Командир бригады выглянул из оконца и подал знак старшему сержанту, командовавшему маленьким отрядом.
Монбар, казалось, ничего не заметил, но, проехав шагов пятьсот под аккомпанемент свиста кнута, обернулся и увидел, что эскорт пустился вскачь.
— Погодите, голубчики, — пробормотал он, — уж я вам покажу!
И он стал еще яростней пришпоривать своего коня и Нахлестывать остальных.
Казалось, у лошадей выросли крылья и карета неслась подобно колеснице самого грома.
Кондуктор забеспокоился.
— Эй, друг Антуан, — крикнул он, — уж не выпил ли ты лишнего на дорогу, а?
— Выпил лишнего? Признаться, да! — отозвался Монбар. — Я закусил свекольным салатом.
— Черт подери! — в свою очередь вскричал Ролан, выглядывая из оконца. — Если он не убавит хода, эскорт отстанет от нас!
— Слышишь, что тебе говорят? — заорал кондуктор.
— Нет, — отвечал Монбар, — ни черта не слышу.
— Тебе говорят, что, если ты не убавишь ходу, от нас отстанет эскорт!
— Так мы едем с эскортом?
— Ну да, ведь мы везем с собой казенные деньги.
— Ну, это другое дело. Что же мне сразу-то не сказали? Но Монбар и не подумал замедлять ход, напротив, он еще сильнее погнал коней.
— Вот посмотришь, — пригрозил ему кондуктор, — если мы опрокинемся, я тебе размозжу голову из пистолета!
— Знаем мы ваши пистолеты, — усмехнулся Монбар, — там холостые заряды!
— Может быть, и так, — рявкнул полицейский, — но мои-то заряжены всерьез!
— Ну, мы это еще увидим! — бросил Монбар.
И он погнал лошадей в карьер, не обращая внимания на окрики.
Карета промчалась с быстротой молнии мимо селений Варенн, Креш и городка Ла-Шапель-де-Генше.
До Белого Дома оставалось примерно четверть льё.
Лошади взмокли от пота и неистово ржали, с удил срывались клочья пены. Монбар оглянулся: эскорт отстал от мальпоста больше чем на тысячу шагов; кони егерей мчались, выбивая копытами искры из камней мостовой. Впереди начинался крутой спуск.
Карета понеслась под гору. Монбар натягивал вожжи, собираясь в нужный момент остановить лошадей. Кондуктор перестал кричать, видя, что кучер правит умелой и крепкой рукой.
Время от времени командир бригады выглядывал из окошка, пытаясь определить, насколько отстали его егеря.
На половине спуска Монбар уже готов был остановить лошадей; они его слушались. За все это время он ни на миг не замедлил их бег.
Внезапно он запел во весь голос: «Народ, пробуждайся!» Это была боевая песня роялистов, подобно тому как боевой песнью якобинцев была «Марсельеза».
— Что вытворяет этот мерзавец?! — крикнул Ролан, высовываясь из окошка. — Скажите, чтобы он замолчал, а не то я всажу ему пулю в спину!
Кондуктор, быть может, и повторил бы кучеру грозные слова Ролана, но вдруг он увидел, что какие-то черные тени пересекли дорогу.
В тот же миг раздался громовой голос:
— Стой, кондуктор!
— Кучер, дави бандитов! Топчи их копытами! — закричал полицейский.
— Ишь, чего выдумали! — возразил Монбар. — Разве друзей давят? Тпру! Мальпост остановился как по волшебству.
— Вперед, вперед! — в один голос крикнули Ролан и командир бригады, видя, что эскорт так отстал, что не сможет вовремя их поддержать.
— А! Да ты не кучер, а бандит! — закричал полицейский, выпрыгнув из купе, и навел пистолет на Монбара. — Ты ответишь за все!
Но не успел он прицелиться, как Монбар выстрелил в него, и полицейский, смертельно раненный, рухнул под колеса кареты.
Его палец, сведенный судорогой, непроизвольно нажал на курок. Раздался выстрел, но пуля никому не причинила вреда.
— Кондуктор! Кондуктор! — в бешенстве кричали офицеры. — Разрази вас гром!.. Откройте же дверцу!
— Господа! — заявил Морган, приближаясь к карете. — Мы ничего не имеем против вас, нам нужны только казенные деньги! Эй, кондуктор, живо — пятьдесят тысяч франков!
Два выстрела грянули из кареты в ответ на его слова. Стреляли офицеры; им так и не удалось выломать дверцу, не смогли они и протиснуться в оконце.
Один из этих выстрелов в кого-то попал, ибо раздался яростный крик и одновременно блеснула молния, осветив дорогу.
Командир бригады охнул и, сраженный наповал, упал на Ролана.
Ролан выстрелил из второго пистолета, но ответного выстрела не последовало. Оба его пистолета были разряжены: запертый в карете, он не мог пустить в ход саблю и в бешенстве что-то хрипло кричал.
Тем временем кондуктора принудили отдать деньги, приставив ему к горлу пистолет. Двое мужчин завладели Мешками, содержавшими пятьдесят тысяч франков, и навьючили их на коня Монбара, которого привел сюда его конюх; он был образцово оседлан и взнуздан и имел такой праздничный вид, как будто его хозяин отправлялся на свидание.
Монбар сбросил тяжелые сапоги и, оказавшись в изящных туфлях, вскочил в седло.
— Наилучшие пожелания первому консулу, господин де Монтревель! — крикнул Морган.
И, повернувшись к своим товарищам, он скомандовал:
— Скорей отсюда, ребята! Какой угодно дорогою! Место встречи известно. До свидания завтра вечером!
— Да! Да! — откликнулось десять или двенадцать голосов.
И отряд мигом рассыпался, как разлетается стая вспугнутых птиц. Всадники скрылись в глубине долины, в тени деревьев, окаймляющих речку и обступивших Белый Дом.
В эту минуту послышался топот мчавшихся карьером лошадей, и на холме, с которого сбегала дорога, появились всадники эскорта; они слышали выстрелы и устремились вниз с быстротой горного обвала.
Но было уже поздно. Они застали лишь кондуктора, сидящего на краю придорожной канавы, трупы полицейского агента и командира бригады и увидели Ролана, беснующегося взаперти, словно пойманный лев, грызущий прутья своей клетки.
XLIII. ОТВЕТ ЛОРДА ГРАНВИЛЛА
Пока в местных кругах и в провинциальной печати обсуждали на все лады описанные нами происшествия, в Париже назревали другие события, гораздо более важные, о которых вскоре должны были заговорить во всех странах и в газетах всего мира.
Лорд Тенли возвратился из Англии и привез ответ своего дяди, лорда Гранвилла.
Ответ состоял из письма, обращенного к г-ну де Талейрану, и официальной ноты, адресованной первому консулу.
Письмо гласило следующее:
«Даунинг-стрит, 14 февраля 1800 года.
Милостивый государь!
Я получил и имел честь вручить королю послание, которое Вы мне препроводили через посредство моего племянника лорда Тенли. Его Величество, не видя причин нарушать издавна установленный в Европе порядок ведения переговоров с иностранными державами, поручил мне передать Вам от его имени официальный ответ, при сем прилагаемый.
С глубочайшим почтением честь имею быть, милостивый государь, Вашим нижайшим и покорнейшим слугою.
Гранвилл».
Письмо было сухим, официальная нота — ясной.
Мало того: послание королю Георгу было написано первым консулом собственноручно, тогда как король Георг, «не нарушая установленный в Европе порядок ведения переговоров с иностранными державами», прислал ответ, продиктованный им какому-то секретарю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196