Почему бы ему не иметь и совести, как у дона Антонио, чтобы судить: это хорошо, а это плохо?
Самообладание собеседника, неожиданное у столь юного существа, совершенно сбило дона Антонио с толку. Тем не менее, он, уловив намек Микеле, подчеркнул:
— Для успокоения совести? Значит, если я не выдам за тебя дочь, случится какая-то беда?
— Вероятно, — отвечал Микеле Пецца по-спартански кратко.
— И что же произойдет? — спросил каретник.
— Это одному Богу да еще колдунье Нанно известно, — сказал Пецца. — Но беды не миновать, потому что, пока я жив, Франческе не быть женою другого.
— Ну, знаешь, ступай-ка ты вон отсюда! Совсем рехнулся.
— Я не рехнулся, но ухожу.
— Вот и хорошо! — прошептал дон Антонио. Микеле Пецца направился к выходу, но на полпути остановился.
— Вы так спокойны только потому, что воображаете, будто ваш кум Джансимоне выгонит меня из дому так же, как вы гоните меня сейчас.
— Что такое? — удивился дон Антонио.
— Не обольщайтесь! Мы с ним объяснились, и я останусь у него, пока мне не надоест.
— Ах, несчастный! — вскричал дон Антонио. — А ведь он мне обещал…
— Обещать-то обещал, а сдержать слово не может. Вы имеете право выставить меня за дверь, и я на вас за это не обижаюсь, ведь я здесь посторонний, а он не имеет такого права, потому что я его ученик.
— Ну и что же? — вызывающе спросил дон Антонио. — Останешься ты у кума или не останешься — какое мне дело? Каждый из нас у себя хозяин. Однако предупреждаю тебя: после того как ты осмелился грозить мне и сам признался в своих дурных намерениях, если я застану тебя в своем доме или увижу, что днем ли, ночью ли ты шляешься в моих владениях, — я пристрелю тебя как бешеную собаку.
— Это ваше право, но я поостерегусь. А вам бы лучше еще раз подумать.
— Все уже обдумано.
— Отказываетесь выдать за меня Франческу?
— Раз и навсегда.
— Даже если Пеппино от нее отступится?
— Даже если Пеппино от нее отступится.
— Даже если Франческа согласится выйти за меня?
— Даже если Франческа согласится выйти за тебя.
— И вы безжалостно гоните меня, не оставляя мне никакой надежды?
— Гоню тебя, говоря: нет, нет и нет!
— Вспомните, дон Антонио, что Бог карает не отчаявшихся, а тех, кто довел их до отчаяния.
— Так говорят ханжи.
— Так утверждают достойные люди. Прощайте, дон Антонио! Да ниспошлет вам Господь душевный мир.
И Микеле Пецца удалился.
У ворот каретника ему повстречались два-три парня из Итри, и он, как всегда, обменялся с ними улыбками.
Затем он вернулся к Джансимоне.
У него был самый безмятежный вид, и нельзя было подумать или хотя бы предположить, что он один из тех отчаявшихся, о которых только что упомянул.
Он поднялся в свою каморку и заперся на ключ. Но на этот раз он не подошел к окну, а сел на кровать, уперся руками в колени, склонил голову на грудь, и тихие крупные слезы потекли по его щекам.
Уже два часа Микеле неподвижно сидел в этой позе и плакал, как вдруг в дверь постучались.
Он поднял голову, поспешно вытер глаза и прислушался.
Стук повторился.
— Кто там? — спросил он.
— Я, Гаэтано.
Это явился один из его товарищей: друзей у него не было.
Микеле Пецца опять утер слезы и пошел отпереть дверь.
— Что тебе, Гаэтано?
— Я зашел узнать, не хочешь ли поиграть в шары на городской аллее? Знаю, ты никогда не играешь, но может быть, сегодня…
— Если я никогда не играю, так почему бы мне играть сегодня?
— Потому что сегодня у тебя горе и тебе надо развлечься.
— У меня сегодня горе?
— Я так полагаю. Всякий огорчится, если он влюблен и ему отказывают в руке любимой.
— Ты, стало быть, знаешь, что я влюблен?
— Ну, брат, это всему городу известно.
— И тебе известно, что мне отказано?
— Само собой, притом из верного источника. Нам об этом сказал Пеппино.
— И как он вам это сказал?
— Так и сказал: «Фра Микеле пришел к дону Антонио просить руки его дочери и получил от жилетки рукава».
— Больше он ничего не добавил?
— Как же, добавил, что если жилетки мало, так он даст тебе еще кюлоты и ты будешь полностью одет.
— Так и сказал?
— Слово в слово.
— Ты прав, — продолжал Микеле Пецца, подумав минутку и убедившись, что нож у него в кармане, — действительно, мне надо поразвлечься. Идем играть в шары.
И он последовал за Гаэтано.
