Мартен же по его знаку подошел к окошку кареты и, приложив руку к каске, как учил его Шампионне, передал августейшим путешественницам, что вышестоящим лицом ему было предложено вернуться в Рим.
Как резонно и предполагал капрал Мартен, это уведомление привело бедных старых дев в великое смятение; они посоветовались между собою, посовещались со своим придворным кавалером, и наконец было решено, что тот отправится к неизвестному в синем мундире и с трехцветным султаном на каске, дабы осведомиться о причинах, препятствующих капралу Мартену и его четырем подопечным продолжать путь.
Граф де Шатильон вышел из кареты, направился по дорожке, по которой, как он видел, удалился республиканский чиновник, и застал его на террасе дона Антонио. Рассеянный взор республиканца следил за каким-то юношей, который в момент его появления спрыгнул со стены, разделяющей владения каретника и шорника, и теперь с ружьем на плече шел по саду.
В этой стране люди чувствуют себя независимо, все ходят с оружием, а заборы, кажется, поставлены лишь для того, чтобы прохожие упражнялись в ловкости. Поэтому в юноше с ружьем не было ничего необычного и посол не обратил на него особого внимания, к тому же он отвлекся от своих наблюдений, увидев графа де Шатильона.
Поняв, что граф направляется к нему, посол поднялся с места.
Гара, сын врача из Юстариса, получил прекрасное воспитание, был образован, ибо дружил с философами и энциклопедистами, а за сочиненные им похвальные слова о Сугерии, г-не де Монтозье и Фонтенеле удостоился академических премий.
Он был человек светский, прекрасный оратор, причем якобинским лексиконом пользовался только в официальных собраниях, когда говорить иначе было невозможно.
Увидев приближающегося графа, посол двинулся ему навстречу.
Они приветствовали друг друга с изысканной вежливостью, отдававшей куда больше двором Людовика XV, чем Директорией.
— Называть ли вас господином или гражданином? — с улыбкой спросил граф де Шатильон.
— Как вам будет угодно, граф. Я почту за честь ответить на вопросы, которые вы, по-видимому, желаете задать мне по поручению их королевских высочеств.
— Прекрасно! — промолвил граф. — Я рад встретить в этой дикой стране благовоспитанного человека. Так вот, я пришел сюда от имени их королевских высочеств — раз вы позволяете мне сохранить этот титул за дочерьми короля Людовика Пятнадцатого, — чтобы спросить у вас, не в смысле упрека, а только ради объяснения, необходимого для их спокойствия, по чьей воле и в силу каких препятствий им нельзя оставить при себе до Неаполя ту охрану, которую любезно предоставил генерал Шампионне.
Гара улыбнулся.
— Я отлично понимаю разницу между словами «препятствие» и «воля» и докажу вам, граф, что препятствие действительно имеется, а если здесь сказывается и чья-то воля, то она скорее благожелательная, чем враждебная.
— В таком случае начнем с препятствия, — сказал, поклонившись, граф.
— Препятствие, сударь, заключается в том, что вчера ночью объявлена война между Королевством обеих Сицилии и Французской республикой; из этого следует, что охрана, состоящая из пяти вражеских военных, как вы сами понимаете, скорее повредит их королевским высочествам, чем защитит их. Что же касается воли — в данном случае моей, — она, как видите, обусловлена этим препятствием и направлена на то, чтобы не подвергать августейших путешественниц оскорблениям, а ее стражей — опасности быть убитыми. Вы задали мне прямой вопрос, и я так же откровенно ответил вам, не правда ли, граф?
— Так откровенно, сударь, что я был бы счастлив, если бы вы согласились повторить их высочествам то, что изволили сейчас сказать мне.
— Я сделал бы это с большим удовольствием, граф, но чувство деликатности, которое вы, несомненно, одобрили бы, если бы знали его причину, лишает меня, к великому моему сожалению, чести лично засвидетельствовать им свое почтение.
— И по какой-то причине вы желаете хранить это чувство в тайне?
— Вовсе нет, сударь. Я только опасаюсь, что присутствие мое будет им неприятно.
— Этого не может быть.
— Я знаю, с кем имею честь говорить, сударь. Вы граф де Шатильон, придворный кавалер их королевских высочеств. Я об этом осведомлен; тут мое преимущество перед вами, ибо вам неизвестно, кто я такой.
— Могу засвидетельствовать, сударь, что вы светский человек, и притом исключительно любезный.
— Вот поэтому, сударь, Конвент и оказал мне роковую честь, поручив именно мне прочитать королю Людовику Шестнадцатому смертный приговор.
