ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И вот однажды утром Людовик VIII, — который, подобно Симону де Монфору, решил, что проще предпринять крестовый поход против Авиньона, чем освобождать Иерусалим, как это сделал Филипп Август, — повторяем, однажды утром Людовик VIII, в стальном шлеме, с копьем наперевес, с развернутыми знаменами, под звуки боевых труб появился у стен Авиньона и потребовал, чтобы его впустили в город.
Чтобы не ссориться с королем Франции, горожане предложили ему мирно вступить в город: с обнаженной головой, с поднятым копьем и лишь с одним развернутым знаменем. Король осадил город; это длилось три месяца, в течение которых, как сообщает хроникер, граждане Авиньона отплачивали королевским солдатам стрелой за стрелу, раной за рану, смертью за смерть.
Наконец город капитулировал. При армии Людовика VIII находился кардинал-легат замка святого Ангела; им-то и были продиктованы условия, вполне достойные священника, жестокие и безоговорочные.
Авиньонцев принудили разрушить укрепления, засыпать рвы, снести триста башен, отдать свои корабли, уничтожить орудия и военные машины. Сверх того они должны были выплатить огромную контрибуцию, отречься от ереси вальденсов, содержать в Палестине тридцать воинов, превосходно вооруженных и снаряженных для участия в освобождении Гроба Господня. Наконец, для надзора над выполнением этих условий, запечатленных в булле, поныне хранящейся в городском архиве, было основано братство кающихся, которое, просуществовав более шести столетий, имеет своих представителей и в наши дни.
В противовес этому братству, которое называли Белыми кающимися, был основан орден Черных кающихся, проникнутый духом оппозиции, присущим Раймунду Тулузскому.
С этого времени религиозная рознь принимает политический характер.
Но в Авиньоне не только процветала ересь, ему пришлось стать ареной церковного раскола.
Да будет нам дозволено, в связи с темой французского Рима, краткое историческое отступление. Строго говоря, оно не является необходимым для развития нашего сюжета и, быть может, лучше было бы сразу дать завязку романа, но мы надеемся, что нам извинят эту вольность. Мы пишем преимущественно для тех, кому по душе, когда они встречают в романе нечто выходящее за его рамки.
В 1285 году Филипп Красивый вступил на трон.
1285 год — знаменитая историческая дата! В свое время папство, в лице Григория VII, дало отпор германскому императору и, будучи физически побеждено Генрихом IV, победило его морально. Но при Филиппе Красивом папство получило пощечину от сабинского дворянина: железная перчатка Колонны оставила багровый след на лице Бонифация VIII.
Эту пощечину, по существу говоря, нанес король Франции. Так мог ли ожидать Филипп Красивый чего-либо хорошего от преемника Бонифация VIII?
Этим преемником был Бенедикт XI, человек из простонародья, который, возможно, обнаружил бы гениальность, если бы ему дали на это время.
Будучи не в силах бросить вызов Филиппу Красивому, он изобрел средство, которому двести лет спустя позавидовал бы основатель знаменитого ордена: он торжественно, во всеуслышание даровал прощение Колонне.
Простить Колонну значило объявить его виновным: только виновные нуждаются в прощении.
Если Колонна был виновен, то ведь и король Франции был как-никак его сообщником. Поддерживать подобное утверждение было довольно опасно, вот почему Бенедикт XI пробыл папой всего восемь месяцев.
Однажды, когда он сидел за столом, к нему явилась женщина под вуалью, назвавшаяся послушницей монастыря святой Петрониллы в Перудже, и предложила ему корзину, полную смокв. Неизвестно, был ли там спрятан аспид, как в смоквах Клеопатры, но факт тот, что на следующий день папский престол опустел.
Тут Филиппу Красивому пришла в голову мысль, до того странная, что сначала могла показаться бредовой даже ему самому.
Он задумал похитить папу из Рима, привезти его во Францию, держать под стражей и заставить его выколачивать из народа деньги в пользу короля.
Царствование Филиппа Красивого — это нашествие золота. Золото было одним-единственным божеством этого короля, давшего пощечину папе. У Людовика Святого министром был священник, достойный аббат Сугерий; у Филиппа Красивого министрами были два банкира, флорентийцы Бишо и Музиато.
Быть может, вы ожидаете, любезный читатель, что мы пойдем избитой дорожкой любителей поучать и станем проклинать золото? Если так, то вы ошибаетесь.
В XIII веке золото было прогрессивной силой.
До тех пор единственной ценностью была земля.
Золото — это была земля, превращенная в монеты, движимая (ее легко можно было обменять, перемещать, делить), земля утонченная, так сказать, одухотворенная.
Пока земля не имела своего эквивалента в золоте, человек, подобно богу Термину, этому межевому столбу на границе полей, стоял чуть не по колено в земле. В прежние времена земля брала верх над человеком, в наши дни человек главенствует над землей.
Но золото надлежало откуда-то добывать, а между тем оно было так глубоко запрятано, что извлекать его было трудней, чем из чилийских или мексиканских рудников.
Золото находилось в руках евреев и в церквах.
Чтобы извлечь его из этих рудников, мало было одного короля: требовался папа.
Вот почему Филипп Красивый, великий мастер добывать золото, решил обзавестись собственным папой.
После кончины Бенедикта XI состоялся конклав в Перудже; французские кардиналы были там в большинстве.
Филипп Красивый устремил свой взор на архиепископа Бордоского Бертрана де Го. Он назначил ему место встречи в лесу, в окрестности Сен-Жан-д'Анжели.
Бертран де Го не преминул явиться в указанный час.
Король и архиепископ присутствовали на мессе и в момент возношения святых даров торжественно поклялись соблюдать нерушимую тайну.
Бертран де Го еще не знал, в чем дело.
По окончании мессы король сказал:
— Архиепископ, я властен сделать тебя папой!
При этих словах Бертран де Го бросился к ногам короля.
— Что я должен для этого сделать? — спросил он.
— Оказать мне шесть услуг, которые я у тебя попрошу, — ответил Филипп Красивый.
— Тебе повелевать, а мне повиноваться! — проговорил будущий папа.
Это уже было началом пленения пап.
Король поднял Бертрана де Го и поцеловал его в губы.
— Вот какие обещания ты должен мне дать, — начал он. — Во-первых, ты примиришь меня с Церковью и добьешься, чтобы мне простили мой проступок в отношении Бонифация Восьмого.
Во-вторых, ты вновь допустишь меня и мою семью к причастию, от которого меня отлучил римский двор.
В-третьих, ты предоставишь мне в моем королевстве на пять лет десятину, взимаемую в пользу духовенства, чтобы я мог возместить издержки, связанные с войной во Фландрии.
В-четвертых, ты изгладишь память о папе Бонифации Восьмом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196