— Но сегодня я так уже не скажу, — прошептала Луиза, — потому что сегодня горе мое безмерно… Отец, дорогой отец, неужели никак нельзя спасти вас?
— Актон — сын искусного химика и учился под его руководством, — отвечал Караманико.
Потом он обернулся к Сан Феличе:
— Прости меня, Лучано, но я чувствую приближение смерти и хотел бы остаться на несколько минут наедине с дочерью, не ревнуй — я прошу тебя о нескольких минутах, а тебе я ее оставил на целых четырнадцать лет… Четырнадцать!.. Я мог бы быть так счастлив все эти годы!.. О, как безрассуден человек!
Кавалер, растроганный тем, что князь вспомнил имя, которым называли его в коллеже, пожал руку друга и тихо удалился.
Князь следил за ним взглядом, а когда он скрылся за дверью, сказал:
— Вот мы и одни, моя Луиза. Насчет состояния твоего я спокоен, ибо на этот счет принял необходимые меры, но я беспокоюсь о твоем счастье… Так вот, забудь, что я для тебя почти что чужой человек, забудь, что мы были разлучены целых четырнадцать лет; представь себе, что ты выросла возле меня и привыкла доверять мне все свои помыслы. Если бы так было в действительности, если бы мы дожили так до этого рокового дня — что ты могла бы поведать мне?
— Только одно, отец: когда мы подъезжали ко дворцу, мы видели простолюдина; он опустился на колени на паперти храма, где молились за вас, и присоединился к общей молитве, воскликнув: «Пресвятая Матерь Божья! Скажи своему божественному сыну, пусть возьмет мою душу, если смерть бедного рыбака, вроде меня, может стать выкупом за жизнь нашего возлюбленного вице-короля». Ни вам, ни самому Господу я не могла бы сказать ничего другого, как повторить слова этого человека, обращенные к Мадонне.
— Жертва была бы непомерной, — сказал князь, ласково покачав головой. — Хорошо ли, плохо ли — я прожил свое, а тебе, дитя, еще предстоит жить. Не скрывай же от меня ничего, тогда, быть может, я еще успею что-нибудь сделать для твоего счастья.
— У меня нет тайн, — ответила девушка, обратив на него взгляд, и в ее больших ясных глазах заметно было некоторое удивление.
— Тебе девятнадцать лет, Луиза?
— Да, отец.
— Неужели ты еще никого не любила?
— Я люблю вас, отец; люблю кавалера, заменившего мне вас. Вот и все мои привязанности.
— Ты меня не понимаешь, Луиза, или делаешь вид, что не понимаешь. Я спрашиваю, не отдавала ли ты предпочтение какому-нибудь юноше из числа тех, кого встречала у Сан Феличе или видела где-нибудь еще?
— Отец, мы никогда никуда не выезжали, и я не видела у своего опекуна никаких молодых людей, если не считать моего молочного брата Микеле; он приезжает к нам каждые две недели за небольшой суммой, которую я посылаю его матери.
— Итак, ты ни в кого не влюблена?
— Ни в кого, отец.
— И тебе до сих пор жилось счастливо?
— Очень счастливо.
— И у тебя не бывало никаких желаний?
— Мне хотелось повидаться с вами — вот и все.
— А была бы ты рада, если бы могла пожить еще некоторое время так, как жила до сегодняшнего дня?
— Я молила бы Бога довести меня этой дорогой до небес. Кавалер такой добрый!
— Послушай, Луиза! И все-таки ты никогда не поймешь, чего стоит этот человек.
— Не будь на свете вас, отец, я бы сказала, что не знаю никого лучше, ласковее, преданнее его! Всем известно, какой это прекрасный человек, только сам он себя не ценит, и это еще одно его достоинство.
— Луиза, уже несколько дней, вернее, с тех пор как мне остались только две мысли — о смерти и о тебе, — я думаю, что у тебя есть одна возможность прожить свой век в нашем жестоком и развратном мире, не соприкасаясь с ним. Послушай, у нас нет времени для околичностей, поэтому положа руку на сердце скажи мне: согласилась бы ты стать женою Сан Феличе?
Девушка вздрогнула и посмотрела на князя.
— Ты слышала, что я сказал?
— Слышала, отец. Но ваш вопрос так неожидан…
— Хорошо, Луиза, оставим этот разговор, — сказал князь, приняв ответ девушки за скрытый отказ. — Я старый эгоист и задал этот вопрос скорее в своих, чем в твоих интересах. Когда человек умирает, его охватывает растерянность и смятение, особенно при мысли о тех, кому еще предстоит жить. Я умер бы спокойно и был бы уверен в твоем благополучии, если бы доверил тебя человеку, обладающему таким глубоким умом, таким благородным сердцем. Оставим, однако, эту тему и позовем его… Лучано!
Луиза быстро сжала руку отца, как бы для того, чтобы помешать ему еще раз произнести имя кавалера. Князь взглянул на нее.
— Я вам еще не ответила, отец, — сказала она.
— Так говори же! Времени у нас не много.
— Я никого не люблю, отец, — отвечала Луиза, — но даже если бы я любила кого-нибудь, желание, высказанное вами в такой момент, стало бы для меня приказом.
— Подумай хорошенько, — прошептал князь, и лицо его засветилось радостью.
— Я все сказала, отец! — добавила девушка, твердый ответ которой объяснялся, по-видимому, торжественностью минуты.
— Лучано! — крикнул князь. Сан Феличе вошел в комнату.
— Скорее, скорее, друг мой! Она согласна, согласна! Луиза протянула кавалеру руку.
— С чем ты согласна, Луиза? — спросил кавалер, как всегда, нежным, ласковым голосом.
— Отец говорит, что умрет счастливым, если я, друг мой, пообещаю стать вашей женой, а вы — моим мужем. За себя я дала слово.
Если Луиза не ожидала предложения подобного рода, то кавалер был подготовлен к нему еще меньше; он с изумлением взглянул на князя, потом на Луизу и растерянно воскликнул:
— Но ведь это совершенно невозможно!
Между тем взгляд, обращенный им на Луизу, ясно говорил, что если серьезные препятствия существуют, так, во всяком случае, не с его стороны.
— Невозможно? А почему? — спросил князь.
— Да ты посмотри на нас. Посмотри на нее, она стоит на пороге жизни во всем блеске юности, она не ведает любви, а еще только мечтает познать ее, — и посмотри на меня… На меня, сорокавосьмилетнего, седеющего, с головою, поникшей от научных трудов!.. Сам видишь, это немыслимо, Джузеппе.
— Она сейчас мне сказала, что только нас двоих и любит на всем свете.
— Вот так оно и есть; она любит нас одинаковой любовью. Мы с тобой дополняли друг друга: ты был ей отцом по крови, я — по воспитанию; но недалек день, когда ей станет такой любви мало. Юности нужна весна: почки распускаются в марте, цветы — в апреле, свадьбы в природе совершаются в мае; садовник, который вздумал бы нарушить порядок времен года, оказался бы не только безумцем, но и святотатцем.
— А я так надеялся! — прошептал князь.
— Видите, отец, не я, а он отказывается.
— Да, но это решение мне диктует разум, а не сердце. Разве зима откажется когда-нибудь от солнечного луча? Будь я эгоистом, я сказал бы: «Согласен!» Я унес бы тебя на руках, как в древности боги похищали нимф. Но, как тебе известно, Плутон, женившись на дочери Цереры, хоть и был богом, все же не мог подарить ей ничего другого, кроме вечной ночи, и она умерла бы от тоски и печали, если бы мать не дарила ей шесть светлых месяцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291