Граф де Шатильон отступил на шаг, словно вдруг увидел перед собой ядовитую змею.
— Значит, вы Гара, член Конвента? — воскликнул он.
— Я самый, граф. Если мое имя так поразило вас, хотя вы, насколько мне известно, не родственник королю Людовику Шестнадцатому, — посудите сами, какое впечатление оно произвело бы на бедных принцесс, которые доводятся ему тетками. Правда, — добавил посол, тонко улыбнувшись, — при жизни племянника они не особенно любили его. Но теперь, я уверен, они его боготворят. Смерть подобна ночи — она примиряет.
Граф поспешил откланяться и пошел доложить об итоге этой беседы мадам Виктории и мадам Аделаиде.
XXXV. ФРА ДЬЯВОЛО
Граф де Шатильон возвращался к двум престарелым принцессам в чрезвычайном волнении, ведь только что ему пришлось говорить не только с одним из убийц короля, но вдобавок с тем из них, кто прочел Людовику XVI смертный приговор. Принцессы, порученные заботам капрала Мартена, уже немного известны тем читателям, кто знаком с нашими произведениями: эти дамы уже появлялись, будучи лет на тридцать моложе, в нашей книге «Джузеппе Бальзамо», и не только под теми именами, что были названы здесь, но и под менее поэтичными прозвищами Тряпка и Пустомеля, которые с отеческой непринужденностью дал им Людовик XV.
Мы знаем, что третья его дочь принцесса Софи, которой царственный родитель, под стать первым двум, дал благозвучное прозвище Ворона, скончалась в Риме, причем из-за ее болезни задержался отъезд двух сестер. По воле случая их появление в Итри совпало с приездом в этот город французского посла.
Скандальная летопись придворных нравов всегда с уважением относилась к мадам Виктории, чей образ жизни был неизменно безупречен. Но, так как злоязычникам всегда требуется какая-нибудь жертва, они напали на мадам Аделаиду. Она действительно слыла героиней довольно постыдного приключения, героем которого был ее собственный отец. Людовик XV не был патриархом, и сомневаюсь, что Бог, если бы ему вздумалось сжечь современный Содом, стал бы посылать своего ангела к королю, как некогда к Лоту, с повелением покинуть проклятый город; но все же приключение это если не в подробностях, то в основе своей считалось повторением истории ханаанеянина Лота, как известно, прискорбно позабывшего о семейных узах и ставшего отцом Моава и Бен-Амми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291
Как резонно и предполагал капрал Мартен, это уведомление привело бедных старых дев в великое смятение; они посоветовались между собою, посовещались со своим придворным кавалером, и наконец было решено, что тот отправится к неизвестному в синем мундире и с трехцветным султаном на каске, дабы осведомиться о причинах, препятствующих капралу Мартену и его четырем подопечным продолжать путь.
Граф де Шатильон вышел из кареты, направился по дорожке, по которой, как он видел, удалился республиканский чиновник, и застал его на террасе дона Антонио. Рассеянный взор республиканца следил за каким-то юношей, который в момент его появления спрыгнул со стены, разделяющей владения каретника и шорника, и теперь с ружьем на плече шел по саду.
В этой стране люди чувствуют себя независимо, все ходят с оружием, а заборы, кажется, поставлены лишь для того, чтобы прохожие упражнялись в ловкости. Поэтому в юноше с ружьем не было ничего необычного и посол не обратил на него особого внимания, к тому же он отвлекся от своих наблюдений, увидев графа де Шатильона.
Поняв, что граф направляется к нему, посол поднялся с места.
Гара, сын врача из Юстариса, получил прекрасное воспитание, был образован, ибо дружил с философами и энциклопедистами, а за сочиненные им похвальные слова о Сугерии, г-не де Монтозье и Фонтенеле удостоился академических премий.
Он был человек светский, прекрасный оратор, причем якобинским лексиконом пользовался только в официальных собраниях, когда говорить иначе было невозможно.
Увидев приближающегося графа, посол двинулся ему навстречу.
Они приветствовали друг друга с изысканной вежливостью, отдававшей куда больше двором Людовика XV, чем Директорией.
— Называть ли вас господином или гражданином? — с улыбкой спросил граф де Шатильон.
— Как вам будет угодно, граф. Я почту за честь ответить на вопросы, которые вы, по-видимому, желаете задать мне по поручению их королевских высочеств.
— Прекрасно! — промолвил граф. — Я рад встретить в этой дикой стране благовоспитанного человека. Так вот, я пришел сюда от имени их королевских высочеств — раз вы позволяете мне сохранить этот титул за дочерьми короля Людовика Пятнадцатого, — чтобы спросить у вас, не в смысле упрека, а только ради объяснения, необходимого для их спокойствия, по чьей воле и в силу каких препятствий им нельзя оставить при себе до Неаполя ту охрану, которую любезно предоставил генерал Шампионне.
