнув в бок пяткой здоровой ноги. Теперь уже скоро. Он представления не имел, как его могут принять, но теперь и это было неважно.
Ничто не имело значения, кроме того простого факта, что он был здесь.
Глава 66
Дитя моей крови
Какой-то предприимчивый кролик снова прорыл дыру под кольями ограды моего садика Но всего лишь один прожорливый зверек может сожрать целый кочан капусты, до самого корня, а судя по тому, как выглядели грядки, он еще и приятелей сюда пригласил. Я вздохнула и опустилась на корточки, чтобы ликвидировать прорыв, и начала заваливать дыру под оградой камнями и землей. Потеря Яна причиняла мне постоянную боль, засевшую в сердце, как игла; а в такие моменты, как этот, я еще и ощущала отсутствие его ужасного пса.
Я привезла из Речной Излучины множество семян и саженцев, большая часть которых неплохо перенесла путешествие. Стояла середина июня — и еще можно было посеять морковку. Маленькая грядка вьющихся помидор была в полном порядке, равно как и арахис; кролики их не тронули, да и душистые травы их тоже не заинтересовали, кроме фенхеля, который они обглодали основательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191