Быстрым, но мерным шагом, причем темп задавал Гаэтано, приятели вышли на главную дорогу, ведущую к Фонди; потом они свернули влево, то есть в сторону моря, к аллее, обсаженной двумя рядами платанов; аллея служит местом прогулок благонравных жителей Итри, а также спортивной площадкой для детей и молодежи. Здесь групп двадцать играли в различные игры, а преимущественно в ту, где участник должен как можно ближе подогнать свой большой шар к шару маленькому.
Микеле и Гаэтано обошли пять-шесть групп, прежде чем обнаружили ту, где играл Пеппино; наконец они увидели подмастерье каретника в самой отдаленной группе. Микеле направился прямо к нему.
Пеппино стоял, склонившись, и обсуждал чей-то бросок; выпрямившись, он увидел Пецца.
— Вот как, это ты, Микеле! — сказал он, невольно содрогаясь под градом молний, сыпавшихся из глаз соперника.
— Как видишь, Пеппино. Удивлен?
— Я думал, ты не играешь в шары.
— Так оно и есть, не играю.
— Тогда зачем же ты пришел сюда?
— Я пришел получить кюлоты, что ты мне обещал.
Пеппино держал в правой руке маленький шар, на который нацеливаются игроки и который имел размер четырехфунтового ядра. Поняв, с какой целью Микеле явился к нему, он развернулся и изо всех сил метнул в соперника шар.
Микеле, не спускавший с Пеппино глаз, по выражению его лица догадался об его намерении и только опустил голову. Деревянный шар, брошенный словно из катапульты, со свистом пронесся у самого его виска и разбился на мелкие куски об стену.
Пецца подобрал с земли камень.
— Я мог бы, подобно юному Давиду, размозжить этим камнем твою голову, — сказал он, — и нанес бы тебе лишь тот же урон, что ты сам хотел нанести мне. Но, вместо того чтобы запустить его тебе в лоб, как Давид — филистимлянину Голиафу, я удовольствуюсь тем, что сшибу с тебя шляпу.
Камень полетел, свистя, и сорвал с головы Пеппино шляпу, продырявив ее насквозь, словно ружейная пуля.
— А теперь полно шутить, — продолжал Пецца, сдвинув брови и стиснув зубы, — храбрецы не дерутся на расстоянии, да еще деревяшками и камнями.
Он выхватил из кармана нож.
— Они дерутся тело к телу и с ножами в руках. Собравшиеся тут парни с любопытством наблюдали эту сцену: она была вполне в духе местных нравов, притом развертывалась с редкостным ожесточением. Микеле обратился к ним:
— Смотрите же: вы свидетели, что зачинщиком был Пеппино, будьте и судьями того, что сейчас произойдет.
Он направился к сопернику — тот стоял в шагах в двадцати и ждал его с ножом в руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291
Самообладание собеседника, неожиданное у столь юного существа, совершенно сбило дона Антонио с толку. Тем не менее, он, уловив намек Микеле, подчеркнул:
— Для успокоения совести? Значит, если я не выдам за тебя дочь, случится какая-то беда?
— Вероятно, — отвечал Микеле Пецца по-спартански кратко.
— И что же произойдет? — спросил каретник.
— Это одному Богу да еще колдунье Нанно известно, — сказал Пецца. — Но беды не миновать, потому что, пока я жив, Франческе не быть женою другого.
— Ну, знаешь, ступай-ка ты вон отсюда! Совсем рехнулся.
— Я не рехнулся, но ухожу.
— Вот и хорошо! — прошептал дон Антонио. Микеле Пецца направился к выходу, но на полпути остановился.
— Вы так спокойны только потому, что воображаете, будто ваш кум Джансимоне выгонит меня из дому так же, как вы гоните меня сейчас.
— Что такое? — удивился дон Антонио.
— Не обольщайтесь! Мы с ним объяснились, и я останусь у него, пока мне не надоест.
— Ах, несчастный! — вскричал дон Антонио. — А ведь он мне обещал…
— Обещать-то обещал, а сдержать слово не может. Вы имеете право выставить меня за дверь, и я на вас за это не обижаюсь, ведь я здесь посторонний, а он не имеет такого права, потому что я его ученик.
— Ну и что же? — вызывающе спросил дон Антонио. — Останешься ты у кума или не останешься — какое мне дело? Каждый из нас у себя хозяин. Однако предупреждаю тебя: после того как ты осмелился грозить мне и сам признался в своих дурных намерениях, если я застану тебя в своем доме или увижу, что днем ли, ночью ли ты шляешься в моих владениях, — я пристрелю тебя как бешеную собаку.
— Это ваше право, но я поостерегусь. А вам бы лучше еще раз подумать.
— Все уже обдумано.
— Отказываетесь выдать за меня Франческу?
— Раз и навсегда.
— Даже если Пеппино от нее отступится?
— Даже если Пеппино от нее отступится.
— Даже если Франческа согласится выйти за меня?
— Даже если Франческа согласится выйти за тебя.
— И вы безжалостно гоните меня, не оставляя мне никакой надежды?
— Гоню тебя, говоря: нет, нет и нет!
— Вспомните, дон Антонио, что Бог карает не отчаявшихся, а тех, кто довел их до отчаяния.
— Так говорят ханжи.