Гара улыбнулся.
— Я отлично понимаю разницу между словами «препятствие» и «воля» и докажу вам, граф, что препятствие действительно имеется, а если здесь сказывается и чья-то воля, то она скорее благожелательная, чем враждебная.
— В таком случае начнем с препятствия, — сказал, поклонившись, граф.
— Препятствие, сударь, заключается в том, что вчера ночью объявлена война между Королевством обеих Сицилии и Французской республикой; из этого следует, что охрана, состоящая из пяти вражеских военных, как вы сами понимаете, скорее повредит их королевским высочествам, чем защитит их. Что же касается воли — в данном случае моей, — она, как видите, обусловлена этим препятствием и направлена на то, чтобы не подвергать августейших путешественниц оскорблениям, а ее стражей — опасности быть убитыми. Вы задали мне прямой вопрос, и я так же откровенно ответил вам, не правда ли, граф?
— Так откровенно, сударь, что я был бы счастлив, если бы вы согласились повторить их высочествам то, что изволили сейчас сказать мне.
— Я сделал бы это с большим удовольствием, граф, но чувство деликатности, которое вы, несомненно, одобрили бы, если бы знали его причину, лишает меня, к великому моему сожалению, чести лично засвидетельствовать им свое почтение.
— И по какой-то причине вы желаете хранить это чувство в тайне?
— Вовсе нет, сударь. Я только опасаюсь, что присутствие мое будет им неприятно.
— Этого не может быть.
— Я знаю, с кем имею честь говорить, сударь. Вы граф де Шатильон, придворный кавалер их королевских высочеств. Я об этом осведомлен; тут мое преимущество перед вами, ибо вам неизвестно, кто я такой.
— Могу засвидетельствовать, сударь, что вы светский человек, и притом исключительно любезный.
— Вот поэтому, сударь, Конвент и оказал мне роковую честь, поручив именно мне прочитать королю Людовику Шестнадцатому смертный приговор.
Граф де Шатильон отступил на шаг, словно вдруг увидел перед собой ядовитую змею.
— Значит, вы Гара, член Конвента? — воскликнул он.
— Я самый, граф. Если мое имя так поразило вас, хотя вы, насколько мне известно, не родственник королю Людовику Шестнадцатому, — посудите сами, какое впечатление оно произвело бы на бедных принцесс, которые доводятся ему тетками. Правда, — добавил посол, тонко улыбнувшись, — при жизни племянника они не особенно любили его. Но теперь, я уверен, они его боготворят. Смерть подобна ночи — она примиряет.
Граф поспешил откланяться и пошел доложить об итоге этой беседы мадам Виктории и мадам Аделаиде.
XXXV. ФРА ДЬЯВОЛО
Граф де Шатильон возвращался к двум престарелым принцессам в чрезвычайном волнении, ведь только что ему пришлось говорить не только с одним из убийц короля, но вдобавок с тем из них, кто прочел Людовику XVI смертный приговор. Принцессы, порученные заботам капрала Мартена, уже немного известны тем читателям, кто знаком с нашими произведениями: эти дамы уже появлялись, будучи лет на тридцать моложе, в нашей книге «Джузеппе Бальзамо», и не только под теми именами, что были названы здесь, но и под менее поэтичными прозвищами Тряпка и Пустомеля, которые с отеческой непринужденностью дал им Людовик XV.
Мы знаем, что третья его дочь принцесса Софи, которой царственный родитель, под стать первым двум, дал благозвучное прозвище Ворона, скончалась в Риме, причем из-за ее болезни задержался отъезд двух сестер. По воле случая их появление в Итри совпало с приездом в этот город французского посла.
Скандальная летопись придворных нравов всегда с уважением относилась к мадам Виктории, чей образ жизни был неизменно безупречен. Но, так как злоязычникам всегда требуется какая-нибудь жертва, они напали на мадам Аделаиду. Она действительно слыла героиней довольно постыдного приключения, героем которого был ее собственный отец. Людовик XV не был патриархом, и сомневаюсь, что Бог, если бы ему вздумалось сжечь современный Содом, стал бы посылать своего ангела к королю, как некогда к Лоту, с повелением покинуть проклятый город; но все же приключение это если не в подробностях, то в основе своей считалось повторением истории ханаанеянина Лота, как известно, прискорбно позабывшего о семейных узах и ставшего отцом Моава и Бен-Амми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291