Небо потемнело, и сейчас же оконце на крыше кареты засветилось ярко-красным огнем; было очевидно, что обитатель этой коробки на колесах, не привыкший к дорожным случайностям, принимал возможные меры, чтобы не прерывать дело, которым он был занят.
Карета все еще находилась на плоскогорье. Путешественники не начали еще спускаться, как раздался другой, более мощный, зазвеневший металлом удар грома, а затем пошел дождь, вначале падавший редкими каплями, потом хлынул частый и сильный, – можно было подумать, что небо пускает множество стрел.
Форейторы совещались; карета остановилась.
Тот же голос, только на сей раз на чистейшем французском языке спросил:
– Какого черта мы здесь торчим?
– Мы спрашивали друг друга, стоит ли ехать дальше.
– Сначала у меня надо было спросить. Вперед! Голос был такой властный и мощный, что форейторы повиновались, и карета покатилась вниз по горе.
– В добрый путь! – добавил голос.
На минуту приподнявшись, кожаные занавеси вновь упали, скрыв говорившего от форейторов.
Глинистая дорога, залитая потоками дождя, стала такой скользкой, что лошади не могли идти.
– Сударь! – сказал кучер, придерживая коренную. – Дальше ехать нельзя.
– Это почему же? – переспросил уже знакомый нам голос.
– Лошади скользят.
– Сколько нам осталось до постоялого двора?
– Далеко, сударь, мы от него в четырех милях.
– Вот что, любезный, подкуй своих лошадей серебром и поезжай, – произнес незнакомец, отодвинув занавеску и протянув четыре экю по шесть ливров.
– Вы очень добры, – сказал кучер, зажав монеты в огромном кулаке, потом засунул их в широченный сапог.
– Мне показалось, господин что-то тебе сказал? – спросил второй кучер, услыхав, как звякнули упавшие в сапог монеты. Ему тоже хотелось принять участие в интересном разговоре, принимавшем столь любопытный оборот.
– Да он говорит: надо ехать!
– Вы что-нибудь имеете против, друг мой? – спросил путешественник ласково, но твердо, давая понять, что не потерпит возражений.
– Да не я, сударь, – лошади не идут! Видите, не слушаются…
– А для чего же существуют шпоры? – спросил путешественник.
– Да хоть проткни я им живот, они ни шага больше не сделают. Пусть меня Бог накажет, если…
Не успел кучер договорить, как вспыхнула молния и раздался оглушительный грохот, в котором потонули последние слова кучера.
– Не вовремя я Бога помянул! – проговорил кучер. – Ох, сударь, глядите: карета сама пошла, ох, сейчас она и понесется! Господи Боже, сами едем!
В самом деле, лошади не могли сдержать тяжелую повозку, давившую им на круп, ноги их оступались, скользили, карета катилась все стремительнее.
Лошади обезумели от боли и понесли, экипаж стрелой полетел вниз по темному склону навстречу неизбежной гибели.
Путешественник высунулся из кареты.
– Бездельник! – закричал он. – Мы все из-за тебя погибнем! Держи левее, да левее же!
– Вас бы на мое место, сударь! – прокричал в ответ перепуганный насмерть кучер, безуспешно пытаясь поймать вожжи и обуздать непослушных лошадей.
– Джузеппе! – вскричала женщина, которую до тех пор не было слышно. – Джузеппе, на помощь! На помощь! Царица небесная!
Этот призыв к Божьей матери вполне был уместен, так как катастрофа казалась неизбежной, ужасной, невообразимой. Тяжелая карета, потеряв управление, неслась к пропасти, над которой уже, казалось, занесла копыта передняя лошадь. Еще три оборота колес, и лошади, экипаж, форейторы – все было бы смято, погибло бы в бездне. В тот самый миг путешественник прыгнул из кабриолета прямо на дышло, схватил кучера одной рукой за шиворот, другой – за ремень, приподнял, словно младенца, отшвырнул шагов на десять, вскочил вместо него в седло и схватил вожжи.
– Левее! Левее, дурак! – диким голосом крикнул он другому кучеру. – Не то башку сверну!
Окрик возымел магическое действие: кучер, управлявший двумя передними лошадьми, подхлестнутый криками своего товарища, сделал нечеловеческое усилие и, вывернув карету, вывел ее с помощью незнакомца на мощеную дорогу, по которой карета помчалась со страшной скоростью, подгоняемая громовыми раскатами.
– В галоп! – прокричал путешественник. – В галоп! Если посмеешь ослушаться, я сверну шею тебе и твоим лошадям!
Кучер понимал, что это не пустая угроза; он принялся нахлестывать лошадей с удвоенной энергией, и бешеная скачка продолжалась.
Можно было подумать, глядя со стороны на грохочущий экипаж с дымившей трубой, слыша приглушенные крики, доносившиеся из кареты, что это мчится дьявольская колесница, запряженная сказочными лошадьми, подгоняемыми ураганом.
Не успели путешественники прийти в себя после пережитого волнения, как столкнулись с другой опасностью. Туча летевшая, будто на крыльях, над равниной, неслась столь ее стремительно, что и лошади. Время от времени незнакомец задирал голову, и когда молния вспарывала тучу, на его лице при свете вспышек можно было прочитать беспокойство, которое он не пытался скрыть, так как был уверен, что никто, кроме Всевышнего, его не видит. Едва карета достигла подножия горы, из-за внезапного перемещения воздушных масс возникло два электрических разряда, которые разодрали тучу с ужасным треском, сопровождавшимся громом и молнией. Лошадей словно охватил огонь, сначала фиолетовый, затем зеленоватый, перешедший потом в белый. Лошади, мчавшиеся сзади, взметнулись на дыбы, в воздухе запахло серой, впереди лошади рухнули, будто под их копытами разверзлась земля. В тот же миг одна из них, подхлестываемая форейтором, поднялась и, почувствовав, что ее больше не сдерживают постромки, лопнувшие от сильного толчка, умчалась в темноту, унося седока. Карета, проехав еще немного, остановилась, натолкнувшись на труп убитой лошади.
Вся эта сцена сопровождалась душераздирающими воплями женщины, сидевшей в карете.
Наступила минута крайнего замешательства, когда никто не мог бы сказать, жив он еще или уже мертв. Путешественник поспешил ощупать себя.
Он был жив и здоров, дама лежала без сознания.
Путешественник догадывался, что с ней произошло, судя по глубокой тишине, последовавшей за криками, только что доносившимися из кабриолета. Однако он не бросился к ней немедленно на помощь, как того следовало ожидать.
Спрыгнув на землю, он подбежал к арабскому красавцу скакуну, о котором мы уже рассказывали. Конь был сильно напуган, напряжен, грива у него ходила ходуном. Он дергал дверцу кареты, натягивая корду, которой был привязан к ручке. После тщетных усилий освободиться, гордое животное застыло, словно зачарованное бурей. Хозяин коня свистнул и ласково погладил его, конь отпрянул и тревожно заржал, будто не узнавая его.
– А-а, опять эта проклятая лошадь, – проворчал надтреснутый голос из глубины фургона, – будь она проклята, опять раскачивает карету!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181