— Так утверждают достойные люди. Прощайте, дон Антонио! Да ниспошлет вам Господь душевный мир.
И Микеле Пецца удалился.
У ворот каретника ему повстречались два-три парня из Итри, и он, как всегда, обменялся с ними улыбками.
Затем он вернулся к Джансимоне.
У него был самый безмятежный вид, и нельзя было подумать или хотя бы предположить, что он один из тех отчаявшихся, о которых только что упомянул.
Он поднялся в свою каморку и заперся на ключ. Но на этот раз он не подошел к окну, а сел на кровать, уперся руками в колени, склонил голову на грудь, и тихие крупные слезы потекли по его щекам.
Уже два часа Микеле неподвижно сидел в этой позе и плакал, как вдруг в дверь постучались.
Он поднял голову, поспешно вытер глаза и прислушался.
Стук повторился.
— Кто там? — спросил он.
— Я, Гаэтано.
Это явился один из его товарищей: друзей у него не было.
Микеле Пецца опять утер слезы и пошел отпереть дверь.
— Что тебе, Гаэтано?
— Я зашел узнать, не хочешь ли поиграть в шары на городской аллее? Знаю, ты никогда не играешь, но может быть, сегодня…
— Если я никогда не играю, так почему бы мне играть сегодня?
— Потому что сегодня у тебя горе и тебе надо развлечься.
— У меня сегодня горе?
— Я так полагаю. Всякий огорчится, если он влюблен и ему отказывают в руке любимой.
— Ты, стало быть, знаешь, что я влюблен?
— Ну, брат, это всему городу известно.
— И тебе известно, что мне отказано?
— Само собой, притом из верного источника. Нам об этом сказал Пеппино.
— И как он вам это сказал?
— Так и сказал: «Фра Микеле пришел к дону Антонио просить руки его дочери и получил от жилетки рукава».
— Больше он ничего не добавил?
— Как же, добавил, что если жилетки мало, так он даст тебе еще кюлоты и ты будешь полностью одет.
— Так и сказал?
— Слово в слово.
— Ты прав, — продолжал Микеле Пецца, подумав минутку и убедившись, что нож у него в кармане, — действительно, мне надо поразвлечься. Идем играть в шары.
И он последовал за Гаэтано.
Быстрым, но мерным шагом, причем темп задавал Гаэтано, приятели вышли на главную дорогу, ведущую к Фонди; потом они свернули влево, то есть в сторону моря, к аллее, обсаженной двумя рядами платанов; аллея служит местом прогулок благонравных жителей Итри, а также спортивной площадкой для детей и молодежи. Здесь групп двадцать играли в различные игры, а преимущественно в ту, где участник должен как можно ближе подогнать свой большой шар к шару маленькому.
Микеле и Гаэтано обошли пять-шесть групп, прежде чем обнаружили ту, где играл Пеппино; наконец они увидели подмастерье каретника в самой отдаленной группе. Микеле направился прямо к нему.
Пеппино стоял, склонившись, и обсуждал чей-то бросок; выпрямившись, он увидел Пецца.
— Вот как, это ты, Микеле! — сказал он, невольно содрогаясь под градом молний, сыпавшихся из глаз соперника.
— Как видишь, Пеппино. Удивлен?
— Я думал, ты не играешь в шары.
— Так оно и есть, не играю.
— Тогда зачем же ты пришел сюда?
— Я пришел получить кюлоты, что ты мне обещал.
Пеппино держал в правой руке маленький шар, на который нацеливаются игроки и который имел размер четырехфунтового ядра. Поняв, с какой целью Микеле явился к нему, он развернулся и изо всех сил метнул в соперника шар.
Микеле, не спускавший с Пеппино глаз, по выражению его лица догадался об его намерении и только опустил голову. Деревянный шар, брошенный словно из катапульты, со свистом пронесся у самого его виска и разбился на мелкие куски об стену.
Пецца подобрал с земли камень.
— Я мог бы, подобно юному Давиду, размозжить этим камнем твою голову, — сказал он, — и нанес бы тебе лишь тот же урон, что ты сам хотел нанести мне. Но, вместо того чтобы запустить его тебе в лоб, как Давид — филистимлянину Голиафу, я удовольствуюсь тем, что сшибу с тебя шляпу.
Камень полетел, свистя, и сорвал с головы Пеппино шляпу, продырявив ее насквозь, словно ружейная пуля.
— А теперь полно шутить, — продолжал Пецца, сдвинув брови и стиснув зубы, — храбрецы не дерутся на расстоянии, да еще деревяшками и камнями.
Он выхватил из кармана нож.
— Они дерутся тело к телу и с ножами в руках. Собравшиеся тут парни с любопытством наблюдали эту сцену: она была вполне в духе местных нравов, притом развертывалась с редкостным ожесточением. Микеле обратился к ним:
— Смотрите же: вы свидетели, что зачинщиком был Пеппино, будьте и судьями того, что сейчас произойдет.
Он направился к сопернику — тот стоял в шагах в двадцати и ждал его с ножом в руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291